Страница 28 из 81
— Ешь! — сказал я. — Сколько хочешь.
Иван заглянул в чугун, сморщился, проглотил слюну.
— Я не очень хочу… Я сегодня полову ил.
— Да ты не стесняйся! То полова, а то каша!
— Ей-богу, места в животе нэма. Можно я трошки с собой возьму?
— Бери. Вад, дай газету.
Иван с уважением пощупал газету.
— Настоящая. На цигарки — пятерку дадут. Нет, я лучше так…
Первый утиновец осторожно запустил руку в чугун и принялся накладывать кашу в карманы.
— Ну, я пишел, — сказал он. — Благодарствую.
— Ну что, подрыхнем немного? — предложил Вад, когда за Иваном захлопнулась калитка.
Второе кругоутиновское путешествие
Самый умный человек в Утином
Разбудили нас рычание Рекса и стук в ставни. Я вышел на крыльцо. Солнце уже садилось. Под окнами со смущенным видом стоял Иван.
— Извиняйтэ, коли помешал, — сказал он.
— Пожалуйста.
— Я думал, вы нэ сплитэ.
— Ничего.
— Сегодня вечер, мабуть, будэ холодным.
— Ага.
Иван еще немного потоптался, потом выпалил:
— Вы чугунок скрибли?
— Какой чугунок? — удивился я.
— В коем кашу варили…
— Нет.
— Я можу поскребты… и помыти…
— Пожалуйста… Но зачем это тебе нужно?
— Вы спивки повыливаетэ, а я их с собой возьму…
Мы вошли в дом. Вад уже проснулся и валялся на кровати, наслаждаясь бездельем. Иван принялся старательно скрести чугун, а мы с братом стали думать, как лучше провести вечер.
— Иван, чем тут пацаны занимаются?
— В колхозе роблють.
— Все?
— Да.
— А вечером?
— И вечером роблють.
— Ну? — не поверил Вад.
— Придут с поля, по хозяйству надо зробыть.
— А ты чего ж не работаешь?
— У менэ ж пятеро на шие.
— Иван, а у вас шайка есть?
— Чего? — испугался Иван.
— Ну… дружные ребята… Чтобы все время вместе. Один за всех, все за одного. И пошкодить чтобы любили.
— Не… Я ж казав… роблють уси.
— Вот заладил: «Роблють, роблють». Не может быть, чтобы все работали. Ты подумай.
Иван бросил скрести и послушно задумался.
— Е одын, — сказал он наконец. — Виталька Ерманский. У него батька богатый, в Ермании роблить, и мамка учителька.
— Где он живет? Далеко?
— Та ни. Сусед ваш.
Мы переглянулись.
— Ну и что, — продолжал я допрос, — компанейский он парень?
Иван в затруднении почесал затылок. Видно, слово «компанейский» было ему незнакомо.
— Та хто зна. Не роблить он. Мать не слухается… Она его слухается…
— Пошли, познакомь с ним.
Но Иван наотрез отказался знакомить нас с Виталькой Ерманским. Мы долго допытывались, в чем причина, и наконец утиновец рассказал нам, что у Витальки Ерманского есть пугач и он очень любит стрелять из него в пацанов и однажды даже прожег Ивану ухо.
Это было совсем здорово! Мы уже сильно соскучились по огнестрельному оружию.
Иван тщательно вымыл чугун, слил в принесенное ведерко воду и ушел.
Стало еще скучнее. Мы поплелись на улицу. Солнце висело совсем низко над степью, и от кошары тянулись к нам длинные черные лапы. Улица была совершенно пустынной, лишь тощая коза стояла, задумавшись, над пыльной травой.
От нечего делать мы сели на кочки возле дороги и принялись разглядывать дом Витальки Ерманского.
Этот дом был даже лучше нашего. Он был покрыт веселой красной черепицей, обнесен не как у нас, крепостной стеной, а зеленым штакетником. В палисаднике было много цветов. Во дворе стояло два столба, между которыми была натянута веревка. На веревке сушилось женское белье. Я еще никогда не видел такого красивого белья. Оно было разноцветным, тонким и все в кружевах. Материны длинные, до пят, рубашки, которые часто пугали меня спросонья (мать в них была похожа на привидение), нельзя было с этим даже сравнить.
Сзади послышалось лязганье и шуршание шин. Прямо на нас мчался велосипед.
