Где валяются поцелуи. Венеция

Дворец дожей – история города, который когда-то был крепостью, охраняется крылатыми львами – из тех тварей, что по паре взял с собой Ной. Внутри – Пурпурная Комната, где дож встречается с прокураторами, Зал Четырех Дверей, Зал Коллегии и Зал Сената. «Похищение Европы». Глядя на нее, понимаешь, за что после Зевса Европу похищали еще несколько раз. В разные времена на каждую Европу находился свой Зевс.

«Золотой дом». В середине XIX века, когда на его стенах оставалось еще немного золота, дом приобрел князь Александр Трубецкой и подарил его великой балерине Марии Тальоне. Мисс пуанты. Именно она первой встала на пуанты. Даже ноги ее удивились такому щедрому подарку.

Дожи дожами, а производством масок занимались простые смертные, которых на корабле было достаточно, кто-то должен был делать черную работу. Кто-то должен был делать новые маски, чтобы господа отличались от слуг. Для приближенных Ноя это было идеальным прикрытием, чтобы ходить в народ. Несмотря на веселье, Ной чувствует себя все грустнее на этом празднике жизни, среди множества не людей, а масок. Те свои, которых он взял в ковчег, оказались совсем другими. Твари по паре – так по паре, по паре, они скоро образовали тупую послушную толпу. Ему показалось, что гондола его плывет не по Гранд-каналу, а по реке Стикс.

Проходя вдоль Палаццо Грасси, он вспомнил, что здесь живет призрак – дух усопшей девушки, который иногда разговаривает с людьми. Перекинулся с ней парой ничего не значащих фраз и прочь. У дома кардинала Канторини появляется дух художника Джорджоне, что убил себя из-за несчастной любви. Банально – не хватило красок, чтобы выразить свои чувства. И вот, наконец, склеп в Дорсодуро, который хранит часы настоящей ведьмы. Ной причаливает к берегу, к древнему зданию, где живет колдунья. Она умела заговаривать время. Ходили слухи, что любой, кто остановит свои часы у ворот ее дома, перестает стареть. Именно она заговорила время на корабле, чтобы тот тонул как можно дольше. В результате, потоп был отложен на неопределенное время. Только теперь Ной понял, почему его тянуло именно сюда, именно в этот дом. Глядя на этот пир во время чумы, Ною захотелось отменить свой заказ, но время уже невозможно было повернуть вспять. Потоп так и не состоялся, а корабль стал музеем, в котором до сих пор не умолкает маскарад.

– Ну что, неплохо, неплохо. Страшно красивая сказка. Великий потоп. Венеция – Ноев ковчег. Ной – капитан. Я бы даже сказал – гениально, – хлопнул в ладоши несколько раз, подтверждая свои слова, солидный мужчина в темных очках. – Да только где же нам взять столько денег? По твоим задумкам, это тянет на «Титаник», не меньше. В отличие от твоей фантазии бюджет нашего фильма ограничен. Я хочу сделать романтическую историю, которую можно было бы ощутить на кончиках пальцев, понюхать и потрогать, которая своей простотой могла бы зацепить любого. Легкостью. Понимаешь? Чтобы не тонула.

– Понимаю, про любовь? – несколько расстроенным голосом молвил ассистент.

– Про Венецию, конечно, тоже, в первую очередь. В общем-то, любовь и Венеция – это синонимы в некотором роде. Ты согласен?

– В каком роде? – все еще не таяло его недовольство.

– В женском. Ведь что такое любовь? Любовь – это борьба независимых чувств за зависимость от кого-то. Давай займемся любовью, – улыбнулись темные очки.

– Ладно, как скажешь, – отпустило ассистента. И он рассмеялся.

– Отлично, без маски тебе гораздо лучше, – рассмеялся в ответ режиссер. – Как закончишь, позвони мне. Любовь не терпит отсрочек. И помни, что мне нужна страсть. Знаешь, что такое страсть? Страсть – это когда не ищешь стул, чтобы сложить одежду.

– Да понял, я, понял.

– Кстати, а про часы, которые надо просто остановить, это правда?

– Говорят. Проверим? Если тебе часы не жалко.

– Время жалко, часы – нет, – потер запястье режиссер. – Упс, опять часы дома оставил. Думаешь, это мое личное время? Нет, это мы ему принадлежим.

