Страница 2 из 13
– Ох.
– В Риверхеде есть очень славный китайский ресторанчик, называется «Пу коу-тоу». Риверхед, как вы, наверное, знаете, назван в честь места рождения лорда Джеффри Амхерста. Здесь он великий герой, Амхерст. Разбил французов и дал Северной Америке повод восстать против Британии. Его племянник, Уильям Питт Амхерст, был назначен британским послом в Китае. Но зарубил свою миссию, отказавшись пасть ниц перед Императором.
– Послушайте, ровно в пять у меня встреча с клиентом.
– А разве я не такой же клиент?
Он хитро прищурился и сказал:
– Чего именно вы хотите?
– Во-первых, закончить рассказ. Я собирался поесть, но вместо этого напился. И познакомился с очень веселой игривой дамой, тоже бывшей в изрядном подпитии. Она учила бармена смешивать коктейль под названием «Шлеп-нога». Убойная штука. С «Бакарди», бурбоном и двойным крем-ликером. Сказала, она здесь проездом, по дороге в Олбани. И это она выдала ту идею с протестом.
Опустив взгляд на свою руку, я обнаружил, что курю очередную «синджантинку», чисто на автомате. Но я был полон решимости исправиться. Мне вот-вот должен был исполниться двадцать один, и время летело неумолимо.
– Вы должны понимать, – сказал Лёве, – что я ничего не могу для вас сделать до вашего совершеннолетия.
– Я знаю, – ответил я, – знаю, что мне причитается в положенный срок. Но в данный момент я все еще озабочен своим образованием. Хочу побывать на Кастите.
– Боже мой, где?!
– На пятнадцатом градусе широты, к югу от Испаньолы. В трехстах милях к западу от Подветренных островов. Бывший британский протекторат. Столица – Гренсийта. Население…
– Я знаю, где это находится. Я все знаю про это проклятое место. Но я никак не пойму…
– Почему? Тут все просто. Профессор Кетеки пробудил во мне интерес к человеку по имени Сиб Легеру, каститскому художнику и поэту. Очень загадочный, очень талантливый. Вы о нем даже и не слыхали, и никто не слыхал. Его сочинения не были опубликованы, его картины гниют, так никем и не увиденные. Я читал ксерокопию рукописи. Потрясающе. Один колониальный чиновник постарался хоть как-то спасти работы Легеру, уже после смерти последнего. Устроил что-то вроде музея Легеру на Кастите. Туда никто не заходит, ключ висит в табачной лавке. Мне интересно. Хочу посмотреть.
Лёве издал очередной взрывной рев. Он сказал:
– Вообще-то я не суеверен. Но, как вам известно, ваш бедный отец встретил смерть на Карибах.
– Я забыл.
– Ладно, не берите в голову. На данный момент положение таково. Вы достигнете совершеннолетия… так, когда это будет…
– В декабре. В сочельник. Без двух минут полночь.
– Я знаю, знаю. Вам, конечно, известно условие вступления в наследство.
– Условие совершенно дурацкое.
– Я бы позволил себе заметить, что подобное отношение не пристало хорошему сыну. Ваш отец твердо стоял за смешанный брак и смешение рас.
– Когда я женюсь, это будет только по любви.
– Ох, – сказал Лёве, – сразу видно, что вы еще очень юны. Если бы все женились исключительно по любви, мир превратился бы в ад. Любовь – это нечто, чему мы учимся вкупе с другими супружескими обязанностями. Все остальное – для поэтов. Я очень надеюсь, – продолжал он взволнованно, – что семья Ань не узнает о вашем, о вашем…
– Если дадите мне адрес, я им сообщу.
– Нет, нет, нет.
– В «Риверхед стар» не было ничего. Руководство колледжа о том позаботилось. В более сознательных СМИ, может быть, что-то и проскользнет, но никаких имен упоминаться не будет. Протестующие студенты имеют лишь коллективное существование. Личность полностью поглощена целью или ритуалом. Лозунги на грани оргазма. Гитары, бонго и песнь всеобщего братства людей. Лощеные бороды юнцов разверзаются, подбодряя нас на финишной прямой.
