Пожиратели

Когда они пришли домой, Зоя Андреевна заставила Марину умыться и все время, что девочка находилась в ванной она читала ей нотации.

- Хорошие девочки не валяются в грязи, не бегают и не орут. Ты опозорила меня. Маленькая дрянь! Как ты могла.

Женщина оскорбляла и орала на Марину, и в какой-то момент она перестала слышать мать.

Кап-кап-кап. Из крана капала вода. Капли отрывались как тянущаяся резинка от алюминиевого носика крана, превращаясь в продолговатую форму и опадая на дно умывальника. Одна-вторая разбивались о дно, раскидывая в стороны мелкие брызги.

Марина смотрела сквозь прозрачные капельки. Она не видела белой плитки, покрытой ржавчиной, не слышала, что говорит ее мать. В ушах нарастал гул. Она увидела свое отражение - бледную худую девочку с серыми заплаканными глазами и грязным пятнышком на щеке. Позади стояла раскрасневшаяся Зоя Андреевна. Как она хотела поменяться местами с отражением. Чтоб та девочка в зеркале выслушивала Зою Андреевну, а ее забрать туда, в другой мир. Не похожий на ее. Она смотрела в черные зрачки, втягивающие в себя все вокруг, белую плитку, дверной проем, белье, повешенное сушиться - все сузилось, превратившись в одну сплошную точку. И наступила темнота.

Она не помнила, что произошло, но очнулась в своей комнате. В квартире тишина. Тихими, едва слышными шажками, подошла к комнате матери и постучалась. Ответа не было. Постояв немного перед дверью, все же решилась зайти.

Мать лежала на кровати и спала. Сквозь полумрак, слегка освещавшийся ночным фонарем с улицы, было видно, как грудная клетка мерно поднималась и опускалась. Марина спокойно выдохнула и пошла обратно.

Мама есть мама и ее не выбирают. Как и жизнь.

После того случая Зою Андреевну будто подменили. Он не орала и не оскорбляла Марину, но часто косо поглядывала в ее сторону. Девочка обрадовалась, но продолжала делать все, что нравилось маме. Изменение поведения продлилось недолго, и Зоя Александровна вновь начала вести себя как прежде.

Больше состояние прострации у Марины не появлялось. С тез пор в ее голове появился голос, нашептывающий разное. И с ним стало проще. Она всегда считала, что просто общается сама с собой. Когда мама орала, голос успокаивал ее, когда та поднимала руку, голос вновь говорил и она не чувствовала боли. Став постарше, он никуда не исчез, но постоянно подталкивал Марину совершить нечто в своей жизни - завести кота, отнести деньги в приют, покормить обездоленных, пойти учиться на учителя, перечитать «Преступление и наказание», убить маму. От последней мысли Марина дергалась постоянно. Она очень любила Зою Андреевну такой, какая она есть и в жизни не позволила бы себе поступить так кардинально.

Частенько она замечала, что отражение в зеркале будто жило своей жизнью, то отводило взгляд, то могло помахать рукой. Марина привыкла к такому своеобразному другу. Ведь ничего страшного более не происходило, да и она всегда все списывала на мимолетные галлюцинации. Мало ли, что в зеркале покажется.

Как-то парень пригласил Марину на свидание. Без разрешения матери она сбежала с ним, а когда вернулась Зоя Андреевна устроила ей взбучку, не гнушаясь и обзывая по-всякому.

- От мужиков одни проблемы! - причитала та. - Запудрит тебе мозг, а потом сиди одна с ребенком. На мою пенсию не хватит прокормить два рта! Приличные девушки не ходят по всяким забегаловкам.

Марина стояла, потупив взгляд, она привыкла к материнским нападкам и пыталась как всегда абстрагироваться и не слушать. Ведь потом приходит успокаивающая темнота. Убаюкивающая и такая желанная, дарящая покой.

После этого Зоя Андреевна заперлась в комнате и подолгу не выходила, а когда выходила то всегда по странному смотрела на дочь.

Марина окончила институт и пошла работать учителем русского языка и литературы. Ей нравилось учить детей. И пусть мать отобрала у нее счастливое детство и юность, но вопрос о необходимости работы был поставлен ребром. Как не удерживала мать, деньги были нужны. Да и здоровье Зои Андреевны становилось все хуже и хуже. Придирки стали слышаться все реже, но забота о здоровье еще больше привязывало Марину.

