Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 3 из 15



Лариса усмехнулась собственным мыслям и увидела урну возле ларька с газетами. Не пихнуть ли туда пакет? Надоел, сил нет, все время по ногам бьет, синяки будут. Она шагнула к урне, но тут откуда-то вынырнула дворничиха и принялась вяло мести асфальт возле ларька, поднимая тучу пыли. Жаль, номер не пройдет, тетка разорется, увидев пакет, подумает, что бомба.

Лариса отвернулась, и тут взгляд ее упал на витрину. Так, снова здорово. Никуда не деться от родни. Мамочка собственной персоной на обложке журнала. Что ж, выглядит отлично, ничего не скажешь. И ведь не подойдет тут ехидное высказывание типа «Ничто так не красит женщину, как фотошоп». Она и вправду хороша. Сколько ей сейчас? Так, Ларису она родила в двадцать, стало быть, сейчас ей… пятьдесят два. А смотрится на тридцать. Да что там, она выглядит гораздо моложе и привлекательнее собственной дочери!

Хотя Лариса на нее совсем не похожа. И мамочка никогда не считала ее дочерью. У нее их всего две, дочери-то, от второго мужа, знаменитого режиссера. Две красавицы погодки – Ксюша и Луша. А Лариса – это так, ошибка молодости. Все мы в молодости делаем ошибки, говорила мамочка в очередном интервью, такой ошибкой и был ее брак с Ларисиным отцом. И Лариса тоже ошибка, надо было мамочке в свое время аборт сделать. Пожалела себя, молодую да красивую, родила дочку.

Лариса пролистала журнал. Новый какой-то, глянцевый, называется «Резюме». А пишут-то все одно и то же – как училась мамочка в театральном и бедствовала в общежитии на стипендию, потом играла в театре, не «Кушать подано!», но и не главные роли – в основном верных подружек главных героинь и дочерей положительных героев. А потом произошла судьбоносная встреча – на улице ее увидел тот самый, тогда еще не очень знаменитый, но подающий большие надежды. А что дядя у него был министр кинематографии, про то нигде не сказано. Но Лариса знает, от отца своего слышала в свое время. И не на улице его мамочка подцепила, а в доме отдыха кинематографистов. И уж потом объявила мужу своему первому законному, что бросает его.

Да она еще раньше их всех бросила, Ларисе полгода было. Родила по глупости, а потом учиться поехала в Москву. Отец старше был, он театральный еще раньше закончил по отделению режиссуры. Только кто же выпускнику вчерашнему, да без связей, даст фильм снимать? Отвез он грудного ребенка своим родителям, а сам перебивался случайными заработками.

Дедушка директором стекольного завода был, что в Дружной Горке. Там и жили, чтобы из города не мотаться. Характером дед был крут, коммунист со стажем, все его боялись. Дом был у них двухэтажный, сад фруктовый. Еще цветы бабушка сажала, георгины и гладиолусы. Бабушка как Ларису крошечную на руки взяла, так к ней душой и прикипела. Она за мужем была как за каменной стеной, дом вела и Ларису растила. Только и были годы счастливые тогда, в детстве.

Дед тоже ее любил, баловал всячески, игрушки покупал самые лучшие, одежду, кукол. А больше всего любила Лариса стеклянные фигурки, что дед с работы приносил. Иногда мастера по его просьбе для внучки выдували зверюшек разных или букет цветов в вазочке.

Ага, вот как раз когда мамочка замуж за своего перспективного и подающего надежды вышла, Ларисе пять лет было. Отец тогда приезжал, бабушке свидетельство о разводе показал и бумагу какую-то, где мамочка подписывалась, что полностью доверяет свою дочь ее отцу. Или по-другому там было сказано, Лариса по младости лет не уразумела. Бабушка только вздохнула, зато дед голос повысил. Всем от него досталось – отца рохлей обозвал, а мамочку вообще неприличным словом.

А Лариса тогда и не расстроилась вовсе, она родную мать не помнила совсем.

– Слушайте, вы журнал брать-то будете? – ворвался в ее невеселые мысли недовольный голос продавщицы. – У меня не районная библиотека, чтобы просто так читать!

