Страница 15 из 16
Ванька и Варя Выдренковы крепко обнялись. Мало того, что их отец сейчас был наверху, так еще и Ярослав, их приемный брат, ушел в поисках лучшей жизни из города. А Варвара еще и жестоко играла чувствами юноши, хотя вины своей, видимо, не осознавала. Девушка вдруг подняла взгляд на Колю и неодобрительно нахмурилась. Мол, чего это ты тут подсматриваешь?
Ростов от неожиданности вздрогнул всем телом, выходя из оцепенения. Что это было? Неужели Варя его почувствовала? Но как? Никто и никогда не догадывался о невинной Колиной забаве, а она… Девушка посмотрела прямо на него, когда он коснулся ее чувств. Неужто она тоже могла делать нечто подобное? Коля вытаращил глаза и уставился на Варю, а она так же пристально и неодобрительно смотрела на мальчишку и качала головой – мол, никогда не смей так делать!
От стыда Ростов зарылся лицом в колени, ему впервые в жизни вдруг воспротивились. Эта неловкость от понимания, что он не один с подобной способностью, заставила лицо парня гореть от стыда. Его одиночество стало всеобъемлющим, от осознания, что кому-то еще известна его тайна, было только хуже. И неуютней, будто теперь в Ростова будут тыкать пальцем и смеяться над тем, как он не похож на остальных. Мальчик сжался и попытался заснуть, но не тут-то было.
– И чегой-то? – Зоя Павловна вскочила со своего топчана у самой решетки, направляя оружие и вглядываясь в полутемный, загибающийся вправо проход. Тишина, что несколько долгих минут назад опустилась на утренний город, нарушалась лишь шорохом в катакомбах, в выложенном старым кирпичом коридоре. – Сдается мне, старая, и по наши души пришли. Наконец, на пенсию выйдем.
«Пенсией» она называла смерть. Очевидно, что-то недоброе происходило сейчас в катакомбах. Колька вскочил на ноги и громким криком заставил остальных детей проснуться.
– Живо к дальней стене! Давай! Просыпайся! Вставай! Давай! Давай! – кричал он и подталкивал сонных мальчиков и девочек, торопясь и нервничая. И было отчего.
– Да, старая, – Вера Афанасьевна тоже встала, хоть и не так бодро, как ее подруга. Она передернула затвор автомата, засылая патрон, и направила АКСУ в полутемный туннель. – Встретимся в… На пенсии. Еще чаю попьем. Изысканного… Говорят, там чай очень вкусный и высокосортный!
– Кто говорит-то? – Зоя Павловна лишь быстро глянула на нее и вновь уставилась в коридор. – Неужто уже заглядывала на тот свет? Ты меня пугаешь!
– Да не! Дед мой во снах заходит иногда, – начала объяснять Вера Афанасьевна. – Знаешь, говорит, какой у нас там чай вкусный? Не то, что местная солома из листьев крыжовника и смородины с малиной. Не! То чай – всем чаям чай! Заграничный! Высшего сорта! Прям м-м-м! Аж уходить отсюда не хочется на эту грешную Землю. Видимо, специально вкусным чаем опаивают, чтобы желания жить вновь не возникло!
– Ты бредишь, старая! Вот вроде умная, учительница, но дура дурой! – хохотнула бабка Зоя. – Какой чай на том свете? Из Индии, что ли? Так у них там свой «тот свет» с кастами, мантрами и песнями. Им на своих чая-то не хватит! Куда им еще и наших одаривать? Не гони! Наших, я думаю, самогоном потчуют! Чистейшим, как слеза младенца! Настоянным на березовых бруньках. Есть же на том свете березовые бруньки? А? А дед твой тебя просто пугать заранее не хочет, вот и про чай все, про чай.
– Это вопрос веры, Зоя, – не сдавалась баба Вера. – Кто верит в чай, тот его и получит. Ну, а кому самогон дороже… Знаешь, я тебя хочу огорчить…
– Да ну тебя, старая! – Зоя Павловна ткнула локтем подругу. – Знаю, что скажешь! Самогон, мол, – зеленый змий, до старости не доживешь. Но… дожила ж! Дожила! А там, глядишь, будем баловаться. Я к тебе в гости с самогоном, а ты ко мне – с чаем! Все ж не так скучно будет!
