Святой (ЛП)

- Я буду в вашем гареме, если хотите.

- Или...

- Или что?

- Или ты можешь стать моей царицей.

Элеонор ждала в коридоре у кабинета Сорена. Он сказал ей, если она узнает, что произошло между Артаксерксом и Есфирь в ее ночь, она должна ему рассказать. Поэтому она переписала историю своими руками как могла, положила ее в красивую папку и отдала ему. Это казалось такой замечательной идеей ровно до того момента, как он открыл папку, начал читать и захлопнул дверь кабинета перед ее носом.

Зачем она отдала ее ему? Вся история была нелепой. Ее Есфирь разговаривала так, будто жила в 1993 году, а не в Древней Персии, и она одела царя в джинсы, сделала его добрым и глупым, а не царственным. Величественным. Цари должны быть величественными. А история... О, Боже, в рассказе было полное описание секса Есфири, привязанной к кровати, и как ее трахал царь.

И теперь это читал ее священник.

Элеонор вернулась в общинный зал и принялась сортировать пожертвования. Почему никто не жертвовал Орео? Все, что она хотела, это съесть целую упаковку Орео и плакать несколько часов подряд, под сопровождение песни Whitney Houston «I Will Always Love You». Но она отправилась в туалет и обнаружила, что у нее начались месячные. Это объясняло слезы и одержимость Орео. Может, это объясняло и ее внезапный момент временного помешательства, когда девушка решила позволить Сорену прочитать глупую историю Есфирь.

Она взяла свой рюкзак и села на лавочку перед кабинетом Сорена. Если бы он позвал туда мужчин в белых халатах, чтобы забрать ее, она хотела быть готовой выбить трубку из его рук и умолять о защите.

Чтобы убить время, она достала учебник по математике и начала перелистывать страницу за страницей.

- Это что еще за дерьмо? - закричала она, пытаясь расшифровать расчеты перед ней.

Дверь в кабинет Сорена распахнулась.

- Элеонор. Про себя.

- Простите, - ответила она. - Математика.

- Прощена.

Она посмотрела на него. Он держал в руках историю.

- Вы изгоняете меня, верно?

- Почему ты написала этот рассказ? - спросил он.

- Не знаю. Мы говорили о Есфирь и о произошедшем той ночью, и я... я посчитала, что будет забавно это записать. И когда я начала писать, не смогла остановиться.

- Не смогла остановиться?

- Да. Словно в мою руку вселился какой-то демон и плясал по странице. - Она обхватила правое запястье, словно шею, и попыталась ее задушить, пока то не обмякло. - Все равно, простите. Больше не заставлю вас читать мои странные истории.

- Я прочту все, что ты напишешь. Из тебя писатель лучше, чем из меня.

- Правда? Я думала, это какая-то тупость.

- Тупость?

- Да, глупость. Ребячество. Я придумала шутку о девственной плеве.

- Это сатира, - ответил Сорен.

- Сатира? Я не собиралась писать сатиру. Просто хотела сделать рассказ забавным, чтобы показать, насколько нелепо выбирать лидера страны по тому, как она хороша в постели.

- Использование юмора для возведения человеческих слабостей в ранг насмешек, что так любят политики, и есть сатира, Элеонор. Это сложная и утонченная форма юмора, которую освоили лишь несколько авторов.

- Оу, - ответила она. - Клево.

- Если ты не будешь осторожна, я привлеку тебя к работе над моей диссертацией.

Элеонор покраснела. Казалось, Сорен не шутил.

- А вы не думаете, что у всех тех старых священников, которые прочтут вашу диссертацию, случится сердечный приступ?

- У меня едва не случился, - ответил он. Он посмотрел на ее работу и покачал головой. Она чувствовала себя невероятно гордой. Один короткий рассказ, и она добралась до Сорена. Она ощущала что-то, что прежде не испытывала. Силу. Она могла излить слова на бумагу и вызывать у взрослого мужчины извращенные мысли о том, как забавно было бы привязать девственницу к кровати и трахать до рассвета. Она могла привыкнуть к этому ощущению.

- Могу я оставить это себе? - спросил Сорен.

- Вы хотите оставить себе мой рассказ?

- Думаю, я должен изъять его. Ты слишком юна, чтобы читать такое.

- Кажется, вы кое-что забыли - я написала его.

- Я оставлю себе, - ответил он.

- Хорошо. Но вы должны дать что-то взамен.

- И что бы ты хотела? И, пожалуйста, держи свои желания в узде.

