Страница 72 из 81
— Сестренки у меня не было никогда, а мама умерла, — ответил мальчик. — Я живу с отцом и братом.
— А… Так, может, у тебя есть товарищ, который имеет старшую сестренку или молодую маму?
— У меня нет товарищей, — ответил мальчик. — Мы здесь живем одни.
— С кем же ты тогда играешь? — удивился геолог с веселым глазом.
— Ни с кем. Мы строим дом.
— Дом? Ну, когда построите, приплывай к нам. Мы здесь недалеко. У нас есть бадминтон, и мы поиграем с тобой. Договорились? — Геолог хлопнул мальчика по бледному незагоревшему плечу. Этот геолог очень понравился мальчику: такой он был веселый и ладно сложенный. И мальчик чуть не заплакал от мысли, что он никогда больше его не увидит.
— Я не знаю, когда мы его построим, — печально сказал мальчик. — Отец хочет еще сложить ограду и посадить сад. И еще надо рыть колодец…
Геолог с веселым глазом привлек к себе мальчика.
— Ну, не вешай нос. Приедешь к нам в воскресенье, здесь недалеко.
— Мы и в воскресенье работаем…
— Ишь ты… В самом деле… — Геолог не знал, что сказать. — Ты любишь тушенку?
— Люблю, — сказал мальчик.
— Петро! Подай тушенку! — Геолог вручил мальчику большую банку с изображением свиной головы. Мальчик прижал банку к груди.
— Дядь, — спросил он, — а на нашей речке водятся пираты? — Видимо, дневник, найденный в бутылках, не выходил у него из головы.
— Пираты? — Геолог задумался. — Петро, на нашей речке водятся пираты?
Петро, щуплый парень с огромной черной бородой и гитарой на голом животе, сказал:
— Встречаются еще. Только они замаскированные. Вроде бы на первый взгляд нормальный человек, а на самом деле — пират. Зазеваешься, он тебя и возьмет на абордаж.
Эти геологи были веселыми и добрыми людьми. Они накормили мальчика пшенной кашей, научили играть на одной струне «Чижик-пыжик», подарили толстую растрепанную книгу без обложки и уехали, а мальчик проплакал весь остаток перерыва на обед.
Когда геологи стали поднимать якорь, мальчик попросил:
— Возьмите меня с собой.
— Нельзя, брат. У тебя есть родители, — сказал геолог с веселым глазом.
— Я хочу к вам, — сказал мальчик.
— Ты еще слишком мал, чтобы принимать решения, — покачал головой веселый геолог. — Вот когда подрастешь…
Сейчас мальчик смотрел на поворот, но река была пустынной.
— Борис! — послышался голос. — Э-э-й! Ты где?
Это был Павел. Мальчик забыл, что они сегодня собрались на автобусную остановку продавать малосольные огурцы. Вчера вечером отец сказал, что огурцы в самый раз, и старший брат ездил на велосипеде специально к Павлу, чтобы тот зашел за мальчиком.
— А я думал, ты еще дрыхнешь. Рыбу, что ли, дергаешь?
— Да нет…
Мальчику не хотелось, чтобы Павел видел дневник, и он решил закопать бумагу в песок, но не успел.
— Ты чего там прячешь?
— Так… Нашел на речке.
Павел поставил тяжелую корзинку на землю, присел, взял в руки дневник.
— Рассказ, что ли… Наверно, какой-нибудь писатель потерял.
— Нет, — сказал мальчик. — Это писал один человек. Как его мучили пираты. Представляешь, оказывается, и в наше время есть пираты. Только они сильно замаскированные. Сразу не узнаешь. Встретишь — вроде бы нормальный человек, а на самом деле у него есть свой остров, где он совсем другой, делает деньги. Как мы с тобой. Сейчас пойдем на базар делать деньги.
— Какие же мы пираты? — удивился Павел. — Те убивают из-за денег, а мы добываем свои честно-законно.
— Мы тоже убиваем.
— Кого? — донельзя удивился Павел и даже раскрыл рот.
— Многое.
— Например.
— Например?.. Ракушки…
— Ракушки? — опешил Павел.
Мальчик покраснел.
— Да… Ракушки тоже. Я хотел облепить грот, а теперь они пропадут на дне. Из-за дома и огурцов.
