Страница 341 из 365
— Вот видишь, — Питер оглянулся. Человек в потрепанной шинели без петлиц подышал на руки и прислонился к дереву. «Все будет в порядке, — уверенно сказал ей муж, — почему ты себе вбила в голову, что наш зять связан с заговорщиками?»
— Потому что видела его фамилию в списках Северного тайного общества, — Марта поджала губы, — и потому, что он не зря поехал на юг. Явно не приятеля, навещать, и не показывать Джоанне красоты этого их Киева.
Питер, было, хотел, что-то сказать, но потом, вздохнул: «Она все равно не признается, как ей в руки попали эти списки».
Марта вгляделась в пруд: «Забираем детей и отправляемся домой. Пока нас всех еще не посадили под домашний арест, надо известить кое-кого. Потом наши письма будут читать, поэтому мы сейчас все подготовим, и я схожу на почтамт.
— Почему ты? — удивился муж.
— Потому что из вас всех, — устало, ответила Марта, — я одна знаю, как отрываться от слежки. Теодор этого не делал никогда. Он во время оно связью не занимался, это на мне все было. А вы сидите, — она внезапно рассмеялась, — пейте чай. Я не хочу, чтобы завтра наши письма читал, этот, как его там, Бенкендорф. Теодор о нем рассказывал.
— Теодор Кремль спас, — хмыкнул Питер. «Думаешь, они, — муж махнул рукой в сторону Зимнего Дворца, — это не вспомнят?
— Месье Лавуазье был гениальным ученым и гордостью Франции, — кисло отозвалась Марта, — что не помешало Робеспьеру послать его на плаху. Ничего, — она заправила за ухо бронзовый локон и помахала детям, — я пройдусь по этим заговорщикам. Постараюсь убедить их, что не надо выходить на площадь, или куда они там еще собираются. Все равно народ их не поддержит.
— Ты уверена? — испытующе взглянул на нее Питер.
— Когда-нибудь, — Марта почесала нос, — но еще не скоро. Письма мы отправим в Лондон, Амстердам и Брюссель.
Питер приостановился от удивления. «Майкла известить, это понятно. А зачем Амстердам и Брюссель, и главное — кому?»
Марта прижалась к его теплому, надежному боку: «Во-первых, в Брюсселе живет тот, кто весь мир перевернет, а Джоанну отыщет, поверь мне, а во-вторых, если придется отсюда кого-то вывозить, то нам понадобится ходатай перед шведским королем».
Питер открыл рот. Помолчав, он восхищенно сказал: «Какая ты у меня умная!»
Женщина только усмехнулась: «Бывший маршал Бернадот не откажет невестке генерала Кардозо и вдове полковника Кардозо. Не сможет отказать. Это братство на крови, мой дорогой. Офицеры Наполеона до конца жизни друг другу помогать будут».
— Но ты не знаешь адреса того человека, в Брюсселе, — осторожно сказал Питер, когда они уже спускались на лед, за детьми.
— Юджиния знает, наверняка, — Марта подняла руки и крикнула: «Сдаюсь!»
— Бабушка! — попросил Степа. «Бабушка и дедушка, идите сюда, оба. Поиграем еще. Мы с Мишелем будем защищать снежный вал, а вы его атакуйте!».
Питер внезапно посмотрел на соглядатая, что подошел ближе к пруду. Слепив твердый снежок, с ледышкой внутри, мужчина запустил его на берег.
Человек в потрепанной шинельке едва успел отскочить. «Простите, месье! — крикнул Питер, — я промахнулся!»
— Мальчишка, — нежно заметила Марта. Муж шепнул ей: «Ты так говоришь, потому, что я тебя опередил, дорогая моя. Самой хотелось ему в фуражку попасть».
Марта только рассмеялась. Помахав детям, что спрятались за снежным валом, она велела: «Защищайтесь!»
Дома, после ужина, она постучала в спальню к дочери. Юджиния сидела, завернувшись в бархатный халат на меху, глядя на огонь в камине. Рыжие волосы были распущены, пахло жасмином. Она, повернувшись, спросила: «Маленький сказку хочет? Я сейчас, мама…, - Марта заметила, как блестят лазоревые глаза дочери. Присев рядом, Марта ласково взяла ее руку: «Тео с ним, не волнуйся. Юджиния, — Марта помолчала, — зачем твой муж и Джоанна на юг поехали?
— В Киев…, - слабым голосом пробормотала женщина. «Там…, это…»
Марта подвинула ее в кресле и устроилась рядом. Обняв дочь, она вздохнула: «Давай я тебе расскажу зачем, а ты меня поправлять будешь».