– Юная леди, мисс Ань, очень достойная юная леди. В жизни она много лучше, чем на фотографиях. И воспитана в строгих правилах. Эти старые кантонские семейства добродетельны, высоконравственны.
– Очень высоконравственны, да. Брак по воле родителей. Способ получить деньги. А в остальном – самый что ни на есть разврат. Еще даже почище, чем в Солт-Лейк-Сити…
– Ну, – перебил меня Лёве, – сложно представить, чтобы кто-нибудь в Солт-Лейк-Сити сделал то же, что сделали вы. Я имею в виду, надежность продукта связана с моральным обликом производителя.
– Полная чушь.
– А что касается вашей идеи ехать на Каститу… я пока ничего не могу сказать… может быть, что-то есть во вспомогательной картотеке… я проверю, когда вернусь…
– Вы принесли деньги?
– Вы как-то невразумительно говорили по телефону. Вы все еще были пьяны?
– Помехи на линии. Тысячу долларов?
– По условиям договора вам могут быть выданы деньги в разумных пределах на нужды образования. Образования, я подчеркиваю.
– Это очень широкое понятие.
– Я попросил мисс Касторино взять из банка пятьсот долларов. Тысяча – слишком много. Пятьсот будет более чем достаточно, чтобы достойным образом продержаться до дня рождения.
Лёве вдруг улыбнулся с пугающей сладостью и сказал:
– Кроссворды разгадывать любите, да?
И выудил из бумаг, разбросанных повсюду по комнате, загадку, вырванную из какой-то газеты. Теперь тревожная дрожь билась от крайней плоти до ануса.
– Замысловатая подсказка. Послушайте.
Он прочел, или как бы прочел:
Ответ был очевиден: цветок. Но тревожная дрожь подсказала, чтобы я не давал Лёве ответа. Хотя почему? Кетеки я ответил практически сразу. А потом я понял почему. По какой-то причине Лёве пытался меня обмануть. Вверх и вниз в этой подсказке относились к положению языка при произнесении дифтонгов в словах, соответственно, flow и flower, поток и цветок. Такая заковыристая подсказка в кроссворде могла быть только в каком-нибудь лингвистическом журнале, а в лингвистических журналах кроссвордов в принципе не бывает. Лёве улыбался все так же сахарно.
– Ну?
– Прошу прощения, для меня слишком сложно.
Дрожь унялась. Лёве как будто сдулся и стал не таким волосатым и важным. Он кивнул, явно довольный, и сказал:
– Я так понимаю, вы вернетесь задолго до дня рождения.
– Я не уверен, что хочу получить наследство. Вся власть Солт-Лейк-Сити. Хочется чувствовать себя свободным человеком.
– Ох, ради бога, – усмехнулся Лёве. – Никто не свободен. Я имею в виду, выбор ограничен врожденными факторами, предопределенными генетическими шаблонами и так далее.
Он слегка покраснел и добавил:
– Я об этом читал.
– В «Ридерз дайджест»?
Он уже справился со смущением и продолжал разглагольствовать:
– В наше время все размышляют об этих вещах. Все началось с французов. Люди не самые рассудительные, хотя и кичатся своей принадлежностью к якобы самой рациональной нации. Философия оживает лишь в спальне, или за coq au vin[4], или перед расстрельной командой, уже готовой дать залп.
– Экзистенциальный маринад.
– Хорошая фраза. Вы где ее вычитали?
– Уж точно не в «Ридерз дайджест».
Лёве выглядел грузным, пятидесятилетним и как-то совсем не по-львиному.
Он сказал:
– Что касается свободы, вы не вольны не есть и не спать. Разумеется, вы вольны прекратить свое существование, но в таком случае свобода теряет смысл. Остается лишь тишина и пустота.
Раньше я никогда по-настоящему не задумывался о том, что сказал далее. То есть, наверное, не задумывался. Я сказал:
– Только в том случае, если мыслить в категориях застывшей структуры. Но если выйти за рамки структуры и устоявшихся представлений, тогда, может быть, вы обнаружите, что там не так пусто и тихо, как вам представлялось. Слова и цвета – абсолютно свободны, потому что они абсолютно бессмысленны. Это я и надеюсь найти в работах Сиба Легеру.
4
Петух в вине, национальное французское блюдо (фр.).