Женщина уже привыкла. Жить с матерью, тихо слушать наставления. И лишь в мечтах было нечто большое, что ускользало из жизни. Но она была счастлива, когда учила детей в школе. Маленькая радость в жизни. Пусть своих нет, но с чужими тоже хорошо.

«Да они литературу не учат! Как можно было такое написать в сочинении! Дубровский был бедный дровянин. Вот что делается с детьми в наше время. Полнейшая безкультурщина и неуважение к предкам» - подумалось Марине в очередной раз, перечитывая сочинение. Она подолгу задерживалась на работе, даже после смерти мамы.

Марине было только в радость посидеть чуть больше, проверяя домашнюю работу.

В дверь постучали.

- Заходите!

В кабинет вошли двое - ученик и его папа. Марина оценила мужчину - высокий с темными волосами, а карие глаза так и искрились некой нечеловеческой привлекательностью.

- Здравствуйте, Владимир... - спросила она.

- Просто Владимир, - улыбнулся мужчина.

«Ну ты посмотри на нее. Плохо я тебя воспитывала. На мужей чужих заглядываешься!»

Она мотнула головой и посмотрела вновь на пришедших. Мужчина внушал некую внутреннюю силу, которой невозможно было противостоять.

- Времени у меня совершенно нет. И так в чем проблема с моим сыном?

Мальчик присел за парту в первом ряду, достал ручку с бумагой и стал рисовать.

- Прекрасный мальчик, всю домашнюю работу всегда выполняет. Но вот в последнем сочинении написал, что следовало бы утопить в бочке Гвидона и тогда бы лебедь воскресила бы его, а он шел бы за ней по пятам и слушался бы ее. Это немного некорректно.

«Так и сверлит меня взглядом»

«Вот и говорю - проститутка. Женатого человека привлекаешь! Плохо я тебя воспитывала. Лупить тебя надо было как сидорову козу!»

- И вы видите в этом проблему? Вполне нормально для мальчика в его возрасте.

- Думать о смерти? И желать другим в его возрасте...

- Неприемлимо? А вот вы сами не желая иного убили близкого вам человека.

Марина ощущала на себя прищуренный взгляд Владимира. Он пугал ее, ей хотелось сбежать от этого убийственного взгляда.

- Дайте-ка я догадаюсь. У вас в детстве была психологическая травма. Возможно мать на вас кричала или била. По вам и видно, что мамина дочка, - Марина нервно сглотнула от такой характеристики, забывая о том, что хотела сказать. - Постоянно дома или на занятиях. Не для себя - для матери, лишь бы той было хорошо. Такие как вы всегда ограничиваете ребенка, загоняя в узкие круги, в которые и вас в свое время загнали. Не даете развиться молодой мысли.

Карие глаза затягивало красной пеленой, а Марина не могла оторвать взгляд. Ей стало страшно, она не могла не пошевелиться, ничего.

Мальчик тихо сидел, не обращая внимания на учительницу и отца, увлекшись своим рисунком. Он водил круги на листе бумаги. Разобрать рисунок не было возможным.

Марина пыталась отвести взгляд, но так и не смогла.

Она увидела темноту и эпизод из детства, тот когда она стояла в ванной перед зеркалом.

Маленькая Марина развернулась к матери, когда та намеревалась отвесить оплеуху и обзывая никчемной. Схватила за Зою Андреевну за кисть и словно не своим голосом сказала:

- Еще раз тронешь меня, тварь. Сломаю руку.

Отпустила конечность, на которой тут же появились красные отметины и ушла к себе в комнату. Коричневый корешок с книгой «Вечера на хуторе близ Диканьки» так и манил. С этой книгой Марина и уснула.

«Мама» - мелькнуло в ее голове.

«Вот слушала бы маму, проблем бы сейчас не было!» - прозвучал знакомый голос Зои Андреевны.

«Все равно никому не нужна, кто о тебе вспомнит то?»

И вновь она видит себя взрослой девушкой, вернувшейся со свидания.

Мать орет, замахивается и вновь Марина перехватывает руку. Серые глаза горят праведным гневом.