Страница 14 из 56
В то время как дитя рассказывало, отовсюду из других домов доносились крики ужаса. Разбухший, словно от многовекового предвкушения наслаждения, паук стремительно кружил по долине, выбирая в первую очередь самые роскошные дома, в которых перестали вспоминать о Боге.
Еще не рассвело, а весть о том, что старый паук вырвался на свободу и снова сеет смерть среди жителей, обошла все дома окрест. Говорили о том, что многие уже скончались, а с окраины долины уже доносятся вопли отмеченных печатью смерти. Можно было себе представить, какое горе постигло край, какой страх поселился во всех сердцах, какое Рождество встретили в Сумисвальде! О радости, которую обычно этот праздник несет с собой, никто и не вспомнил, и во всем виноваты были сами люди. Паук стал еще проворнее и ядовитее. Он появлялся то в самых оживленных, то в самых отдаленных местах поселка; его одновременно видели и в горах, и в долине.
Казалось, он знал, что час его недолог, или хотел сэкономить силы, но на этот раз он разделывался со многими зараз. Поэтому чаще всего подстерегал паук траурные процессии, сопровождающие покойников к церкви. То в одном, то в другом месте, а чаще всего в конце крутой дороги возле часовни появлялся он в толпе или вдруг прямо с гроба пучил застывшие свои глаза на провожающих. Люди кричали, пытаясь спастись, но один за другим падали на землю до тех пор, пока все участники процессии, застигнутые пауком, не начинали корчиться на дороге в предсмертных судорогах, так что вокруг гроба образовывалась гора трупов. Тогда люди перестали носить покойников в церковь; никто не хотел ни нести гроб, ни сопровождать его, и усопшие оставались лежать там, где их настигла смерть.
Отчаяние охватило всю долину. Ярость клокотала в сердцах оставшихся в живых, люди изливали ее в ужасных проклятьях в адрес Кристена, будто он один был во всем виноват. Все считали, что Кристен не должен был покидать старый дом и предоставлять прислугу самой себе. Теперь все поняли, что хозяин как-то обязан отвечать за своих слуг, наблюдать за их едой и молитвой, запрещать богопротивное поведение, безбожные речи и глумление над дарами Божьими. Тут уж все сразу излечились от чванства и высокомерия, все сразу стали благочестивыми, начали носить самые скромные одежды. Были извлечены на свет старые четки, и люди убеждали себя в том, что они всегда были такими и не совершили ничего плохого, в чем должны теперь убедить и Бога. Один только Кристен якобы был среди них безбожником, и поэтому все проклятия, как камни, сыпались на него со всех сторон. И хоть он был лучше всех их, но воля его зависела от воли женщин, подчинивших его себе. А подобная зависимость — большой грех для каждого мужчины, поэтому ему не уйти от суровой ответственности перед Богом за то, что он был не таким, каким его хотел видеть Господь. Кристен сам понимал это, поэтому не упорствовал в гордыне и раскаивался даже больше, чем был виноват. Но и это не примирило его с людьми, и они еще больше распалялись, доказывая, как велика должна быть его вина, если он так много на себя берет, так унижается и даже сам признается в собственном ничтожестве.
Тем временем Кристен дни и ночи молился, чтобы Бог отвратил зло, но с каждым днем оно становилось все страшнее. Бедняга чувствовал, что теперь его обязанность — исправить ошибку и принести в жертву самого себя, повторив тем самым поступок, совершенный его прародительницей.
Кристен переселился со своими детьми в старый дом, вырезал новую затычку для щели, окропил ее святой водой и произнес над ней молитвы. Потом положил рядом с затычкой молоток, сел подле детских кроваток и стал поджидать паука.
Долго он молился и бодрствовал, преодолевая тяжелый сон, но не падал духом и не колебался в своей решимости. Однако паук не появлялся. Его можно было встретить где угодно; поскольку же чума эта не отступала, все безумнее становилось отчаяние выживших.
В самый разгар этого кошмара одна из женщин поселка родила ребенка. Снова вернулся к людям старый страх, что паук отнимет у них некрещеное дитя в счет старой сделки. Женщина вела себя как безумная, и сердце ее было полно не надеждой на Бога, а ненавистью и местью.
