Страница 80 из 83
Кувшинчик опять ткнул толстяка в живот.
— Ты видал чудака? Видал? Подошел и ни с бухты барахты: «Разрешите идти?» Да кто же вас держит? Кто?
Сергей еле сдержал себя. Злость и досада резанули по сердцу. Он понял, что у Кувшинчика кроме дурости, глухоты еще и склероз.
Но время было упущено. Нади не оказалось.
Подстреленной птицей почувствовала себя Надя, когда не встретила в назначенный час Сергея. Так волновалась, так торопилась на свидание! И вот… Он не пришел. Она ждала его десять минут, двадцать и тридцать, но все напрасно. Как-то сразу опустились руки и тяжко стало на душе. Теперь никуда уже не надо было торопиться, не нужно посматривать на часы и вовсе незачем поправлять пряди волос, спадающие на глаза. Пусть лезут! Теперь уже все равно.
Она выбрала подальше от людей скамейку, безвольно села и задумалась. Имеет ли девушка право на риск, на большое ожидание? Имеет, если он ее любит. Имеет, если он серьезный человек и думает по-серьезному. Но ведь бывают в жизни такие случаи, когда сердца совсем близко, но подобно тому, как не могут слиться рядом текущие реки, не сходятся и они. На что же надеяться тогда? Ждать, когда грянет стихия и разрушит эту преграду, или самому пробиваться вперед?
Конечно, можно было так долго не прятать чувства свои, открыться раньше, но жалко было Асю, верилось, что она и Сергей помирятся. Лишь когда стало совсем ясно, что мира не будет, стала в открытую писать сама. Ася злится, упрекает, говорит, что в счастливой рубашке родилась. Но знала бы она «рубашку» эту. Сколько горя перенесено! Сколько кололи глаза: «Дочь врага!» Да и теперь… Не эта ли причина, что Сергей не пришел? Узнал, что отец как «враг народа» расстрелян, и не пошел. Были же случаи, когда отказывались от самых близких и родных. Нет, Сергей не такой. И время не такое. Он не пришел но какой-то другой причине. Но по какой? Заболел? Задержался в гостинице? Напутал время? Все могло быть. А увидимся ли завтра? На чем бы загадать?
Вот и снова Германия.
В теплые сумерки возле латаного кирпичного дома центральной улицы Грослау остановилось легковое такси. Из передней дверцы его вышел молодой человек в парадной форме офицера Советской Армии. В руках у него был большой букет цветов, связанных красной лентой.
Попросив водителя обождать, офицер поправил фуражку, китель и направился в дом. Однако, отворив калитку и войдя в палисадник, он растерянно остановился. Навстречу ему шел молодой немец с белым пушком на губах, одетый по-домашнему в байковый халат и войлочные тапочки.
— Извините. Вам кого? — спросил он, слегка поклонившись.
— Я… Я хотел бы видеть девушку, — ответил сбивчиво офицер.
— С удовольствием, но в нашем доме девушек нет. Все замужние.
Офицер покачнулся. Бледность разлилась по его лицу. В глазах отразилась боль. Но он сейчас же подавил в себе растерянность и бойко взял под козырек.
— Извините. Я, кажется, ошибся домом.
— Пожалуйста. До свидания.
Офицер вышел из палисадника и, не оглянувшись, забыв о поджидающей его машине, тихо побрел по тротуару. Теперь, как видно, ему уже не нужен был другой дом.
У газетного киоска с ним нос к носу столкнулся старый немец, который нес какие-то кульки, коробки и бутылку вина.
— Мой бог! — воскликнул он. — Петр Макаров! — И выронил покупки. Бутылка вина ударилась о камень и разлетелась на мелкие кусочки.
— Здравствуйте, товарищ Пипке, — сказал офицер, подняв кульки и коробки. — Бутылка вот… Но не жалейте. По нашей русской примете — это к счастью.
Пипке печально вздохнул.
— Э-э, какое же счастье! Вы вот приехали, а она… Замуж вышла. Не дождалась вас. Хороший человек попался. Учитель… музыкант. Но… — Пипке опять вздохнул. — Отец все видит, все знает. Любит она вас. Вспоминает, герр офицер.
Он немного помолчал, грустно думая, качая головой, и вдруг горячо заговорил:
— Но и это счастье. Большое счастье видеть вас, знать, что не обманули, что вы порядочный человек. Постойте же. Одну минутку. Я позову ее. Она так будет рада!
