Страница 6 из 19
Вторая часть в наставлении Лири «установка и обстановка» относится к контексту, в котором происходит экстатический опыт. Обстановка оказывает решающее значение на исход этого опыта, и на то, будет ли он здоровым или токсичным. Мы рассмотрим разнообразные культурные контексты возникновения современного экстаза: начиная от ритуалов нью-эйдж до рок-фестивалей, от харизматических церквей до экстремистских группировок. Вы можете сказать, что это типично постмодернистский подход – своеобразный духовный банджи-джампинг, когда вы лишь мимоходом ныряете в традицию, но не погружаетесь в нее глубоко. Может быть и так. Но передо мной не стоит задача обратить вас в какую-либо религию. Вы сами должны решить, в какой палатке на этом фестивале вы захотите остаться.
Фестиваль начинается со спонтанных экстатических переживаний. Потом мы посмотрим на то, как можно активно искать экстатический опыт и интегрировать его в свою жизнь. Мы исследуем мир экстатического христианства, а потом увидим, как искусство и рок-н-ролл стали альтернативной «церковью для невоцерковленных». Затем мы взглянем на экстаз и секс, наркотики и медитацию, прежде чем перейти к экстазу войны и экстремальных видов спорта. В предпоследней главе речь пойдет о том, как экстатические переживания соединяют нас с природой, а в завершение мы рассмотрим трансгуманизм и представление о том, что технологии позволят нам преодолеть нашу человеческую природу и стать богами.
Я отнюдь не утверждаю, что западная культура должна стать постоянным праздником экстаза. Это было бы опасным эскапизмом, не говоря уже о непрактичности. Экстаз Диониса (греческого бога опьянения) необходимо уравновешивать рациональным скептицизмом Сократа. Без Диониса рациональность Сократа скучна и бездуховна, но без размышлений и практики Сократа экстаз Дионисия – не более чем временный всплеск удовольствия. Только регулярная практика может превратить озарения в привычки. Как сказал буддийский учитель Джек Корнфилд: «После экстаза – стирка»[31].
В романе Олдоса Хаксли «Остров» один из героев задается вопросом: «Что важней с точки зрения морали и благоразумия – вакхические оргии или „Республика“? „Никомахова этика“ или пляски корибантов?» На что получает ответ: «Греки были слишком здравомыслящими, чтобы ставить вопрос: или-или. Для них все было: „не только, но также и“. Не только Платон и Аристотель, но также и менады… Мы позаимствовали страницу из старой греческой книги, только и всего».
Сейчас пришла пора отправиться на фестиваль. Давайте подойдем к главному входу, чтобы исследовать спонтанные духовные переживания.
1. Главный вход
Зимой 1958 года семнадцатилетняя американка Барбара Эренрейх бродила по крошечному городку Лоун Пайн в Калифорнии. Она провела ночь в машине с двумя друзьями, практически не спала и почти ничего не ела несколько дней. Когда солнце поднялось на Сьеррой-Невадой, она оставила спящих в машине у дороги друзей и направилась через пустыню в город. Она шла по пустым улицам, и вдруг:
Мир запламенел жизнью… Не было никаких видений, никаких пророческих голосов или визитов тотемных животных, только это полыхание повсюду. Что-то вошло в меня, а я в него. Это было не пассивное блаженное слияние «со всем», как обещали восточные мистики. Это было яростное столкновение с субстанцией жизни, которая вливалась в меня изо всех вещей сразу… Ничто не могло удержать ее. Везде, внутри и снаружи, все было чересчур. Это можно было бы описать словом «экстаз», но только в том случае, если вы готовы признать, что экстаз – это вовсе не счастье и не эйфория, что он присутствует в муках утраты и может походить на вспышку насилия[32].
Этот опыт – или «столкновение», как тогда об этом думала Барбара, – не возник из ниоткуда. На протяжении нескольких лет она уже переживала мгновения диссоциативного поглощения, когда что-то «снимало слой с видимого мира, забирая все значения, суждения, ассоциации, ярлыки и слова», и ей казалось, что она погружается в «невидимую первичную субстанцию, из которой возникает весь знакомый и обусловленный мир». Барбара была подростком-интровертом, часто испытывала подавленность и любила одиночество. Ее отец был алкоголиком, мать демонстрировала суицидальное поведение, и у Барбары было мало друзей и мало парней. Она была поглощена поиском смысла жизни и разрывалась между редуктивным материализмом и романтическим мистицизмом Достоевского и Уитмана.
