Страница 48 из 49
Может быть я подцепил их в раздевалке или в мыльном отделении в бане? Но ведь ходил туда много лет подряд, и никогда ничего подобного… А может быть… Лора?… Нет, об этом и думать не хотелось. Хотя теперь, поразмыслив, думаю: скорее всего она, Лора. Больше неоткуда. Ведь после нее я ни с кем не встречался. А если вспомнить еще, что говорил Антон о шоферах-дальнобойщиках, то… Судьба не уставала меня испытывать.
Естественно, я тотчас бросился читать соответствующую медицинскую литературу…
Помогла в конце концов не серная мазь, которая настойчиво предлагалась в книгах, а наше отечественное, родное мыло с примесью ДДТ – «мыло ДДТ». Несколько тщательных помывок в своей родной бане… И я был готов к дальнейшему поиску, гордый от преодоления очередной напасти, здоровый, чистый и более опытный, чем раньше. Только так: «через тернии – к звездам», увы.
Как же мне все-таки не везет, думал я, тем не менее, однако вскоре выяснилось, что если и не везет, то не только мне одному. Мой друг из подвальной квартиры, Слава, по женской части шел с некоторым отставанием от меня: свой мужской первоначальный барьер он преодолел приблизительно как раз в это время. И что же? Первая же дева, с которой ему удалось лишиться невинности, наградила его как раз тем, чем наградила меня все же не первая, а вторая – Рая. Естественно, я оказал ему дружескую поддержку, тут же направив по знакомому адресу. Что, естественно, помогло. Вылечившись, он преодолел вторую ступеньку – и что вы думаете? То же, что у меня по крайней мере не со второй, а с шестой. Те же подлые шестиногие твари с коготками на кривых ногах и острым хищным хоботком. Но и тут я, разумеется, тотчас вытащил его из беды – мыло ДДТ у меня оставалось. Так что еще неизвестно, действительно мне так уж не везло или все так и должно было быть. Школа!
Ау, Джакомо!… Интересно, сталкивался ли блистательный итальянец с такими проблемами, когда самозабвенно и с упоением занимался своей чудесной охотой? В своих мемуарах (я их читал, разумеется, хотя и много позже) он об этом умалчивает. Может, просто не хотел портить читателям впечатления? Впрочем, другое время, другая страна…
Да, увы, но и на этом высшие силы, что испытывали меня, не остановились.
Когда я уже выпутался из очередной неприятности, как-то вечером позвонил Антон и сказал, что они с Костей сейчас в одной веселой компании, и там не хватает мужчин. Это совсем недалеко от меня, и если я свободен, то…
Естественно! Конечно! Почему бы и нет?…
Приехал. Действительно, небольшая компания, танцы, все слегка навеселе. Но как и в ту вечеринку с Лорой, все девушки, конечно, расхватаны. Кроме одной, ради которой меня, очевидно, и пригласили. Тихая, скромная еврейка – Лана. Вполне симпатичная и неплохо сложенная, тем не менее.
Мы с ней немного потанцевали, мне понравилось ее спокойствие, покорность, отсутствие выпендрёжа. Скорей из любезности, чем с особым пылом, я предложил ей поехать ко мне. Она как будто только этого и ждала – согласилась тотчас. «Наконец-то, – подумал я. – Неужели так бывает? Просто, по-человечески…»
Поехали и очень скоро, как-то естественно, без лишних слов, очутились на моей постели. Даже не раздев ее до конца, только задрав юбку, сняв туфли, чулки и трусики, я проник в ее тело, чистое и ухоженное, к моей естественной радости. «Вот как оно может быть – просто и по-доброму,» – думал я, искренне зауважав Лану за человечность и простоту, за то, что не было с ее стороны всех этих мучительных раздумий-взвешиваний, набивания цены и так далее.
Но тут, оказывается, было другое.