На велосипеде сидел полный белобрысый парень в новенькой вельветовой куртке с молнией. На весь Нижнеозерск было всего несколько велосипедов, причем лишь один у пацана — сына председателя райисполкома. И вдруг в этой глуши великолепный велосипед с никелированными ободами. Парень тяжело спрыгнул с седла и ввел велосипед во двор. На нас он не обратил никакого внимания.
Виталька вышел примерно через час с книгой под мышкой. Он равнодушно скользнул по нас взглядом, сел на лавочку и вытащил из кармана футляр. В футляре оказались очки. Очки были красивые, с золотыми ободками. Такие я видел у директора нашей школы. Виталька нацепил их, еще раз окинул нас безразличным взглядом и стал читать.
Мы подошли к нему.
— Привет, — сказал я.
— Здоров, — ответил Виталька, не поднимая глаз от книги.
— Давай знакомиться. Виктор. Мой брат Вадим. А тебя как зовут?
Виталька шевелил губами, глядя в книгу.
— Тебя Виталькой зовут?
— Что?
— Тебя Виталькой зовут?
— Да…
Мы постояли. Ерманский продолжал читать.
— Что ты читаешь?
— А?
— Что за книга?..
— Шекспир.
Виталька захлопнул книжку и ушел. Его широкая спина еле протиснулась в узкую калитку.
— Его надо проучить, — сказал Вад.
Еще раз Ерманский показался лишь поздно вечером. Мы успели обойти все Утиное, искупаться в пруду, а он все не показывался. Наконец мы услышали, как скрипнула калитка.
Ерманский стоял перед домом, широко расставив ноги, и смотрел на звезды в большой бинокль.
— Дай глянуть, — попросил Вад.
— Так… Сириус… — бормотал Виталька.
— Где Сириус?
— Дракон…
— А ну, дай на Дракона.
— Где же?.. Странно… Куда же он делся?
Вад потянул за ремешок.
— Дай. Не жмись.
— Не мешай…
— Ну, дай!
— Не мешай…
— Вот жмотина!
Продолжая смотреть на звезды, Ерманский сунул правую руку в карман. Грохнул выстрел. В грудь Вада ударилась пробка. Брат отшатнулся, споткнулся о камень и упал.
— Ты что ж это? — спросил я.
— А ничего. Не мешайте. Лезут тут всякие…
Виталька Ерманский спокойно повернулся и пошел.
— Ты много о себе думаешь, — сказал я. — Придется тебя проучить.
— На, шкура! Получай! — крикнул Вад.
Вслед Ерманскому полетел камень. Но Виталька даже не оглянулся. Вся его широкая спина выражала презрение.
Наутро мы встали пораньше, но Ерманский уже укатил на своем велосипеде: от его дома по мокрой траве шел след. Весь день мы никуда не отлучались, боясь пропустить Ерманского, даже ели по очереди.
Ерманский приехал, как и в первый раз, вечером. По плану мне надо было любой ценой задержать Витальку на улице, пока Вад сделает свое дело.
— Подожди, поговорить надо, — сказал я, подходя к Ерманскому.
Ерманский поставил велосипед к забору и высокомерно посмотрел на меня.
— Слушаю вас.
— Что ты из себя ставишь? Подумаешь, Сириус увидел. Ты что, никогда не видел Сириуса?
Ерманский взялся снова за велосипед.
— Я попрошу впредь не останавливать меня по пустякам.
— Ах, вот как! Мы все-таки остановим. Вад, пускай!
Из нашей калитки выбежал Рекс.
— Рекс! Раненый! Взять! Домой! — крикнул я, показывая на Витальку.
Рекс не заставил себя долго упрашивать.
Огромный зверь прыгнул на Ерманского и сбил его с ног (под огнем раненому стоять не полагается).
— Ой, что вы делаете! — завопил Ерманский.
Из его карманов посыпались различные предметы, в том числе фонарик «Даймон».
Рекс бережно взял в зубы ботинок Ерманского и потащил «раненого» к нам во двор. Виталька орал, корчился, драл траву, как грабли, но все это было напрасно. Рекс знал свое дело хорошо. Через минуту астроном лежал у наших ног. Его новенькая вельветовая куртка имела бледный вид.
— Вы чего это, а? — спросил Ерманский, отряхиваясь. Взгляд у него был уже не высокомерный, а почти нормальный.
— Знаешь что, — сказал я Ваду, пропуская слова Ерманского мимо ушей, — теперь давай отработаем упражнение «Диверсант». Мы его давно не делали.