Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 8 из 12

Эурон поглядел на расставленные на низком столике атрибуты гостеприимства и хмыкнул.

— Столько лет не виделись, а ты меня чаем встречаешь. Неужели нет ничего покрепче?

Виктарион опустился в соседнее кресло и покачал головой.

— Я завязал.

— Ну, конечно, — с издёвкой согласился Эурон, а после извлёк из внутреннего кармана куртки фляжку. Отвинтив тугую крышку, пригубил напиток и подмигнул брату. — Отличный бурбон — рекомендую, — взял с подноса пустую кружку и плеснул туда огненной воды, подвинул брату. — За встречу! — отсалютовал фляжкой. Наверняка, жёнушка его всё-таки дожала. Никогда ей не нравились семейные застолья,и, похоже, что за прошедшие годы она всё же смогла убедить братца отказаться от выпивки.

Виктарион с укором посмотрел на него и не притронулся к своей кружке. Положив руки на подлокотники кресла, поглядел на пляшущие в камине языки пламени. Наконец, в его жизни наступила стабильность, и он смог обуздать свой порок. Больше трёх лет не притрагивался к спиртному и не хотел, чтобы теперь всё пошло прахом. Он ведь едва не потерял свой дом и семью, будучи поверженным этим грехом. К тому же, прекрасно знал, чем это кончилось для отца. А вот младший брат, видимо, забыл.

— Надеюсь, ты помнишь об отце?

— У меня не отшибло память. Он давно мёртв, как и наша мать, — резко бросил Эурон. Он уж точно был не настроен на вечер лирических бесед. Каким бы ни был отец — он поставил их на ноги. Троих детей вырастить нелегко. А мать что ж, она любила причитать и жаловаться: поводов у неё оказывалось предостаточно, так что в этом её сложно упрекнуть.

Едва у него появилась возможность, как Эурон слинял из отчего дома, не раздумывая долго. Сразу же после окончания школы. Бейлон к тому времени давно уже обосновался в Лондоне и тоже не слишком-то часто наведывался в гости к родителям. Виктарион остался. Как он и говорил: самый добрый и мягкосердечный из них.

Отец был пропойцей и скрягой, хоть и обладал недюжинным умом и деловой жилкой. Основал завод с нуля, сколотил капитал, да только дома они ничего не видели. Экономил каждый пенс, мать на ферме возилась, продавала овощи, чтобы купить им игрушки и сладости тайком от него. Сколько помнил — всё донашивал одежду старших братьев, и дома всегда стоял зверский холод, почти во все времена года, потому что отец запрещал включать отопление без крайней нужды. Экономил.

Однако, стоило ему накатить, как он преображался. Можно сказать, становился абсолютно другим человеком. Играл с детьми, угощал конфетами и покупал подарки всей семье. Как-то даже преподнёс матери кольцо с бриллиантом на годовщину свадьбы. Она его припрятала и надевала лишь тогда, когда отца не было дома, потому как протрезвев, он бы поразился такой расточительности и вернул бы кольцо в магазин.

Не сказать, что Эурон не любил родителей, совсем напротив, ведь других у него не было. Но свои детские годы не назвал бы счастливыми, а воспоминания о них не играли радужными красками.

На старости лет отец совсем выжил из ума, и общение с ним не доставляло вовсе никакой радости, а запивать он стал к тому моменту уже регулярно. Правда, характер стал хуже прежнего. В конце концов, его образ жизни его же и доконал, что оказалось вполне закономерно. Мать ненадолго его пережила. Такая любовь, или чёрт его знает что, но два года спустя она последовала за отцом.

Воспоминания мелькали яркими слайдами в голове, и Эурон совсем потерял счёт времени. Виктарион, очевидно, собрался с мыслями и решил первым разбить тишину:

— Ты с похорон матери здесь не появлялся, так почему же сегодня приехал? — с любопытством пробежал взглядом по лицу брата.

Странно, но мальчишкой запомнил его лучше. Семилетним сорванцом, который появлялся дома то с разбитыми коленками, то со ссадиной на подбородке, потому как постоянно умудрялся отыскать приключения на свою голову. Маленьким озорником в выгоревшей рубашке в жёлто-зелёную клетку с лукавой улыбкой и хитроватым прищуром синих глаз, что возникал тогда, когда он задумывал очередную шалость. Или шумным и дерзким подростком, который бренчал на гитаре и возился в гараже со старым мопедом. На самом деле взрослого брата он почти и не знал, слишком быстро прошли годы, а они так давно не общались толком.