– Да уж… – пробормотала Вера Афанасьевна и хотела еще что-то добавить, но не успела. Стремительная тень, зарычав, вырвалась из полумрака коридора в освещенное единственной лампочкой, свисавшей с потолка на проводе, пространство. Баба Вера вмиг нажала на спусковой крючок, и два патрона вгрызлись в морду серого падальщика. Мутировавшая псина завалилась на грязный пол, не издав больше ни звука. Зато коридор наполнился лаем сородичей павшей твари. Дети в ужасе сжались у дальней стены, а бабка, ткнув подругу локтем в ответ, хмыкнула.
– А?! Есть еще порох в пороховницах? Я во время Великого Трындеца неделю от жаждущих моей красоты отбивалась! И сейчас не сплохую! Зой, стреляем одиночными или очередью по два патрона.
– Поняла я, старая! – отрапортовала Зоя Павловна и выстрелила по следующей твари, осмелившейся сунуться в круг света. Кровь брызнула из простреленной морды, а баба Вера крикнула, выцелив еще одну живую мишень: – Ну, твари, держитесь!
Смертельная вакханалия продолжалась теперь уже в том туннеле, где когда-то жили люди, хотя от их жилья почти ничего не осталось. Лишь маленький пятачок света и слишком неуютная клетка, где заперли детей ради их спасения. Но ощущения безопасности у них не было, наоборот, появилось странное чувство, будто их загнали в ловушку. В последнюю. Ведь появление зверей в коридоре означало, что смерть забрала наверху всех, и теперь от костлявой детей отделяли лишь две бабушки, которые с неженским остервенением защищали подход к клетке.
Очередной падальщик вынырнул откуда-то и попытался вцепиться бабе Зое в ногу, но был подстрелен бабой Верой и отлетел в сторону. Следующая тварь прыгнула на нее, теперь уже баба Зоя помогла своей подруге. Десять зверей уже лежали в круге света, а дальше, в коридоре, горели местью красные глаза еще нескольких.
Пока Вера Афанасьевна перезаряжала АКСУ, Зоя Павловна стреляла, и наоборот.
– Прощай, дорогая! – закричала баба Вера не своим голосом, когда одна тварь ухватила ее за рукав серой телогрейки, раздирая плотную ткань.
– Куда без меня?! – в ответ завопила баба Зоя, расстреливая из автомата напавшую на подругу облезлую, с топорщившейся местами серой шерстью псину.
Вроде бы на них собирались напасть еще два серых падальщика, что, несомненно, окончательно сломило бы старушек, но тут произошло нечто совершенно ошеломительное и невозможное.
Наверху затараторили автоматы, и, кажется, один пулемет – так сильно сотрясал он воздух своим звуком.
Твари, что нападали на старушек, развернулись, потом трусливо прижали уши и бросились к выходу, на помощь погибающим снаружи сородичам.
Коля, не понимая, что происходит, в невыразимом удивлении молча приблизился к решетке и прижался к ней лицом. Бабушки от усталости присели на кушетки, трясущимися руками перезаряжая оружие. Их бледные лица говорили о невероятном напряжении и понимании, что это был последний в их жизни бой. Но вдруг случилось чудо, и что-то наверху спасло их.
Внезапно все прекратилось. И выстрелы, и хриплый, озлобленный лай падальщиков.
И все подозрительно посмотрели в коридор. Что это было? Кто это был? Надежды на защитников – никакой, ведь если б они выжили, то и падальщики не попали бы в катакомбы. А ведь собаки здесь! Значит, город и оборонявшиеся проиграли. Так кто же тогда сейчас расстреливал наверху тварей? Кто пришел на помощь потерявшим всякую надежду детям? Ответы на эти вопросы сейчас находились на площади Михайло-Архангельского монастыря, а у старушек и детей не было желания выходить и проверять, кто это.
Любопытный Руслан Озимов присоединился к Коле и встал рядом, всматриваясь в полумрак коридора. Там, чуть дальше, на аркообразном потолке висели редкие лампочки, но светили они так тускло, что разобрать что-либо уже в двадцати метрах от них не было никакой возможности. К тому же коридор закруглялся, скрывая проход, выводивший наверх. К Руслану присоединились и Катя Шестакова с Витей Соломиным, они выстроились в ряд у прутьев решетки и, затаив дыхание, ждали, что же произойдет дальше.
Вера Афанасьевна с Зоей Павловной, переведя дух, тоже поднялись с мест и, перезарядив АКСУ, держали их нацеленными на поворот коридора. Тишина давила на нервы, напряжение нарастало. Оружие медленно поднималось вверх, надежда угасала с каждой секундой.