– Как говорится, счастливые часов не наблюдают.

– Они живут мгновениями. Вот добрались до истины. Вот что мне нужно, чтобы зрители вышли из кинотеатра счастливыми.

Если вам кажется, что надо что-то менять в этой жизни, то вам не кажется

Он зашел в темную проходную двора, задумчивый и рассеянный, когда неожиданно перед ним возникла фигура и объявила женским голосом:

– Деньги давай!

– Сколько? – спросил безразлично, заметив в руках девушки ствол.

– А давайте все.

– На! – вырвал он театрально, словно сердце, бумажник из-за пазухи.

– Что же вы так без сожаления сорите деньгами? – взяла незнакомка кошелек, вытащила купюры и, бросив ему в ноги опустевший кожаный чехол, зачем-то пересчитала деньги.

– Скучно, – поднял он портмоне и сунул его обратно к сердцу.

– Так вы, наверное, только с хорошими людьми общаетесь?

– Пожалуй, если не считать вас.

– Вот и мне скучно.

– Так вы, наверное, никого не любите?

– Даже не знаю, что ответить. Выровняло всю любовь, как катком, плоская она стала, что ли, – поежилась от холода девушка и втянула свою длинную шею в плечи.

– Замерзли совсем?

– Конечно, полчаса вас ждала в этом закоулке.

– Почему выбрали именно этот, здесь же довольно светло? Хотя могли бы шмальнуть по фонарю, чтобы запустить сюда мрак.

– Именно поэтому, – снова поежилась она.

– Чаю не хотите выпить? Я живу в этом дворе на седьмом этаже.

– Жаль, что не на седьмом небе…

– С вашей игрушкой это можно исправить.

– Вам не кажется странным, что жертва приглашает преступника на чай? – переступала стройными ножками на высоких каблучках девушка.

– Нельзя же вас отпускать в таком состоянии, вы ведь черт знает что можете натворить. К тому же у вас приятный голос.

– Спасибо, а с чем будет чай? – улыбнулась девушка и убрала пистолет в сумочку.

– С клубничным вареньем.

– Откуда у вас оно?

– Разве я похож на человека, у которого не может быть клубничного варенья?

– Очень похожи. У скучных людей даже с сухарями туго.

– Почему?

– Потому что они предпочитают есть в одиночестве пирожные в кафе.

– Давайте поспорим!

– Давайте, только чем вы будете платить? Ведь денег у вас уже нет.

– Может, дадите в кредит?

– К сожалению, мой банк только что закрылся. Есть другие предложения?

– Павел, – протянул он руку.

– Руку мне действительно давно никто не предлагал. Фортуна, – сняла она перчатку и в ответ протянула свою ладонь. – Кстати, у меня есть свежий батон. Не смогла удержаться, проходя мимо булочной.

– Тогда сам Бог велел.

– Что велел?

– Даже если вы на краю отчаяния, стоит ли бежать от чая?

– А с чего вы взяли, что я на краю?

– Преступление всегда край. Ну, так мы идем или нет?

– Страшно.

– Чего вам бояться, у вас же пушка!

– Вдруг соблазните меня и изнасилуете.

– Хватит уже мечтать, – едко пошутил Павел. – Еще раз повторить про пушку? Вон мой подъезд, – указал на серую скалу из кирпича, которая поблескивала стекляшками неспящих окон. В небе спокойно дремала луна, прикрывшись темным одеялом случайного облака. Даже свежий весенний воздух не вдохновлял ее на подвиги.

– Старый дом, – двинулась она в сторону подъезда, не глядя на попутчика.

– Кто здесь только не жил.

– Что, все умерли? – робко пошутила Фортуна.

– Только великие.

– А вы хотели бы к таковым относиться? – двигалась она медленной легкой походкой чуть впереди него.

– Уже нет. Хочется жить, а не относиться.

– А вы что делаете?

– Снимаю.

В этот момент Фортуна остановилась и обернулась.

– Я про квартиру, – затянул неувязочку Павел.

– Так лучше.

Неожиданно навстречу им выбежала какая-то шавка и начала истошно материться.

– Черт, бегают тут всякие, – вздрогнула Фортуна.