Лариса взглянула на тетку. Что-то голос слишком нервный, опять же слова правильные знает – районная библиотека. Так и есть – образованная. И немолодая. Взгляд недобрый, очки на носу, губы сердечком накрашены. Небось раньше завучем в школе работала, привыкла на детей орать. Или в институте научном. А теперь ей в ларьке торчать – нож острый, все кажется, что унизительна для нее такая работа. И ненавидит она всех покупателей лютой ненавистью.

А кто виноват-то, что жизнь так повернулась. Она, Лариса, тоже не виновата, что росла, считай, без родителей. Но по этому поводу на людей не бросается.

Хуже нет этих, с высшим образованием, которые раньше мелкими начальниками были. Докторша у них в клинике рассказывала, что взяла в уборщицы кандидата наук. Намучилась с ней, та вместо уборки все ее норовила в спор политический втянуть. Прикрикнуть на нее неудобно – все-таки человек образованный, а в результате деньги ей платишь, а чистоты в квартире не больно прибавляется. Ну, наконец решилась, уволила кандидата наук, взяла простую хохлушку из-под Нежина. Та при разговоре падежи путает, зато по квартире не ходит, а летает, все у нее за два часа блестит и сияет. Каждый хорош на своем месте, уж это точно…

– Так будете брать? – столкнувшись с Ларисой взглядом, тетя понизила голос.

– Буду, – неожиданно для себя сказала Лариса, – сколько с меня?

И тут же пожалела – не денег, а себя. Зачем ей все это нужно? Как будто она не знает мамочкиной биографии. А что напишут в этих журналах – все вранье. Или рассматривать глянцевые снимки красоток сестер и сравнивать их с собой?

Тем не менее она расплатилась и засунула журнал в тот же пакет, что и шкатулку.



– Это большое и богатое княжество! – Кардинал говорил медленно, убедительно, но Зоя видела, что он сам не верит своим словам. – Только взгляни на меха и дорогие сосуды, которые прислал тебе великий князь! Только взгляни на этих соболей и куниц! Таких мехов нет даже у княгини Орсини!

– Это княжество платит дань татарам! – возразила Зоя. – Мессер Аристотель говорил, что у них зима длится девять месяцев в году, а лето иногда вовсе не наступает. Это дикие места, далекие от всех христианских стран. Мессер Аристотель Фиораванти говорил, что половину страны занимают леса и болота, по улицам городов бродят дикие звери, а женщины красят щеки свекольным соком!

– Мало ли какие обычаи бывают на свете! – проворчал старый кардинал. – Все же этот великий князь – полновластный государь в своей стране, и он христианин…

– Я – внучка императора! – гордо проговорила Зоя и откинула тяжелые темные волосы.

– Да, только империю твою отобрали турки! – Кардинал грозно насупил брови и понизил голос: – Ты не забыла, чем кончилось сватовство герцога Караччиоло?

Зоя нахмурилась. Незачем было кардиналу поминать ту позорную историю!

Но кардинал встал, протянул ей руку для поцелуя и проговорил не терпящим возражений голосом:

– Послы великого князя ждут! Помни, дочь моя, что смирение – одна из главных добродетелей женщины!

– Я никогда об этом не забываю! – Зоя прикоснулась губами к сухой руке кардинала, покорно опустила глаза.

– Да будет на тебе милость Господа нашего! – промолвил старик, поднимаясь.

Зоя поняла, что его преосвященство закончил разговор и больше не намерен слушать возражения.

Она, Зоя Палеолог, дочь деспота Мореи, внучка и племянница императоров, в Риме заново крещенная под именем София, вынуждена подчиняться приказам этого желчного старика, кардинала Виссариона Никейского.

Империя ее предков пала, пала под ударами несметных турецких полчищ, и она с малолетними братьями зависит от настроений и интересов римской знати. Эти кардиналы и епископы спят и видят, как бы выдать ее замуж с пользой для римской курии. Сейчас кардинал Виссарион лелеет планы при помощи ее замужества приобрести влияние в далекой северной стране и добиться унии между тамошним православным митрополитом и Римско-католической церковью.

Зоя хлопнула в ладоши. В комнату вошли две служанки, привезенные из отцовской деспотии, – Милана и Бьянка.

– Одеваться! – приказала Зоя. – Одеваться для большого выхода!