Спящие красавицы

Если нет, зачем отправила сообщение? В тот момент она нашла оправдание: если бы он позвонил и услышал шум в спортивном зале средней школы Кофлина – крики толпы, скрип кроссовок по паркету, рев горна, – то вполне мог спросить, где она и что там делает. Но она могла не принимать вызов и отправить его на голосовую почту, верно? Чтобы перезвонить позже.

Я об этом не подумала, сказала она себе. Нервничала, очень расстроилась.

Правда это или ложь? Утро показало, что скорее последнее. К первой небылице она добавила вторую. Хотела заставить Клинта вырвать у нее признание, хотела, чтобы он потянул за ниточку, которая распутает клубок.

Она с сожалением подумала что, несмотря на опыт, накопленный за время службы в полиции, ее муж, психиатр, проявил бы себя куда лучшим преступником. Клинтон знал, как хранить секрет.

Лайле казалось, что она вдруг обнаружила в своем доме еще один этаж. Совершенно случайно нажала потайную кнопку, и открылась неизвестная дверь, за которой находилась лестница. А дальше, дальше она нашла крючок, на котором висел пиджак Клинта. Потрясение было велико, боль – еще хуже, но самым ужасным стал стыд: как ты могла ничего не замечать? А когда все узнала, когда открылись реалии жизни, как могла не выкрикнуть это во весь голос? Если известие о том, что у твоего мужа, с которым ты более пятнадцати лет общалась каждый день, отца твоего ребенка, есть еще дочь, о которой он никогда не упоминал, если это не заставило тебя издать крик, вопль ярости и обиды, тогда что заставит? Вместо этого она пожелала ему хорошего дня и откинулась на подушку.

Усталость наконец-то начала брать верх и вытеснять печаль. Лайла проваливалась в небытие, и это радовало. Все будет проще после пяти или шести часов сна. Она более-менее успокоится, сможет поговорить с ним, и, возможно, Клинт поможет ей понять. Ведь это его работа, так? Находить смысл в хаосе жизни. Что ж, она устроила хаос и ему. Наполнитель для кошачьих лотков по всей дороге. Кошачье дерьмо в потайном коридоре, кошачий наполнитель и кошачье дерьмо на баскетбольной площадке, где девушка по имени Шейла выставила плечо, оттолкнула защитницу и рванула к кольцу, чтобы забросить очередной мяч.

Слеза скатилась по щеке, и Лайла выдохнула, уже почти засыпая.

Что-то защекотало ей лицо. То ли прядь волос, то ли нитка, вылезшая из наволочки. Она смахнула ее, чуть глубже провалилась в сон и уже почти отключилась, когда зазвонил мобильник, хранившийся в чехле на ремне, который сейчас лежал на сундуке из кедра в изножье кровати.

Лайла открыла глаза и села. Нитка, или прядь волос, или что-то еще вновь коснулось щеки. Она отбросила это что-то в сторону. Клинт, если это ты…

Взяла мобильник, посмотрела на экран. Не Клинт. «БАЗА». Часы показывали 7:57. Лайла нажала кнопку «ОТВЕТ».

– Шериф? Лайла? Вы проснулись?

– Нет, Линни, это сон.

– Я думаю, у нас большая проблема.

Линни говорила четко и по существу, как и полагалось профессионалу. За это Лайла поставила ей высший балл, но в голосе диспетчера слышался акцент, и это означало, что она встревожена, то есть дело серьезное. Лайла широко раскрыла глаза, словно надеялась, что это поможет проснуться.

– Звонившая сообщила о нескольких убийствах в районе лесопилки Адамса. Возможно, она ошиблась, или солгала, или у нее галлюцинации, но там что-то взорвалось. Вы не слышали?

– Нет. В точности перескажи, что тебе известно.

– Я могу прокрутить наш…

– Просто скажи.

Линни сказала: обкуренная женщина, в истеричном состоянии, говорит, что двое убиты. Это сделала некая женщина из «Эйвон», что-то взорвалось, виден столб дыма.

– И ты отправила…

– Четвертый. Терри и Роджера. Согласно их последнему выходу на связь, они менее чем в миле.

– Ясно. Это хорошо.

– А вы…

– Уже еду.

На полпути к патрульному автомобилю она заметила, что Антон Дубчек вытаращился на нее. Без рубашки, с блестящими на солнце бугрящимися мускулами, в штанах, едва не спадающих с бедер, уборщик бассейнов выглядел так, будто прибыл на кастинг моделей для майской странички настенного календаря «Чиппендейлс». Антон стоял на тротуаре рядом со своим пикапом, доставал из кузова какое-то оборудование для чистки. По борту тянулась надпись флорентийским шрифтом: «Уборка бассейнов от Антона».

