Страница 37 из 70
Макс смотрит на Сиси широко раскрытыми глазами, и они оба отвечают:
— Нет.
Я, возможно, поверила бы им, прежде чем увидел их рты, полные шоколадного бисквита. Я шиплю:
— У вас ребята будет много проблем!
Сиси прикрывает рот и хихикает, и я улыбаюсь. Она так чертовски мила. Я просто хочу съесть ее. Я отдаю Татьяну ее дяде Максу, захватив кекс, и говорю Сиси:
— Позволь профи показать, как это делается, милая.
Тщательно снимаю обертку, подпрыгиваю вверх и вниз, как боксер, пока вытягивая шею из стороны в сторону. Макс смеется, и я прищуриваюсь, прежде чем поворачиваюсь и вижу широко раскрытые глаза Сиси. Макс отсчитывает:
— Три. Два. Один. Пошла.
И я засовываю весь кекс в рот. Сиси прикрывает рот в изумлении и хихикает, громко. Макс истерически смеется, держа Татьяну на бедре. Я жую и жую и, черт побери, жую целую минуту. Проглатываю и делаю реверанс.
— Вот это да! Это было потрясающе, — шепчет Сиси.
Макс ухмыляется:
— Это поразительно. — Он вручает мне Татьяну и шепчет на ухо: — Заставляет меня задаться вопросом, что еще ты могла бы поместить в рот.
Я хлопаю его по плечу, а затем несу Татьяну и ее рисовый пудинг к высокому детскому стулу и усаживаюсь за обеденным столом. Ник и Мимс выходят из коридора. Как только Ник видит свою дочь, его взгляд смягчается, и мужчина будто тает. Он подходит к нам и целует ее щеки, приговаривая:
— Кто папина девочка? А? Ты папина девочка?
Татьяна смотрит на своего папу и улыбается широкой заразительной улыбкой. Я не могу устоять и не улыбаться, глядя на нее. Должна быть, хорошо быть ребенком. Нет вообще никаких беспокойств. Я ненавижу сюсюканье, но когда дело доходит до детей, я начинаю сюсюкаться тоже. Я поворачиваю улыбающееся лицо к нему:
— Ты сделал всё отлично, Ники. Она идеальна.
Наклонившись, Ник целует меня в лоб и говорит:
— Спасибо, детка. Люблю тебя.
А потом он оставляет меня, чтобы прокормить свою златоглазку.
Вдруг передняя дверь открывается, и я слышу ругань из зала.
— Я просто хочу знать, куда ты ходишь! Почему так сложно ответить, если ты мне не изменяешь? — это Лола.
Ловкач отвечает:
— Детка, у меня нет времени, чтобы изменять тебе, даже если бы я хотел! — и меня передергивает.
«Неправильный ответ, Ловкач».
Лола повышает голос в недоумении:
— Я тебе не верю! Я не знаю, сколько еще смогу это терпеть, Диего.
Использование настоящего имени Ловкача показывает, насколько она зла. Я бегу по коридору туда, где Мими, Ник и Макс стоят с одинаковыми сочувствующими выражениями лиц, глаза Лолы на мокром месте, когда она громко спрашивает:
— Где он был ночью? — Ее голос надламывается, и я знаю, что она скоро расплачется.
Тина выходит вперед и говорит Лоле:
— Пойдем, милая.
Она и Мими ведут ее по коридору в спальню Тины, пока Мими сердито смотрит в сторону входной двери.
Когда я слышу, как дверь спальни закрывается, Ловкач направляется со мной на кухню, выглядя неопрятным и усталым. По крайней мере, он побрился сегодня. Я поворачиваюсь к Татьяне. Кормя ее, я говорю ему спокойно:
— Я не знаю, что происходит с тобой, Ловкач, но в семье нет секретов друг от друга. Если у тебя есть, что сказать, просто скажи. Мы нуждаемся в тебе настолько, насколько ты нуждаешься в нас, и мне не нравится, что ты отдаляешься от Лолы.
Макс и Ник не говорят, но я вижу боковым зрением, что Макс кивает в знак согласия. Без единого слова, Ловкач подходит ко мне и целует меня в щеку. Он берет ложку из моих рук и подталкивает меня встать. Я встаю и оставляю его кормить Татьяну. По крайней мере, она может получить улыбку от него.
Подойдя к Нику и Максу и направляясь в сторону зала, я спрашиваю их:
— Так, что на ужин?
Ник говорит:
— Китайская еда.
В то же время Макс:
— Пицца.
Они поворачиваются друг к другу. Мои глаза расширяются, и я кусаю губу, чтобы удержаться от смеха.
