Страница 8 из 22
– От этой фотографии реально можно сойти с ума.
– Да, это очень круто. Такой маленький человек… Я эту фотографию выложил, когда ему три года исполнилось, а до этого, конечно, не стоило.
– Молодец. И вот последняя.
– А, ну, это я. Делаю татуировку с именами моих детей.
– Смотри, какой ты здесь хитрый. Но ты правда молодец, все помнишь.
– А у меня фотографическая память. Я, кстати, тексты запоминаю не на слух, а визуально, значит, я визуал.
– Хорошо. Давай про детство и про семью. Что ты можешь рассказать про свою семью, про родителей? Расскажи про своего папу.
– Про папу и про маму. Во-первых, родителей не выбирают, и в этом смысле мне здорово повезло. Я счастливый человек. Я рос в семье великих людей. Причем это относится и к папе, и к маме. Потому что мама, несмотря на то что она, может быть, и не имела такой популярности, как папа, но она, по сути, воспитала и папу, и меня.
– Его тоже?
– И его, конечно. Они ж познакомились, когда папа был начинающим и, более того, нигде не работающим артистом. Хотя и очень уверенным в себе. Какое-то время мама работала за двоих.
– Прошу прощения. Кто не знает, Илья Олейников – актер, телеведущий, один из создателей передачи «Городок».
– Композитор.
– …композитор.
– Что для меня очень важно.
– Талантливейший человек.
– Я бы даже сказал – гениальный. Даже при жизни это было понятно, а сейчас, когда его нет, это особенно ощущается. Папа продолжает и дальше жить вместе с нами, он участвует во всех процессах и поддерживает меня. Но вернемся к моему детству. Несмотря на то что папа не так часто бывал дома, мягко говоря… раз в две недели – это уже считалось неплохо, и телефонов мобильных тогда не было, у меня было такое ощущение, что он никуда не уезжал.
– Вот как? А почему оно возникало?
– Не знаю, видимо, у меня был какой-то астральный уровень общения с ним. Насчет папы не скажу, но у меня точно было такое ощущение. Очень хорошо помню, что, когда его не было, я залезал в шкаф и вытаскивал его вещи. Его свитера, пропахшие парфюмом и табаком, это же очень клево. Для меня запахи – самое сильное ощущение, если говорить про память. Я имею в виду, моментально все воспроизводится. А так – обычная семья, два советских человека, которые трудились с утра до вечера, чтобы купить все необходимое.
– С кем ты был близок, с мамой или с папой? Папа далеко…
– Поначалу… конечно, с мамой. Потому что мама была рядом. Но, наверное, я испытывал к ним одинаковые чувства. Если что, я бежал к маме, а папу я боялся, но уважал, и я обожал с ним ходить куда-то.
– А что, он сурово тебя воспитывал?
– Ну, вообще-то, он очень мягкий человек. Просто я иногда доводил его до такого состояния, когда он приезжал домой и мама начинала ему докладывать обо всех моих нормальных детских…
– Приключениях.
– Приключениях, да. Я очень хорошо помню, что в первый день, когда папа приезжал, мне все прощалось, а на второй день уже, конечно.
– В первый день прощалось, потому что вы соскучились друг по другу?
– Разумеется.
– Ну да, как можно омрачать. Отец приехал…
– Да. А на второй день уже можно было нормально получить.
– Да? И что ты получал?
– По заднице получал, но на самом деле очень редко, по большому счету, один раз, но я его хорошо запомнил и впредь старался избегать последствий.
– Что это был за раз?
– Что-то там достал, причем… Не буду говорить. Но вообще у папы было правило – раз что-то обещал, должен сделать.
– Интересно, интересно.
– Да. Вот, рассказываю. Мы вышли с утра с ним на концерт, и я себя жутко вел. Папа говорит: «Домой вернемся, получишь по жопе хворостиной». Это было реально в 10 часов утра. Мы вернулись в 10 часов вечера, целый день хохотали, веселились, и буквально через 20 минут про эту хворостину забыли уже.
– Ты забыл?
– Ну да. Папа, он у нас всегда был на позитиве, никаких обид. Вот если мама обижалась, переставала со мной разговаривать, на меня это очень сильно влияло. Крики, истерики в моем случае не работали, но вот если мама на меня обижалась – это было очень действенно. В общем, мы с папой весь день провели в шутках, вел я себя прекрасно и про хворостину правда забыл. А папа, когда мы пришли, берет хворостинку эту и говорит: «Я тебе обещал».