— Ты чокнутый, теперь я знаю точно.
— Зато ты пират.
— Повтори!
Мальчик промолчал.
— Чудик ты! Ненормальный чудик. Псих! Вот ты кто! Сейчас я тебе врежу, будешь знать, как обзываться.
Павел размахнулся, чтобы ударить мальчика, но в последний момент опустил руку. Несмотря ни на что, он уважал мальчика.
— Ладно, — сказал Павел. — На этот раз прощаю, но еще раз вякни. Пошли, а то скоро автобус.
Они зашагали к дому, друг другу в след по едва заметной тропинке. Павел шел сзади, смотрел на щуплого, неловко держащего под мышкой пачку бумаг мальчика, и ему все больше и больше было обидно. Вот глупость какая: обидно из-за того, что никогда не хотелось собирать какие-то дурацкие ракушки…
РАССКАЗЫ
Ну, потерпи до понедельника
С Эльбруса тянуло замороженными фиалками; вокруг грязелечебницы имени Семашко цвели каштаны; целительные «Ессентуки № 4» надежно заполняли желудок, не оставляя там места для губительного «Портвейна-72»; шедшие навстречу женщины, освобожденные от домашних забот, несли в руках вместо авосек цветы, как это и положено женщинам.
В общем, жизнь была прекрасна. До полного счастья не хватало только услышать голоса родных. Но двадцатый век предоставил человеку и эту возможность. На углу стоял автомат, который мог всего за пятнадцать копеек перенести тебя за тысячу километров домой.
Я бросил монету, и почти тотчас же услышал голос сына:
— Да…
— Привет, сынок! Как дела?
— А… Это ты… Привет, старик… Какое давление?
— Сто тридцать на восемьдесят.
— Терпимо.
— Конечно! — нехорошее предчувствие сжало мое сердце. — Так как дела?
— А пульс? — продолжал сын беспокоиться о моем здоровье.
— В норме… Хватанул двойку? — сделал я первое предположение.
Молчание. Только гул тысячекилометрового пространства да щелчки ненасытной утробы грабителя-автомата, глотавшего мои трудовые монеты.
— Две гребанул? Только честно. Я выдержу. Сейчас я в форме.
— Кардиограмму тебе давно делали?
— Только что.
— Хорошая?
— Приличная. Три? Не бойся. Меня тут здорово подлечили.
— Четыре… Две по английскому, две по географии. Бить будешь?
— А как ты сам считаешь?
— Думаю, что за четыре надо всыпать. Только не очень сильно.
Автомат сглотнул последний раз, секунду выжидающе подождал и, намертво сомкнув стальные челюсти, перестал дышать.
Я вышел из кабинки. Каштаны возле грязелечебницы имени Семашко были чахлыми и пыльными. Женщины выглядели озабоченными и несли цветы так, как будто это были авоськи. «Ессентуки № 4» вызывали отвращение, и хотелось «Портвейна-72».
Утром врач измерила давление, пощупала пульс и хмуро покачала головой:
— Меньше думайте, больше гуляйте и дышите.
Я едва смог дождаться вечера. Но квартира не отвечала. Жена на работе — это понятно, но куда девался сын? Я кругами ходил вокруг будки, словно прикованный цепью. Четыре часа — никого нет, пять, шесть. Пришлось пропустить ужин.
Наконец в шесть тридцать четыре квартира отозвалась.
— Да, — послышался в трубке усталый голос сына. — А, это ты, старик? Здравствуй…
— Ты где был? — сказал я раздраженно. — Звоню три часа. Из-за тебя пропустил ужин!
— Был на собрании по поводу сбора макулатуры.
— Врешь?
— Честно.
— Небось мотался на речку!
— Не будем, старик, зря терять время, все равно ведь нельзя проверить.
Это была истинная правда.
— Как дела? — спросил я. — Исправил хоть одну?
— Тебе можно волноваться?
У меня упало сердце.
— Опять?
— Да… По истории…
— Как же ты можешь? Даже по истории! Значит, ты просто-напросто не выучил. Это ведь не математика. Если «два» по истории — значит, не выучил!
— Ну, не выучил…
— А что говорит мама?
— Мама говорит, что сказывается твое отсутствие. Старик, не трать зря монеты. Приедешь — разберешься.
Сын положил трубку. Он был экономным человеком.