– Куда уставился? – спросила Лайла.

– На утреннюю зарю, – ответил Антон и одарил ее улыбкой, которая, вероятно, покорила бы любую официантку в Триокружье.

Посмотрев вниз, Лайла обнаружила, что не застегнула и не заправила форменную рубашку. Простой белый бюстгальтер был не эффектнее любого из ее двух бикини (да и выглядел не столь презентабельно), но нижнее белье странным образом действовало на мужчин: стоило им увидеть женщину в бюстгальтере, как создавалось впечатление, будто они только что выиграли пятьдесят баксов в пятидолларовой мгновенной лотерее «Доллары из грязи». Черт, да в свое время Мадонна сделала на этом карьеру. Скорее всего до рождения Антона, внезапно поняла Лайла.

– Эта фраза срабатывает, Антон? – спросила она, застегивая пуговицы и заправляя рубашку. – Хоть иногда?

Улыбка стала шире.

– Вы не поверите.

Ах, какие белые зубы. Вполне поверит.

– Если захочешь колу, дверь черного хода открыта. Запри ее, когда будешь уходить, хорошо?

– Будет исполнено. – Он шутливо отдал честь.

– Но никакого пива. Слишком рано даже для тебя.

– А где-то уже пять часов…

– Давай без этой песни, Антон. У меня была долгая ночь, и, если только мне не удастся вздремнуть, день тоже будет долгим.

– Тоже будет исполнено. Но, шериф, у меня плохие новости: я практически уверен, что у ваших вязов голландская болезнь. Хотите, чтобы я оставил вам телефон моего специалиста по деревьям? Вы же не позволите этой болезни…

– Оставь, заранее благодарю. – Деревья Лайлу совершенно не волновали, тем более этим утром, но она не могла не отметить все свалившиеся на нее зараз неприятности: ее ложь, недомолвки Клинта, усталость, пожар, трупы, теперь еще заболевшие деревья – и все это до девяти часов. Не хватало разве что перелома руки у Джареда или чего-то такого. В этом случае Лайле не останется ничего другого, кроме как пойти в церковь Святого Луки и умолить отца Лафферти позволить ей исповедаться.

Она выехала задним ходом с подъездной дорожки, направилась на восток по Тримейн-стрит, миновала знак «Стоп» без остановки, за что обязательно получила бы штрафную квитанцию, если бы не возглавляла полицию округа, увидела дым, поднимающийся над шоссе номер 17, и включила мигалку. Сирену она припасла для трех кварталов, составлявших деловой центр Дулинга. Пусть знают, что она при исполнении.

Остановившись на красный сигнал светофора напротив школы, Фрэнк Джиэри постукивал пальцами по рулевому колесу. Он ехал к дому судьи Сильвера. Старик позвонил ему по мобильнику. Судя по всему, совсем потерял голову. Его кошку, Какао, сбила машина.

Знакомая бомжиха в несметном количестве одежек, скрывавших ее ноги, перешла дорогу перед его пикапом, толкая тележку из супермаркета. Бомжиха разговаривала сама с собой, а ее лицо было таким веселым, таким жизнерадостным. Вероятно, одна из населяющих ее разум личностей планировала вечеринку-сюрприз по случаю дня рождения другой личности. Фрэнк иногда думал, что хорошо быть безумным – не таким безумным, каким считала его Элейн, но действительно безумным, разговаривающим-с-самим-собой-и-толкающим-тележку-из-супермаркета-с-мусорными-мешками-и-верхней-половиной-мужского-манекена.

Какие у безумных людей поводы для волнений? Безумные, разумеется, хотя в своей фантазии о безумии Фрэнк воображал, что все гораздо проще. Вылить хлопья с молоком себе на голову или в почтовый ящик? Если ты рехнулся, это трудное решение, чреватое стрессом. У Фрэнка стресс вызывали грядущие сокращения муниципального бюджета Дулинга, которые могли оставить его без работы. Другой причиной для стресса была необходимость держать себя в руках на выходных, когда он виделся с дочерью, и знать, что Элейн не верит, что он способен держать себя в руках. Жена копала под него, это ли не почва для стресса? Так что с дилеммой, куда выливать хлопья с молоком, себе на голову или в почтовый ящик, он бы разобрался легко. Хлопья – на голову, молоко – в почтовый ящик. И все дела.