– Вот так.
– Да. Пацан сказал – пацан сделал – пацан запомнил.
– Ты считаешь, этот воспитательный момент принес свое действие?
– Да, конечно. Я считаю, принес.
– А ты сам такой метод используешь?
– Нет, я ни разу никого не тронул. Но, в принципе, нельзя исключать, это нормальная ситуация. Понимаете, бить бесполезно, а тогда… это же было психологически выстроено: человек пообещал наказать, и я действительно этого заслужил.
– Ты именно это в тот момент ощущал: заслужил – получил, раз отец обещал?
– Да это. И все, и больше… как прививочка такая…
– То есть к этому больше не возвращались?
– Да. Как только какие-то моменты возникали на грани, мне сразу напоминали, что впустую обещания не раздаются. То есть это уже звучало не как пустая угроза. Самое ужасное – когда ты что-то обещаешь ребенку и не выполняешь, не важно, наказание это или похвала.
– А тебя баловали?
– Да.
– Кто?
– Бабушка. Но, родители, при своей небольшой зарплате, все равно покупали мне на день рождения самые дорогие по тем временам подарки.
– Вкусности такие.
– Ну, я не девочка, я спокойно к этому отношусь: сладкое, и все такое.
– Булочки… да, это женская тема.
– Это вы, бедные, с ума сходите. Я не понимаю, как можно жрать банками варенье. Я не понимаю, а вы понимаете.
– А мы понимаем. Я-то вижу, как мои девочки за вареньем охотятся.
– Ну, вообще сладкое – это же как наркотик считается.
– Детям наркотики не даю, только варенье. Хорошо. Ты ощущал поддержку в своих действиях? Вот ты рос…
– Поддержку папы я ощущал, но он сильно в мои проблемы не погружался. Во-первых, у него на это все времени не было. Во-вторых, я себя достаточно нормально вел. А когда лет в двенадцать-тринадцать начался переходный возраст, папа со мной разговаривал, как самый близкий человек.
– Переходный – это какой возраст?
– Двенадцать лет. Покуривания вот эти, гудежки…Нормальный питерский хулиган. Очень хорошо помню, как папа… телефонов тогда еще не было, переживал, когда я вечером уходил, ну, как отец он всегда волновался. Главное – чтоб домой пришел, и все, а так он не сильно общался, видимо, настолько уставал на этих своих гастролях, что ему дома тишины хотелось.
– Не общался?
– Папа не сильно разговорчивый был дома, хотя очень теплый и ласковый человек, но ему было важно, чтобы все были рядом. Я, помню, вечером, еще в детстве, выходил погулять, а у нас такой двор-колодец был, и сверху: «Денис! Ты где?» – типа, папа зовет. Ну, и потом папа мне, конечно, устраивал. Такие психологические, очень точные разборки.
– А ты папу заставлял волноваться? Какие-то острые моменты были?
– Наверное, да. Ребенок, по идее, всегда держит родителей в тонусе. Что касается меня, то я рос самостоятельным. Со мной никто никуда не ездил, не ходил. В музыкальную школу сам добирался. То есть я полностью был себе предоставлен, потому что у родителей не было времени. Мама работала, папа работал. При таком автономном, самодостаточном существовании я довольно быстро сформировался как личность. Мне ни мамка, ни папка не нужны, в смысле как няньки.
– А ты им вопросы задавал какие-то? Дети иногда задают сложные вопросы. Вот твои дети задавали вопросы, которые ставили бы тебя в тупик?
– Что-то я не помню. Какие-то задавали, наверное.
– Самое распространенное – дети обычно спрашивают, откуда они взялись. Где ты их купил? На каком рынке? Ну, что-то вроде этого.
– Дети сейчас знающие пошли, образованные. Правда, младший мой вообще не знает, что такое планшет, хотя ему уже четыре года. Мы специально его отгораживаем. Максимум, мультики может посмотреть, когда ест, и все. Он либо чем-то занимается, либо играет. Мы живем за городом, и он знает, что такое эмоции, что такое тактильность, например. Он еще не запрограммирован, не заложник всех этих технологий. Он должен сначала попробовать и понять жизнь своими руками, а потом уже своими мозгами. Тогда он будет сравнивать и понимать, что одно дело – просто смотреть, и другое дело – потрогать.