Петр Макаров остановил Пипке.
— Прошу вас. Не надо. Так будет легче и мне и ей.
Пипке обмяк. Глаза его влажно блеснули. Устроить свидание — это все, что он мог теперь сделать для этого доброго, честного офицера, для своей безумно влюбленной дочери. А офицер вот и тут поступил, как порядочный мужчина, не поддался силе чувств.
— Но, может быть, вы желаете ей что-нибудь сказать? Говорите. Я передам. Обязательно передам, — чуть не умоляя, попросил Пипке.
— Пожелайте ей счастья, — сказал Петр. — И передайте цветы.
Он протянул букет, пожал вконец растроганному Пипке руку и, повернувшись, надвинув на глаза козырек фуражки, широким шагом направился к такси.
Пипке молча стоял на тротуаре и смотрел вслед машине. Красные маки — стоп-огоньки — быстро таяли в сумерках, уносили столь близкого человека к другому порогу.
В ту ночь, после встречи с Кувшинчиком, Сергей долго не мог уснуть. Его мучило не столько то, что он не встретился с Надей (завтра он пойдет к воротам фабрики и увидит ее), а жег стыд за бодрящегося Кувшинчика. Решением правительства в армии проведено большое сокращение. В запас кое-где уволены даже и средних лет офицеры. Армия зримо омолодилась. В частях уже не увидишь пенсионного возраста людей. А этот… Как он остался? Каким чудом избежал всех штатных сокращений? И один ли он там? Может, здесь произошло, как с рыбой? Средняя, что на поверхности, в невод попалась, а та, что покрупнее да похитрей, перепрыгнула через него или отлежалась на дне? Могло, конечно, быть и так и этак. Но совесть… Где же совесть у них? Неужели этот Кувшинчик не понимает, что ему давно пора на покой, что своим старческим видом и глупыми поступками он бросает тень на светлый день? И знает ли об этом министр? Все ли ему доложили о выполнении приказов? Эх, если бы встретиться еще, рассказать обо всем! А может, он и без меня знает, да все недосуг. Дел-то сколько у него! Ведь целая революция в армии идет. Меняется техника, перековываются люди… До отдельных ли Кувшинчиков ему! Это мы должны наседать на них. А что, собственно, наседать? Такому надо вежливо и честно сказать: «Уважаемый, вы отслужили свое. Хвала и честь вам. Добро ваше не позабудется. Но теперь вы уже стары, руки ваши вялы, ум сонлив, и в век молниеносных действий, электронно-вычислительных машин, видит бог, не справиться вам. Нужен свежий ум, горячая энергия… Так что уступите- ка местечко. Мать-боеготовность просит вас. Мы понимаем, вам неохота со службой расставаться, боязно до слез. Но что поделать? Таков закон жизни. На смену вам придут молодые орлы. Они понюхали пороху и в частях, и в стенах академий. Так что будьте покойны. Всего доброго вам! Отдыхайте, уважаемый ветеран, ловите рыбешку, собирайте грибы, а будет время, милости просим к нам на трибуну. Расскажите молодым солдатам про осажденную Одессу и непокоренный Ленинград, не скупитесь передать безусым офицерам ваш бесценный опыт. Поклон вам будет от них и первая чарка на свадьбе…»
Свадьба… Когда же будет твоя свадьба, Сергей? Сколько же ты будешь холостяковать, назначать свидание и мучиться, что оно не состоялось? Не пора ли с этим кончать? Пора. Давно пора! Только вот как она — Надейка? Готова ли к этому шагу? И не рухнет ли все это, как уже дважды рухнуло раньше? Медсестру Веру и теперь вот вспоминал с нежной грустью, много раз пытался представить, какой бы она стала. С ней и встретился бы, как с другом. А вот взбалмошную Асю видеть не хотел. Тошно на нее смотреть. Тошно, а придется. И не только с ней. Завтра же предстанут все те свиные рыла, которые копали яму. Интересно, как они поведут себя? Как будут смотреть в глаза? Э-э, да шут с ними! Разве в них толк? Главное — увидеть своих настоящих, больших друзей: Корчева, Серегина, Бородина… Они, поди, знают. Ждут… А может, их там уже нет?
Так, радуясь, гадая, Сергей и уснул в своем маленьком номере гостиницы ЦДСА.