Выбирая судьбу

У мальчишки катились слезы, которые тихо падали на стол, я очень выразительно посмотрела на Кьелла, с тихим желанием дать погнутой ложкой по лбу.

– Юнас, что я сказал, когда пришел в тот день от твоего отца? – кто так говорит с рыдающим ребенком? Захотелось порвать волосы на голове, на его голове, но там и так проредили все, не зря ведь у него ирокез!

Что странно, мальчишка постарался взять себя в руки и ответил четко:

– Что теперь я буду жить тут, пока не решу уйти или же пока не стану самостоятельным, – вот это выправка, отчеканил так быстро.

– И что тут непонятного? – убейся, тебе детей доверять нельзя, я поставила руки на стол и наклонилась вперед, сейчас кинусь и покажу тебе дикого зверя под названием разъярённая женщина!

Юнас пожал плечами, мол, все понятно, ничего непонятного. Ребенка с травмой, запугала дурная баба (все, тетка — это война, но пока не об этом) ему нужна уверенность, но тут суровый ледяной мужик, который один раз сказал, мнение не меняет, значит, все нормально. Да где там?! Все молчат, думала, один взрослый догадается продолжить объяснение с ребенком, но он смотрит непонимающе, мол, я же все сказал.

– Юнас, – все, вмешиваюсь, пока еще могу говорить, а не только рычать, – Кьелл, – как-то в его имени буквы «р» нет, но я почему-то его имя прорычала, нонсенс, – пытается сказать, что это твой дом. Тебя из него не выгонят, даже если ты будешь в чем-то виновен, поэтому слова той неприятной женщины - неправда. Да? – у меня глаза, как у Вепря брови, крайне эмоциональные, я их так выпучила, что они уже побаливают. Кьелл кивнул, соглашаясь с моими словами, я закатила глаза. Ребенок смотрит в стол, дубина ты ледяная!

– Юнас, если бы ты мне сказал, что не успеваешь, я бы уменьшил твои домашние дела и высказал свой протест поведению единственной Ханса. Тебе впредь не стоит умалчивать такие вещи, – ты его еще поругай, отморозок.

Ребенок кивнул, соглашаясь как с казнью, а если вот так.

– Юнас, а если я или Кьелл запретим тебе слушаться единственной твоего отца, ты ее не послушаешься? – он поднял на меня чуть непонимающий взгляд, но ответил.

– Конечно, ведь решение Кьелла имеет более серьезный вес, ведь он глава, а твое слово так же более важное, ведь ты единственная женщина в нашем доме.

– Вот и чудно, я запрещаю тебе слушаться этой женщины, в случае если она что-то будет тебе говорить, ты должен рассказать об этом разговоре мне или Кьеллу, выбирай сам, но при этом ты никуда с ней не идешь и ничего не делаешь. Понял? – он кивнул, при этом уголок его рта чуть дрогнул в намеке на улыбку, – кроме этого, я запрещаю тебе выполнять поручения или требования отца, кроме тех, которые ты сам захочешь сделать. Кьелл? – я тут поддержки просила или его веского «да».

– Ты сказала свое слово, женщина, теперь оно нерушимо! Юнас, ты это слышал и знаешь, что должен делать, – мальчик серьезно кивнул, что за ерунда?

– Мужчина, – я хлопнула ложкой об руку, каюсь, это нервное, но звук получился громкий, – подробнее!

Он надо мной смеётся, я же вижу, его глаза смеются, сам он, конечно, не умеет, наверное, и улыбаться, настолько суров, но глаза, особенно этот синий глаз точно смеется. И это его «женщина», хочу знать все нюансы этих странных мужчин и их обращений.

– Только что ты высказала желание стать для Юнаса кем-то вроде матери, женщиной, которая его опекает до его взросления, – чуть не ляпнула «когда», но взгляд того же Кьелл предупредил, что сейчас очень важный момент, вон как Юнас побелел, и кулаки сжал, я сглотнула ком и очень сварливым голосом (это защитная реакция у меня такая на мои же переживания душевные) сказала:

– Я так и говорю, если кто-то попытается обижать моих детей, я всех тут порву на много здоровых кусочков, – просто на маленькие слишком долго рвать, надо же всех успеть, а пока одного порвешь, замаешься.

Кьелл кивнул, неужели хвалит, а Юнас отвернулся, чтобы сдавленным голосом попросить выйти в свою комнату, я, естественно, разрешила, при этом так растерялась, когда он выскочил, явно пытаясь не рыдать при нас.

