Страница 5 из 21
Карта 2.
Сфера деятельности Голландской Ост-Индской компании
Как мы отмечали выше, изначально кальвинизм обрел себе больше последователей в Южных Нидерландах, чем в северных провинциях. На самом деле разделение, которое произошло окончательно, поначалу, казалось, должно было формироваться по оси восток – запад, а не север – юг. В Антверпене существовало сильное кальвинистское сообщество, тогда как Амстердам придерживался католицизма. Восточные провинции, включая современный, исключительно протестантский северо-восток, некоторое время оставались преимущественно католическими. Однако отвоевание герцогом Пармским[12] Фландрии, Брабанта и части северо-востока в 1580 г. не смогло продвинуться дальше прочной естественной линии обороны, состоящей из рек Шельда, Маас, Рейн и Эйссел вместе с болотами Южной Фрисландии. После смерти герцога Пармского в 1592 г. принц Мориц смог завершить завоевание северо-востока, а его преемник, Фредерик Генрих[13], приобрел некоторую выгоду на юге, включая оплот католицизма, Маастрихт (провинция Лимбург). Тем не менее испанская угроза центральным районам северных провинций не была устранена до отвоевания города Бреда (провинция Северный Брабант) в 1637 г.
Фредерик Генрих, как и Вильгельм Молчаливый, был намерен гарантировать разумную терпимость к открытому вероисповеданию католицизма в районах, выведенных из-под испанского контроля, надеясь таким образом побудить «Послушные провинции» воссоединиться с самопровозглашенными Соединенными провинциями свободных Нидерландов. К сожалению, наиболее фанатичные элементы среди кальвинистов имели достаточное влияние, чтобы не допустить хоть сколь-нибудь значительного претворения в жизнь подобной политики.
Католики, жители Генералитетских земель[14], как были названы завоеванные районы, не имели никаких политических или избирательных прав и не могли принимать серьезного участия ни в экономической, ни в интеллектуальной жизни Голландской республики. Испанские правители Южных Нидерландов, со своей стороны, были еще более решительно настроены искоренить ересь в провинциях, контролируемых церковью и королем; в результате симпатизировавшие протестантству люди эмигрировали на север или на восток, и в провинциях, управлявшихся из Брюсселя, кальвинизм прекратил свое существование. Эти ожесточенные беженцы-кальвинисты с юга значительно усилили влияние своих воинственно настроенных единоверцев на севере, которые были решительно настроены на воссоединение всех 17 провинций на основе непререкаемого главенства кальвинизма как в вере, так и в государстве. Таким образом, Нижние Земли (Нидерланды) оказались разделены не по географическим, языковым или этническим границам, а по чисто искусственной черте, установившейся в результате превратностей боевых действий Восьмидесятилетней войны и параллельного роста взаимной религиозной неприязни.
Когда герцог Пармский захватил в 1585 г. Антверпен, он способствовал капитуляции города, предложив позволить тем кальвинистам, кто был решительно настроен эмигрировать (лишь бы не отказываться от своей религии), двухлетнюю отсрочку для вывоза своих товаров и вывода капитала. Как мы уже видели, за XVI столетие Антверпен превратился в крупнейший торговый перевалочный пункт в Европе. Местные фламандские и валлонские купцы вели бухгалтерский учет, проводили банковские операции и имели систему страхования, которые до этого процветали только южнее Альп и Пиренеев. Среди этих богатых торговцев имелось много приверженцев кальвинизма, хоть и не все богачи, эмигрировавшие на север, были протестантами. Их рассеивание по всей Европе за последние две декады XVI в. имело более далекоидущие последствия, чем диаспора иберийских евреев за век до этого или исход гугенотов 100 лет спустя. И до 1585 г. фламандские купцы и без того часто посещали многие торговые порты от Данцига[15] до Ливорно, но в следующие 15 лет их количество и влияние значительно возросли благодаря появлению богатых и предприимчивых беженцев из Южных Нидерландов.
У тех, кто эмигрировал в Голландию и Зеландию – а среди них было множество состоятельных и предприимчивых людей, – имелись родственные и деловые связи по всей Европе, от Балтики до Леванта, поскольку семьи, как правило, не эмигрировали все вместе, а рассеивались по разным регионам. Те, что осели в Италии и на Иберийском полуострове, волей-неволей остались в лоне католической церкви, но для них не составляло проблем сотрудничать со своими кузенами-кальвинистами или лютеранами Северных Нидерландов; точно так же иберийские евреи не обрывали связи со своими родственниками, «новыми христианами» – марранами[16], остававшимися в Португалии и Испании. Финансовые и деловые связи, пришедшие с этими эмигрантами в Амстердам, Мидделбург и другие голландские города, послужили огромным стимулом всей их торговой деятельности в целом, а Амстердама в особенности. Разумеется, подавляющее большинство тех тысяч эмигрантов из южных провинций составляли не состоятельные бюргеры, а представители среднего и трудящегося классов, среди которых было много как мелких торговцев, опытных мастеров и искусных ремесленников, так и простых, не обученных какому-либо мастерству работников. Текстильная промышленность в Лейдене, например, получила значительное развитие благодаря притоку нового капитала и рабочей силы с юга.