То столкновение казалось ответом на ее поиски. Но с кем или с чем она столкнулась? Религия не могла помочь ей в осмыслении этого опыта – она вернулась из баптистского летнего лагеря, полная презрения к «умственным дегенератам», которых там встретила. Это переживание больше не повторилось, и чувство утраты и замешательство, которые Барбара испытала, привели к малодушной попытке самоубийства. А потом постепенно она выросла и вернулась в ряды человечества – пошла в колледж, защитила кандидатскую по клеточной иммунологии, вышла замуж, родила детей. Когда работа в лаборатории стала казаться Барбаре слишком пресной, она стала писателем-фрилансером и борцом за социализм и феминизм. Как и другие в либеральном движении, Эренрейх была убежденным атеистом и отбросила свой подростковый опыт как психическое расстройство, возможно, даже приступ шизофрении. Но она не могла отделаться от чувства, что предала свое юное «я».
В зрелом возрасте Барбара пережила «возвращение вытесненного». Она стала писать об истории экстаза, сначала об экстазе войны в своей книге 1997 года «Кровавые обряды: истоки и история страсти к войне», а потом в 2006 году об экстазе танца в книге «Танцуя на улицах: история коллективной радости». Обе эти работы послужили вдохновением для написания книги, которую вы сейчас держите в руках. Эренрейх работала со своим прошлым посредством истории культуры, рассказанной от третьего лица. А потом, в 2014 году, она отважилась на описание своих духовных переживаний от первого лица. Книга называется «Жизнь с диким богом: неверующий в поисках истины обо всем». Барбара решила, что тот ее подростковый опыт действительно был «встречей» с духовными сущностями, но она все еще не уверена в том, кто они, какая у них цель и есть ли им вообще дело до людей. Эренрейх опасалась, что ее товарищи, научные атеисты, сочтут ее безумной («когда хороший скептик впадает в ересь» – так отреагировал главный атеист Джерри Койн), но при этом она настаивает, что остается привержена рациональному эмпиризму. «Я хочу, чтобы наука взглянула на эти странные явления, – сказала она одному озадаченному знакомому атеисту в интервью, – и не исключала бы возможности мистических переживаний. Нам нужна база данных. Все это не исследовано, нет никакой информации по этому вопросу… Вам это может показаться совершенно безумным, но это вопрос общественного здоровья! Люди переживают такой сокрушительный опыт и ничего не говорят об этом! Пришла пора его изучить»[33].
Наука о спонтанных духовных переживаниях
На самом деле такая база данных уже существует. В ничем не примечательном здании в городе Лампетер в Уэльсе есть комната, заполненная картонными коробками. В них – как в хранилище в фильме «В поисках утраченного ковчега» – хранится собрание из более чем шести тысяч рассказов людей о своих духовных переживаниях, которые уже классифицированы для научного исследования. Библия, составленная множеством людей, в которой так много откровений, что некоторые до сих пор остаются непрочтенными – кто знает, какое божественное послание завалилось за стенку картотечного шкафа?
Центр изучения религиозного опыта (RERC), где хранится этот архив переживаний, – это детище сэра Алистера Харди, выдающегося биолога, который посвятил последние двадцать лет своей жизни изучению религиозных и духовных переживаний. Харди вырос в Ноттингемшире, где в подростковом возрасте испытывал моменты духовного единения с природой:
31
Kornfield, Jack. After the Ecstasy, the Laundry: How the Heart Grows Wise on the Spiritual Journey. New York: Random House, 2001.
32
Ehrenreich, Barbara. Living with a Wild God: A Nonbeliever's Search for the Truth about Everything. New York: Hachette, 2014.
33
Chotiner, Isaac. Barbara Ehrenreich: I'm an atheist, but don't rule out mystical experiences. New Republic, 21 April 2014.