– Мама, я не понял, Юнас теперь твой сын? А я?

– И ты мой сын, всегда!

– Ага, значит Юнас теперь мой брат, – глубокомысленно выдал Дани, и, поднявшись, решил, – пойду брата успокою, он чего-то расстроился, я ему объясню, что ты самая лучшая мама в мире, чтобы он не переживал, что ему грымза досталась, – я придушенно крякнула, а сын уже умчался, а вот Кьелл продолжал сидеть с невозмутимым видом, при этом руку даю на отсечение, смеется в душе, если она у него есть!

Я не знала, что Юнас чуть задержался, слушая наш диалог и мои слова, что он мой сын, просто вечером к ужину спустился другой мальчик, чуть более уверенный. Я же не стала сдерживать себя, чаще обнимала детей, хвалила, гладила по голове. А Юнас, в свою очередь, старался перенять повадки Дани, относительно меня, но мамой он меня, конечно, не называл, да я и не просила. Он просто чуть расслабился и этого хватило, чтобы легче стало дышать.

– После ужина ты пойдешь в клуб? – вопрос Кьелла вернул меня из моих мыслей.

– Хотела, – осторожно высказала свое желание приобщиться к местному партизанскому отряду.

– Информация лишней не будет, хочу дать совет. Можно? – я кивнула, советы лишними не будут, а следовать им или нет мое дело, – не суди всех по единицам, – странно, но я кивнула, поблагодарила за совет и продолжила готовить ужин.

А он не ушел, все так же сидел на кухне и смотрел то на меня, то куда-то в никуда, вот же странный, и нервирует немного, поэтому, чтобы меньше нервничать, я ему выдала нож и попросила порезать лук. Разочарование было ужасным, он не плакал сосульками, он вообще не плакал, а я, стоя далеко от него, еле сдерживалась, не лук, а оружие массового уничтожения.

– Я могу пойти познакомиться с учителями мальчиков? – лучше говорить, а то это молчание меня сковывает.

– Конечно, даже можешь высказать пожелания и претензии, ты мать одного и опекун для второго, это твое право, – хорошо - то как.

– Я завтра пойду с ними, ты пойдешь с нами?

– Конечно, мне интересно на это посмотреть и послушать, как ты будешь угрожать всем, что сделаешь за своих детей, – издевается, я резко повернулась к нему, до этого стояла спиной, помешивала овощи на сковороде, хотела поймать с поличным, что потешается, нет, сидит серьезный.

После ужина, Кьелл выдал детям задание помыть посуду и почитать книги, Юнасу - математику, Дани - опять легенды, а мне же было сказано, что меня проведут.

Я переоделась в вещи, которые он принёс вчера еще, надо что-то с этим делать, на меня все большое, выбрала то, что менее всего бросалось в глаза относительно размера. Юбку широкую и блузку, при этом накинула шаль, и вроде как не видно.

Я поцеловала в макушку каждого из детей и предупредила: дверь не открывать, после пошла вместе с Кьеллом знакомиться с местным серпентарием. Вы спросите, почему так? А как еще назвать общину женщин, которые допустили, что ребёнок пережил все это? Хотя пока у себя в голове я еще дала им шанс, ведь все может быть не так, как кажется, посмотрим, что к чему.

9

Меня отконвоировали в клуб, на прощание пожелали держаться и удалились в неизвестность, я пострадала на пороге, но усилием воли погнала себя внутрь. Не съедят же они меня? Что интересно: женский клуб находится на территории дома Советов, вход с торца, там даже крылечко все в цветочках, такое показательное и шторки на окошках. Стоило мне открыть дверь, звякнул колокольчик и на его звук мгновенно выглянула совсем юная девушка, пискнула «Ой» и убежала докладывать.

Я медленно двинулась следом, коридор, по которому я шла через пять метров разделился на два противолежащих коридора, каждый из которых заканчивался дверью. Получалось, что двери друг против друга, но на приличном расстоянии, к чему бы это? Следуя логике, откуда пришли, туда и идите, там люди, я повернула налево. Никто не встречает, буду вежливой, постучала, в ответ тишина, ну, я дверь открыла, а там толпа женщин сидит, не мигая, на дверь смотрит, точнее, уже на меня. Резко захотелось захлопнуть дверь и сбежать, ну ее, эту информацию, и так добуду. Но мамины уроки не прошли зря, вежливо улыбнулась и решила поинтересоваться, вдруг я не туда пришла.