Все жители долины помнили, как их предки убереглись от происков Зеленого Человека в день, когда должен был родиться ребенок, и как тогдашний пастор щитом встал между ними и их извечным врагом. Предлагали послать за пастором, но никто не захотел стать гонцом. Непогребенные мертвецы преграждали дорогу, и никто не верил в то, что посланный за пастором гонец уйдет даже самыми непроходимыми горными тропами от паука, который, казалось, был всевидящим. Никто не решался. Тогда муж женщины, ожидающей ребенка, решил наконец, что если паук выбрал себе жертву, то он ее настигнет как дома, так и в пути, так что если ждет его скорая смерть, то от нее никуда не уйти.
Мужчина этот отправился в путь, но час проходил за часом, а гонец так и не возвращался. Гнев и горестные стенания его жены становились все более невыносимыми: приближались роды. В безнадежном отчаянии сорвалась она с постели и, осыпая проклятиями Кристена, помчалась к его дому, где тот в это время молился рядом со своими детьми и ожидал схватки с пауком. Уже издали были слышны ее крики. Когда же она с ужасно искаженным лицом влетела в комнату, Кристен вскочил, не узнавая, кто перед ним: роженица или проклятая всеми Кристина в ее облике. Но тут женщину остановили начавшиеся схватки, и прямо на пороге дома Кристена она родила сына. Люди, бежавшие за ней, бросились врассыпную, предчувствуя самое ужасное. Кристен, почувствовав прилив сверхчеловеческой воли, взял на руки невинное дитя, бросил нежный взгляд на своих детей, после чего завернул новорожденного в теплую одежду, переступил через лежащую на пороге бесчувственную женщину и пошел по направлению к Сумисвальду. Он сам хотел отнести дитя в церковь и тем самым искупить вину, лежавшую на нем как на главе семьи, а в остальном решил положиться на волю Господа. Шагал он осторожно, потому что дорогу ему преграждали бесчисленные трупы. Почти сразу он услышал позади себя чьи-то легкие торопливые шаги — то был бедный мальчик, который, боясь оставаться один на один с безумной женщиной, побежал за приютившим его хозяином. Как иглой кольнуло в сердце Кристена, лишь только он вспомнил, что его собственные дети остались наедине с этой обезумевшей матерью ребенка, которого он нес в церковь. Но ноги сами несли его вперед, к святой цели.
Уже был почти преодолен крутой спуск и впереди замаячила часовня, когда внезапно его обдало жаром, что-то зашевелилось в зарослях — и перед ним возник паук. В кустах мелькнуло огненно-красное перо на чьей-то шляпе, и паук высоко вздыбился, словно готовясь к прыжку. Кристен громко произнес имена святой Троицы, и из зарослей отозвался на его слова дикий крик, снова замелькало красное перо. Передав младенца на руки мальчику и вверив свою душу Господу, Кристен сильной рукой схватил паука, который сидел, словно пригвожденный к земле священными словами. По телу крестьянина разлился жар, но паука он не выпускал. Дорога была свободна, и все понявший мальчик поспешил с ребенком к пастору. Тем временем Кристен, изнемогая от огня, охватившего тело, как на крыльях несся домой. Боль в руке была чудовищной, паучий яд разливался по всему телу. Кровь будто превращалась в жидкое пламя. Силы покидали Кристена, дыхание прерывалось, но он не переставал молиться, стараясь удержать перед мысленным взором образ Божий и терпя адские муки. Уже виден был его дом, на пороге которого все так же лежала бедная мать, и вместе с болью росла в душе его надежда. Увидев Кристена без ребенка и подозревая предательство, пришедшая в сознание женщина бросилась навстречу ему, подобно тигрице, у которой отняли детеныша. Не обращая внимания на его знаки, мать кинулась к его протянутым вперед рукам. В приливе смертельного страха пришлось втащить полоумную мать в дом и там высвободить руки. Теряя последние силы, удалось Кристену затолкать паука в старую щель и холодеющими руками вбить затычку. Бог помог ему в этом. Взгляд умирающего остановился на детях: они улыбались во сне. Ему вдруг стало легко, будто чья-то невидимая рука погасила огонь в его теле, и в тихой молитве он смежил глаза. Люди, боязливо вошедшие, чтобы посмотреть на происходящее, увидели на его лице мир и покой. Не веря своим глазам, увидели они щель забитой, а женщину — обезображенной жуткой смертью. Селяне все еще стояли, не понимая, что произошло, когда вернулся мальчик с младенцем на руках в сопровождении пастора, который быстро окрестил дитя и собирался с распятием в руках и святыми дарами мужественно вступить в такой же бой, в каком пал его предшественник, победив врага. Но Господь не принял этой жертвы от пастора: бой с честью выдержал другой человек.