После первой разрядки я, естественно, хотел раздеть ее совсем – естественно же! Сама она почему-то раздеваться до конца не хотела, а мои руки, как только они поднимались выше ее пояса, тотчас удерживала. В чем тут-то дело? «Может быть, грудь у нее слишком мягкая? – думал я. – Или слишком чувствительная, до болезненности? Или еще какая причуда, мало ли – они ведь все с каким-нибудь приветом…»
– Слушай, в чем дело? Почему ты так? Ну, я же хочу ласкать тебя всю, да ведь мы же с тобой уже…
И тогда она, наконец, призналась. О, Боже, у нее обнаружили рак, недавно была операция, и одну грудь отрезали. Вот этого она и стеснялась…
Жалость, сочувствие, конечно же, тотчас наполнили мою душу. Но на сексуальные ощущения это, увы, подействовало далеко не лучшим образом. Конечно, я корил себя за то, что заставил ее все рассказать, но ведь это же было неизбежно. Выхода из положения я не видел. Она замкнулась, ушла в свою беду, и сексуальный пыл в ней тоже, конечно, угас. Как и – окончательно – во мне.
Понимаю, что наши регулярные встречи с ней были бы для нее лекарством, я выполнял бы благородную миссию, делая посильные гуманитарные вклады. Да и мне не помешала бы регулярность, но… Все уже было испорчено, нарушено, ей трудно преодолеть свою гордость, а я, естественно, не мог же играть роль влюбленного Донжуана… Вот, оказывается, почему меня пригласили Антон и Костя, я понял…
Восьмой могла стать Анечка, очаровательное восемнадцатилетнее создание, приехавшее к моим родственникам из Белгорода. Тут – как награда мне, думаю, за упорную верность мечте, несмотря на многократные неудачи, – возникла даже между нами вполне юношеская любовь. Беленькая – светлые длинные волосы, – скромная, милая, она приехала вместе со своим отцом, чтобы выбрать, в какой институт поступать следующим летом – в это лето уже опоздала.
Меня пригласили в гости, я увидел застенчивое, трогательное существо с огромными голубыми глазами, воспылал тотчас симпатией… А тетя моя, заметив, сказала:
– Пригласи Анечку к себе в гости, идите, погуляйте с ней. Ты можешь ее сфотографировать.
Речь шла, разумеется, не о фотографии в обнаженном виде, к этому я далеко еще не готов, не говоря уж о ней, но ведь и портрет юного существа сделать приятно.
И мы действительно зашли ко мне в гости и вскоре, конечно, уже целовались, потому что симпатия оказалась взаимной и пылкой. Потом куда-то вместе ходили, потом опять приходили ко мне.
А когда прощались, она заплакала и сказала, что не поступит на следующий год в институт.
– Почему? – спросил я.
– Потому что думать буду все время вместо того, чтобы готовиться.
– О чем?
– О тебе, не понимаешь, что ли. Ты не видишь разве, что я влюбилась в тебя. Буду тебе письма писать, можно?
Она уехала, и мы, конечно же, переписывались.
И восьмой стала не милая Анечка, увы, а Люся – воспитательница из детского сада. Хорошая девушка, красивая, неглупая, но отдалась довольно-таки равнодушно, как-то по-деловому. После сумасшествия с Лорой, после очаровательной Анечки это наше сближение было хотя и приятным, со взаимной симпатией, однако бесцветным. Она почти сразу дала понять, что не возражала бы против наших дальнейших встреч, но… Любви не было, это ясно. Просто у нее ребенок в том детском саду, где я фотографировал, а нужен муж, очень нужен. Что же касается «сексуальных глупостей» то это так, для здоровья. В общем-то и любовь не очень нужна, а вот замужество – да, это очень.
Девятая – Таня, тоже из сада, только другого. Один раз неплохо получилось у нас, ей понравилось, но тут же она зачем-то начала подробно рассказывать о своих любовниках. Какие они все хорошие и как они все ее ценят и любят. Думала, наверное, что из-за этого я тоже ее буду больше ценить и любить. У меня же, наоборот, желание тотчас пропало: ведь если они все у нее такие хорошие, то зачем я-то ей нужен? И мне даже стало казаться, что я не только с ней дело имею, но как бы и с ними со всеми, а к мужикам сексуального стремления я никогда не испытывал…
И удалялись, удалялись пока что и «Нимфа» Ставассера и «Купальщица» Коро. Как и образ Аллы, и Раи на сеновале, как надежда на то, что когда-то наконец… А ведь я повидал уже скульптуры Кановы – это один к одному как в моих юношеских мечтах и даже снах: светящееся, идеальное тело, словно и не материальное вовсе, словно что-то воздушное, неземное, чудесное, что и словами-то выразить нельзя, разве что если музыкой…