И хотя много голландских городов извлекли пользу от обретения этих финансовых и людских ресурсов, на Амстердаме это отразилось заметнее всего. Между 1585 и 1622 гг. население города возросло примерно до 75 тысяч человек, а в последний, 1622 г. из общего числа 105 тысяч жителей треть составляли эмигранты из Южных Нидерландов или их потомки в первом поколении. Один из таких недавно прибывших в 1594 г. написал, с простительным в данном случае преувеличением: «Это сам Антверпен, превратившийся в Амстердам». На другой фактор роста финансовых ресурсов Амстердама указала американский историк Вайолет Барбур. Она напоминает нам, что в Голландии – или, если уж на то пошло, во всех остальных Северных Нидерландах – имелось мало земли, которой можно было владеть, а та, что была, продавалась или сдавалась в аренду по крайне высоким ценам, и сделки облагались серьезным налогом. Вследствие этого многие люди с ограниченными средствами, которые в других странах могли бы стремиться купить или арендовать фермы или небольшие земельные участки, вкладывали свои сбережения в покупку доли в кораблях, в рыболовство или краткосрочные торговые рейсы, в мелиорацию земель, а позднее в муниципальные или провинциальные займы. Быстрый рост Амстердама как центра международной торговли отразился в издании – начиная с 1585 г. – еженедельного прейскуранта цен на товары, что в Лондоне начали делать только 80 лет спустя. Можно также отметить, что в 1609 г. в Амстердаме был основан валютный банк, а в 1614 г. кредитный.
Отчасти благодаря торговой сети фламандских и валлонских купцов в портах Иберии и Средиземноморья за последнюю декаду XVI в. голландцы смогли развернуть свое и без того процветавшее фрахтовое дело до беспрецедентных размеров. Пять следовавших один за другим неурожайных лет в Южной Европе (1586–1590) предоставили им возможность захватить и удерживать новые рынки за пределами Гибралтарского пролива. И хотя до 1585 г. их корабли были редкими гостями в портах Средиземноморья и Леванта, 20 лет спустя торговля здесь уступала в значимости лишь торговле на Балтике, с которой, кстати, купцы Антверпена были тесно связаны еще до падения их города. Языковые, родственные и деловые связи оказались прочнее – по крайней мере, на какое-то время – религиозных и политических. Например, в Ливорно местные фламандские торговцы одновременно представляли режим и Гааги, и Брюсселя. Корнелис Хата, первый дипломатический представитель Голландии в Блистательной Порте (султанской Турции), в 1616 г. утверждал, что все агенты голландских компаний в Леванте по происхождению являлись выходцами из Брабанта и подданными эрцгерцогов, правивших «послушными провинциями» от имени испанской короны. Другим фактором ускоренного расширения голландской морской торговли в 1500-х гг. стала разработка и постройка более эффективных торговых судов, fluit. Эти «флейты», или «летучие корабли», как прозвали их англичане, управлялись относительно небольшими командами, перевозили значительный груз, были вооружены небольшим количеством орудий – а то и вовсе обходились без них – и могли быть построены задешево и в больших количествах. (Некоторым образом их можно считать прообразами «Либерти» – транспортных судов времен Второй мировой войны для обеспечения массовых военных перевозок.)
12
Алессандро (Александр) Фарнезе (1545–1592) – третий герцог Пармы и Пьяченцы, испанский полководец и наместник Нидерландов, который подвел черту под нидерландской революцией на территории нынешней Бельгии. Смертельно ранен в сражении у Руана.
13
Фредерик Генрих Оранский – сын Вильгельма I Оранского от четвертого брака. Командующий войсками республики Соединенных провинций, штатгальтер с 1625 по 1647 г.
14
Генералитетские земли – часть территории Соединенных провинций, управляемая напрямую Генеральными штатами; на этих землях не было провинциальных штатов, и они не были представлены в центральном правительстве.
15
В описываемое время (и до 1739 г.) этот основанный славянами город (упоминается в X в.) назывался Гданьском. Это историческое название было возвращено после освобождения города Красной армией в 1945 г.
16
Марраны (мараны, от исп. marrano – свинья, нахал) – так христианское население Испании и Португалии называло евреев, принявших в конце XIV–XV в. христианство, и их потомков.