Юджиния, в страхе, слушала, а потом прикусила губу: «Все правильно, мамочка. Только Джоанна и полковник Пестель, они…, - Марта стерла слезу со щеки дочери и нежно покачала ее: «Ох, Джоанна, Джоанна, у нее ребенок на руках. Вот уж точно, хоть и смелая она, а все равно без царя в голове. Тетка ее такая была, по молодости, но ведь тридцать лет уже женщине, повзрослеть пора».
— У тебя есть адрес ее друга в Брюсселе? — спросила Марта.
Дочь только кивнула. «Завтра с утра сядем, и будем писать, — подытожила Марта, — а потом я к вашим заговорщикам схожу. Предупрежу их, что Николай западню устроил. На юг, конечно, мы не успеем весточку послать. Будем надеяться, они поймут, что выступать не надо, если здесь, на севере, ничего не случилось».
— Поздно, — бесцветным голосом сказала Юджиния, сжав пальцы, похрустев ими. «Поздно, мама. Мне великий князь еще после концерта, когда мы чай вдвоем пили, сказал, что присяга на четырнадцатое декабря назначена. Я сама его на этот разговор навела. Меня Муравьев попросил, Никита Михайлович».
— И? — Марта застыла.
— И я им все сказала, заговорщикам, — Юджиния уронила голову в ладони. «Послезавтра на рассвете Московский полк, Гренадерский полк и Гвардейский Морской экипаж выходят на Сенатскую площадь, мама. Что теперь делать? — Юджиния всхлипнула.
Марта помолчала: «Ты для этого у Сидонии сюртук с бриджами и мужское пальто заказывала? Чтобы тоже, — Марта велела себе сдержаться, — на площадь выйти?»
— Петя мне пистолет оставил, — прошептала Юджиния. «Джоанна меня стрелять научила, когда мы летом в Павловске жили. Мамочка, — она положила голову на твердое плечо, — но ведь нельзя уезжать, там Петя, там Джоанна…»
— Никто и не уедет теперь, — сочно ответила Марта. «На запад, я имею в виду. Только на восток, и за казенный счет, дорогая моя. Если на виселицу не взойдет, конечно».
Юджиния только ахнула: «Мама!».
— Ладно, — Марта подумала, — ложись спать. Завтра с тобой будем ваших, — она издевательски усмехнулась, — доморощенных Робеспьеров обходить, увещевать их. Надежды мало, конечно». Она подняла дочь за подбородок: «Если у нас ничего не получится, надо сделать так, чтобы мужа твоего не казнили. Ссылка, каторга, это все не страшно. Оттуда вас можно вытащить, не в первый раз. Тем более, родители Пети здесь останутся, не станет Николай стариков трогать. Они нам помогут. Поедешь за ним в Сибирь, а дальше разберемся. Китай там, рядом, а он большой, есть, где потеряться.
— Мамочка, — Юджиния все держала маленькую, сильную руку, — мы хотели, чтобы в России была республика, вот и все…, Чтобы без крови это обошлось, ты сама знаешь, Петя не такой…
— Зато все остальные такие, — мрачно сказала Марта, поцеловав дочь в лоб. «Спи, милая моя, утро вечера мудреней, как у вас говорят».
Она вышла из спальни дочери, и, пройдя к себе, велела мужу: «Бери бумагу и перо, незачем завтра на это время терять. Утром я поговорю с Теодором, мягко, конечно. Все же единственный сын, — Марта вздохнула. Приняв от мужа бокал с вином, женщина подошла к окну. Над Невой, во все стороны, простиралось темное, беззвездное небо, ветер завивал снег на льду реки. Марта, постояв, прижавшись лбом к стеклу, успокоила себя: «Может быть, все еще обойдется».
— Магазин я закрыл, и представительство тоже, — Питер посмотрел на темное, мрачное декабрьское утро. Еще не рассвело, на противоположной стороне Фонтанки, в сумеречном тумане, поднимался Инженерный замок. Дом спал. Он вспомнил, как Марта, быстро одеваясь, шуршала юбками: «Сидите в квартире, и носа на улицу не высовывайте. Я вчера с Юджинией обошла, кого могла. Сейчас мы навестим тех, что не застали, и вернемся домой. Поговори с Тео и Теодором, хорошо? — она наклонилась и поцеловала мужа. От нее пахло жасмином. Питер поймал ее за руку: «А слежка?».
— Они только в семь появляются, — Марта улыбнулась и взглянула на свой простой, серебряный хронометр. «У соглядатаев тоже есть рабочие часы, дорогой мой. В семь утра приходят, в девять вечера уходят. Они всегда одни и те же, я лица их выучила. Еще пяти нет, все в порядке».