Элеонор вздохнула, молча уступая ему. Тогда она не будет просить его нагнуться над скамейкой. Ладно. Если она была умной, то могла кое-что получить от этой сделки. Она отдала ему собственноручно написанную сексуальную историю - что-то личное, конфиденциальное, секрет. Секрет?

- Расскажите мне секрет, - сказала она. - Любой секрет. И затем вы можете оставить себе рассказ.

Сорен тяжело выдохнул.

- Что-то мне подсказывает, что я пожалею об этом, но, возможно, это и к лучшему, если ты будешь знать.

- Знать что?

- У меня есть друг, - наконец ответил Сорен.

- Друг? Это и есть самый большой секрет?

- Ты не просила о большом секрете. Только о секрете.

- Почему ваш друг секрет?

- Это секрет.

Элеонор открыла рот, но потом просто захлопнула его.

- Вот, - ответил Сорен. - Я намеревался сделать это однажды. - Он запустил руку в карман и вытащил серебряный футляр. Он открыл его и извлек визитку. Черная бумага. Серебряные чернила. Он протянул карточку, и она взяла ее. Сорен отдернул визитку в двух дюймах от ее ладони.

- Прежде, чем я дам тебе эту карточку, ты должна пообещать, - сказал он. - Ты никому ее не покажешь. Будешь хранить ее для себя. Ты не будешь звонить по номеру на визитке. Ты никогда не пойдешь по адресу, кроме тяжелых чрезвычайных ситуаций. И под тяжелыми, я подразумеваю события, которые можно охарактеризовать, как Апокалипсис. Ты можешь пообещать мне это?

- Обещаю, - ответила она.

Сорен еще мгновение смотрел на нее и затем отдал визитку.

- Я меняю твоего царя на Кинга, - сказал Сорен, сжимая ее рассказ.

Элеонор прочитала визитку.

Кингсли Эдж, «Эдж Интерпрайзис». 152 Риверсайд Драйв.

На визитке больше ничего не было, кроме номера телефона.

- Кингсли Эдж. Он живет на Риверсайд Драйв? Там, где живут богатеи, верно?

Сорен склонил голову.

- Кингсли не лишен средств.

- Значит, он богат?

- Непристойно, - ответил Сорен.

- У него есть Роллс-Ройс?

- Два.

Элеонор обдумывала это. Теперь она знала, кому принадлежал Роллс, в котором той ночью уехал Сорен.

- И еще он опасен, Малышка, и я не преувеличиваю.

Она подавила улыбку. Когда он называл ее Малышкой, ее пальчики дрожали, стопы чесались, а бедра напрягались.

- Он уже мне нравится. Он ваш друг?

- Да. А теперь спрячь визитку. Храни ее. Используй только в чрезвычайных случаях. Поняла?

- Поняла.

Она засунула визитку в задний карман.

- Хорошо, теперь вы можете оставить себе мой рассказ.

- Спасибо. - Сорен зажал папку под рукой. - Прежде чем я полностью погружусь в этот изящный образец эротической сатиры, могу я задать один вопрос?

- Я бы хотела, чтобы вы этого не делали.

- Почему царь привязал Есфирь к постели?

Элеонор склонила голову набок. Не этого вопроса она ждала от него.

- Не знаю. Я читала книги Энн Райс, и в них было много подобного.

- Думаю, ты знаешь, почему он это сделал, и не потому что прочитала об этом в книге. Расскажи правду.

Она мгновение обдумывала вопрос.

- Думаю, он привязал ее к постели, по той же причине, по которой умный мужчина, не будучи идиотом, повесит замок на свой Дукати.

- Потому что не хочет, чтобы его угнали?

- Нет, - ответила она и поняла, что ее ответ верный. Если бы это был экзамен, она бы пришла на него лишь с одним карандашом.

- Тогда почему?

- Потому что ему это нравится.

Глава 14

Элеонор

Наступили каникулы в честь Дня Благодарения, и Элеонор едва не заплакала от облегчения. Наконец, она получит несколько ответов от Сорена. Она поливала эту проклятую палку в земле шесть месяцев подряд, не пропустив ни единого дня. И даже когда ей нездоровилось, она все равно ходила ее поливать. На улице бушевал ураган, и она поливала ее. На прошлой неделе даже снег пошел, а она пробиралась сквозь шестидюймовый слой белой пудры в своих истоптанных военный ботинках и поливала ее. В тот день было так неестественно холодно, что вода превратилась в лед, как только соприкоснулась с землей. На следующий день после Дня Благодарения прошло ровно полгода с тех пор, как она начала. У нее было заготовлены двенадцать вопросов к Сорену. И ему лучше быть готовым ответить на них.