Страница 4 из 65
Этот вариант отнюдь не был самым невероятным – учитывая цель моего приезда, но поверить в него мешало отсутствие некоторых обязательных атрибутов, как-то стервятников и запаха. При такой жаре труп начинает разлагаться очень быстро.
Я медленно проехала вдоль улицы, с сожалением покосившись на чернеющий в проеме колокольни образец средневекового литья. Пальнуть бы по нему пару раз – живо забегают.
Вместо этого я остановила Моргану у колодца, слезла, с трудом – Боже, зачем эти люди подвесили сюда такую тяжеленную бадью! – вытянула наверх полное ведро чистейшей ледяной воды и взгромоздила его на край колодца. Наполнила заново обе фляги, затем аккуратно положила рядом шляпу – и сунула голову под воду. Вынырнула, отфыркиваясь, перевела дух и окунулась еще раз. Затем напоила из этого же ведра Моргану и ее же от души окатила остатками воды. Выжала волосы, благо они у меня короткие и сохнут быстро, надела шляпу, сдвинув ее пониже, и присела на край колодца.
Сейчас было бы здорово для полноты картины раскурить длинную гаванскую сигару и сидеть, медленно выпуская клубы дыма сквозь зубы. Но я не курю. Табак отбивает нюх не только у собак.
Рано или поздно они появятся. Что касается меня, то я никуда не спешу. До захода солнца еще уйма времени.
Их хватило ненадолго. Уже через несколько минут в домах начали колыхаться занавески, чья-то тень мелькнула за низким глинобитным забором, в полумраке дверных проемов появилось несколько пятен посветлее. Некоторое время я наблюдала за этой суетой, потом мне стало скучно, я надвинула шляпу на глаза и принялась загонять себя в некое сонное оцепенение, которое мой друг аббат именовал забавным восточным словечком «медитация».
Вывел меня из него скрип сапог.
Сапоги – это хорошо. Нищий пеон не носит сапог, следовательно, ко мне приближается то, что изображает в этой нищей деревушке верховную власть. Неважно кто – синьор алькальд, старейшина или просто деревенский лавочник. Тот, с кем я смогу договориться. Ну а если не смогу, пусть пеняет на себя.
– Э-э… досточтимая сеньора…
Нарочито медленно приподняв указательным пальцем край шляпы, я взглянула на говорившего.
М-да, дело еще хуже, чем я надеялась. Если этот оборванец, одетый хуже любого виденного мной нищего Мехико – местная власть… я не стала додумывать эту мысль до конца. Ясно только, что на горячую ванну я вряд ли могу рассчитывать.
Позади представителя власти робко переминались с ноги на ногу двое пожилых пеонов, одетых примерно так же, как и их, встреченный мной по дороге, кретин-односельчанин. Разве что на этих рубахи были малость почище, да сомбреро выглядели не такими обтрепанными по краям.
– Не будет ли досточтимая сеньора столь любезна…
– Я – сеньорита! – перебила я словесные излияния этого шута.
– О, простите меня, досточтимая сеньорита. Я должен был догадаться. Простите…
Не дожидаясь, пока этот несчастный олух рухнет на колени и попытается испачкать своими поцелуями мои сапоги, я вытянула из жилетного кармана свой Знак и продемонстрировала его троице.
Троица дружно шарахнулась назад. Не думаю, что я сумела бы напугать их больше, даже показав растущие из-под верхней губы клыки.
– С-сеньорита…
– Вы что, не знаете, что означает этот Знак? – держу пари, это знает каждый мальчишка, даже в такой дыре, как эта. Особенно в такой дыре, как эта. Серебряный крест из двух связанных кольев. Они спят и видят, что пойдут в монахи, чтобы стать охотниками на вампиров. Знаменитыми охотниками. Такими, как Святой Рохас или брат Васко.
– Мы знаем… но вы?
Я слегка улыбнулась.
– По-вашему, охотник за вампирами – это непременно монах в серебряной кольчуге поверх рясы, с крестом в одной руке, осиновым колом в другой и горящими святым фанатизмом глазами?
– Нет, но… сеньора, вы женщина и вы… одна.
Я улыбнулась шире.
– А с чего вы взяли, что я одна?
Троица начала лихорадочно озираться по сторонам, высматривая толпы стрелков с винчестерами наготове. Не обнаружив оных, они обратили свои взоры на меня.
Пока эти олухи глазели по сторонам, я распахнула плащ, обнажив при этом обе кобуры.
– Смит, Торфин и я, – моя ладонь обхватила рукоятку «бизона», – нас уже трое. Плюс этот черный парень, – пистолет из левой кобуры словно сам по себе взлетел вверх, крутанулся вокруг пальца и лег обратно, – нас уже много, – про притороченный к седлу «винчестер» я упоминать уже не стала. Имеющий очи да увидит.
– Или, – я медленно обвела взглядом присутствующих, – кто-то хочет поспорить с моими друзьями?
Желающих не нашлось.
Я люблю свое оружие. Большой, тяжелый, никелированный «Смит и Торфин», прозванный «бизоном» за якобы присущую ему способность остановить этого зверя на полном скаку. Не знаю, как насчет последнего, не пробовала, но лягается Старший Брат будь здоров – я чуть кисть себе не сломала, привыкая к его бешеной отдаче. И «снарк» 38-го калибра, поменьше, выглядит не так грозно, зато пятнадцать патронов в его обойме – как раз то, что нужно, чтобы удержать на расстоянии толпу разъяренной нечисти, пока заменяешь патроны в барабане Старшего Братца.
По-моему, это как раз те друзья, которые нужны маленькой хрупкой женщине, вроде меня, чтобы в наше тяжелое время чувствовать себя спокойно. Надежный друг и защитник, который не предаст и не обманет. И вообще, человек чувствует себя по-настоящему свободным только тогда, когда он чувствует себя защищенным.
Один лишь алькальд, похоже, был не прочь поспорить, но, не найдя поддержки у своих односельчан, скис и стал похож на пустой бурдюк.
– Э-э… что же привело благородную сеньориту охотницу в нашу деревню?
– Приказ епископа, – при этих словах все присутствующие, исключая, разумеется, меня и Моргану, дружно перекрестились. – Стали пропадать люди…
Троица озадаченно переглянулась.
– У нас и в самом деле пропали двое, – сказал один из пеонов. – Педро Хименес и маленькая Рамона. Но мы и помыслить не могли…
– Люди… – перебила я его, – пропадали не только у вас!
Вчера мы с отцом О’Райли битых три часа мучились над потрепанной mapa, пытаясь определить место наиболее вероятного местонахождения гнезда. И сошлись именно на этой деревушке. В других местах случаев было больше, там находили и тела с характерными следами – в трех десятках миль отсюда погибла целая семья из восьми человек, чья хижина стояла чуть на отшибе. Был даже один живой свидетель – какой-то отчаянно везучий парень, сумевший отмахаться от нападавшего вампира – скорее всего, недавно обращенного – факелом.
Так вот, если верить карте, El Extinto находилась примерно в центре охотничьих угодий тварей. И всего два случая, причем оба раза тела исчезали без следа. Не гадь там, где живешь – этому нехитрому правилу неукоснительно следуют все хищники.
Мне, наверное, стоило бы поговорить со свидетелем, но отец О’Райли сказал, что тот, отойдя от пережитого, быстро распрощался с односельчанами и подался к каким-то дальним родственникам то ли в Ниуауа, то ли в Дуранго. Весьма разумный поступок с его стороны – вампир наверняка запомнил его, а эти твари весьма злопамятны. Но преследовать жертву за пределами территории гнезда свежеиспеченный кровосос вряд ли отважится, хотя бы потому, что это может сильно не понравиться тамошним Хозяевам. Разве что сам Глава гнезда решит устроить показательную акцию возмездия.
Ну и ладно. Мне вполне достаточно самого факта надежного свидетельства. Только Господь и я ведаем, сколько мне пришлось наглотаться пыли, мотаясь по стране в погоне за очередным слухом, на поверку оказывающимся банальной пумой, бешеным койотом… в лучшем случае оборотнем. Да стоит этим суеверным пейзанам наткнуться на любой изуродованный труп, а в таковой превращается любое тело, над которым хотя бы десять минут поработали стервятники, и они тут же принимаются вопить: «El Vampiro! Los Vampiros!» И приходится тратить уйму сил и времени, выясняя, что никакими вампирами здесь и не пахло, потому что последнего из них проткнули братья-охотники еще во времена Климента XIII.