— Соскучился. Разве я не могу повидать брата? — весёлым тоном произнёс Эурон. — Знаешь, последние два года никак не мог выбраться. А ты что-то меня не навещал, — с упрёком добавил он. Кажется, разговор свернул с намеченной колеи, но он был уже слишком пьян, чтобы держать под контролем свои эмоции.

Чуть подумав, Виктарион нахмурился, вспоминая былые обиды. Он никогда не был скандалистом как Бейлон, не был вспыльчив и горяч как Эурон, все свои переживания сохранял в душе, но порой они прорывались наружу и тогда он злился, чувствуя себя недооценённым и забытым.

— Я предупреждал, что твои выходки до добра не доведут! Когда родители были живы, вы с Бейлоном приезжали сюда как в гости. Весь дом остался на мне, я ухаживал и за отцом и за матерью! Ты сам-то обо мне вспоминал лишь тогда, когда тебе было что-то нужно! — Виктарион развернулся к брату и смерил его гневным взором, стиснув кулаки на подлокотниках кресла.

— О, ну, ещё бы! Бедняга Виктарион — все про тебя забыли. Этот дом тебе и достался, смею напомнить! А Бейлону чёртов завод! А мне что? Столовое серебро! Хорошенькое наследство, — фыркнул Эурон, откинувшись в кресле и забросив ногу на ногу. Попытался сфокусировать взгляд на брате, но получалось неважно.

Виктарион, кажется, не нашёл что возразить и угрюмо молчал, уставившись в камин.





Эурон решил завершить спор железобетонным аргументом:

— Ты не навещал меня в тюрьме. Ни разу не приехал! Даже не позвонил. Бейлон и тот появлялся изредка, хотя от него я этого и не ожидал. А ты же у нас был родительским любимчиком — самый правильный, самый послушный. Виктарион — пример для подражания, так говорили они. Отличный пример! Ты просто выкинул меня из своей жизни! Вот так, братец. Оступиться может каждый, а ты просто забыл обо мне, словно мы и не родственники, — заключил Эурон. Честно говоря, он был на взводе — то, что угнетало на протяжении последних двух лет, вырвалось наружу, как пар из-под крышки бурлящего котла.

Виктарион молчал, прожигая его суровым взглядом, но по окончании его речи, отвёл глаза и губы его дрогнули, словно он собирался сказать что-то резкое, но всё же не проронил и слова в ответ. Может, почувствовал и свою вину в том, что их отношения дали трещину, а может, просто не стал спорить с пьяным братом.

Помедлив, поднялся и также, глядя в сторону, произнёс:

— Оставайся на ночь, проспись. Нам обоим нужно остыть. Поговорим лучше завтра, — во истину он оказался самым здравомыслящим из них.

Эурон вздохнул и цокнул языком.

— Славное предложение, братец. Но мне нужны деньги. Три тысячи фунтов — потому и приехал, как ты понимаешь.

Виктарион удивлённо поднял брови.

— Ты издеваешься? Даже, если и не брать в расчёт, что мы пять лет не виделись, — раздражённо махнул рукой и вновь опустился в кресло. — Ты мне ещё прошлый долг не вернул.

— Не мог — я был в тюрьме, — парировал Эурон и вновь потянулся к фляжке.

Виктарион покачал головой и в раздумье запустил пальцы в бороду.

— Нет. Не могу, да, к тому же, Иви будет против — это ведь большая сумма, — решительно заявил он.

Эурон ухмыльнулся и воздел руки вверх.

— Ещё бы — вечно тобой баба управляет!

Виктарион хотел возразить, но Эурон отмахнулся от него. Опустил голову, сложив ладони на затылке.

— Я проиграл ребёнка в карты.

— Ты, что прости? — Виктарион поперхнулся и подавшись вперёд, наклонился к брату, уверенный в том, что ослышался.

— Проиграл Теона в карты. Мне нужно вернуть деньги до конца недели, — чётко выговорил Эурон, так и не взглянув брату в глаза.

Виктарион застыл, не зная как реагировать. А после залпом опрокинул кружку, в которую братец щедро плеснул спиртного в начале разговора. Кажется, три года трезвости канули в Лету.