Это взгляд.
— Мы не можем есть пиццу каждый второй вечер, Макс! — Ник шипит.
Макс кивает и говорит:
— Мы можем, Дик. В этом прелесть пиццы. Много разных начинок, можно выбирать разную каждый раз!
— Это вредно для Сиси, — Ник парирует.
Макс прищуривает глаза и фыркает, его лицо выражает «О, пожалуйста». Он кричит:
— Сиси, малышка. Ты хочешь пиццу?
Сиси кричит из своей комнаты:
— Я люблю пиццу!
Макс ухмыляется и разводит руки в жесте «что еще ты хочешь». Ник хмурится, прежде чем его лицо озаряет выражение торжества. Ухмыляясь, он говорит Максу:
— Тина хочет китайскую еду.
«Игра окончена».
Тина всегда побеждает. В ее силах вызвать у вас стыд, фактически не делая ничего для этого. Она чертовски милая, вот в чем дело.
Уголки губ Макса опускаются. Он вздыхает:
— Хорошо. Мы возьмем чертову китайскую еду.
Именно тогда появляется Тина с улыбкой и говорит:
— Пицца! Ура!
Макс и я поворачиваемся, чтобы посмотреть на Ника. Его лицо выражает поражение, мы с Максом смеемся. Мой живот сводит судорога. Мы смеемся, долго и упорно. Даже Ник хихикает и говорит:
— Болваны, — прежде, чем пойти на кухню.
Улыбаясь, как идиот, Макс оборачивает руку вокруг моего плеча и ведет меня к дивану. Он садится и тянет меня к себе. Я действительно не могу ничего с собой поделать и спрашиваю:
— Где Дух?
Ответ Макса меняет мое хорошее настроение на адский гнев. Он отвечает:
— С Ташей.
«Он с Tашей? Ташей-крикуньей? Мисс О-мой-Бог-да-да-да?»
Мою грудь сдавливает от боли.
Я прочищаю горло:
— Это мило. Как долго он встречается с ней?
Макс фыркает в ответ:
— Дух ни с кем не встречается. Просто меняет девчонок как перчатки. Я думаю, что он трахал Tашу несколько месяцев, но это просто из-за лени. Ему было лень искать другую женщину. Он говорит Таша — дикая. Ему нравится.
Не понимая, насколько мне больно от того, что он говорит, Макс продолжает:
— Я не думаю, что когда-нибудь Дух остепенится. Это просто не для него, ты понимаешь? Он даже не знает, как разговаривать с людьми. Чертовски уверен, не доверяет никому. Почему ты думаешь, он работает в службе безопасности?
Он обнимает меня крепко, и я говорю:
— Но он преодолеет то, что беспокоит его, верно?
— Не рассчитывай на это, детка, — Макс отвечает спокойно.
Мое сердце разрывается, как будто кто-то ударил меня в грудь.
Прежде чем я могу осознать до конца то, что сейчас чувствую, открывается входная дверь. Мы с Максом поднимаем головы с наших мест на диване, смотря на вход. Ашер входит с раздраженным выражением в сексуальной облегающей черной с длинными рукавами футболке, синих джинсах и кроссовках.
Расстроенная или нет, мое сердце парит.
«Он пришел! Он здесь! Значит, он не трахал Tашу! Ура!»
Как только он видит Макса, обнимающего меня на диване, его угрюмый вид усугубляется. Он спрашивает холодным тоном:
— Веселитесь?
Макс просто посмеивается и обнимает меня крепче:
— Да, черт возьми! Я смотрю телевизор с одной из моих любимых девочек. У нас сегодня пицца, и Нат сказал, что отсосет мне позже.
Только послушайте. Никогда в жизни я не воспринимала Макса всерьез. Мы всегда шутим, и я никогда не чувствовала потребности исправить его. Я всегда шучу в отместку. У нас есть игривый пошлый стеб.
Да. Не сегодня.
Мое лицо краснеет, я вскакиваю с дивана, повернув широко открытые глаза к Ашеру, и указывая на Макса, кричу:
— Он лжет!
Я понятия не имею, откуда пришла необходимость защитить себя, но Макс смотрит на меня, как будто я свихнулась, в то время как Ашер выглядит довольным и лопается от смеха. Понимая, что только что сделала, я тихо говорю:
— Извините. Я не знаю, что на меня нашло. Со мной что-то не так.
Ко мне приходит озарение, и я говорю волшебные слова:
— Кажется, у меня скоро будут «эти дни».
Лицо Макса вытягивается, и он говорит: