Гэбриель Конрой

Артур поклонился в некотором недоумении.

- Вашу горничную?

- Ну да. - Подняв брови, она выразила холодное удивление. - Надеюсь, вы еще помните ее, мистер Пуанзет? Мою Мануэлу!

Кровь отхлынула от щек Артура, потом прилила вновь. Мало того что он вел себя все время как дурак, вдобавок он был еще смешон.

- Моя просьба, видимо, затрудняет вас. Я пойду сама, - пренебрежительно сказала Грейс.

- Обождите минуту, мисс Конрой, - сказал Артур, делая невольно шаг вперед, словно для того, чтобы помешать ей уйти, - одну минуту! - Он помолчал и потом, изменяя привычке, выработанной за последние шесть лет, сказал горячо и не особенно раздумывая над каждым словом. - Быть может, вы снисходительнее отнесетесь к своему брату, если я вам скажу, что и я сам, имевший счастье повстречать вас после вашего исчезновения... не захваченный иною страстью... и я оказался столь же глуп и слеп, что и он. Примите же мое признание, мисс Конрой, примите его и как похвалу вашему необыкновенному искусству перевоплощения... успеху вашего замысла скрыться от света... примите и как просьбу великодушно извинить промахи вашего брата - не смею говорить о своих! Да! Я не узнал вас!

Грейс Конрой помолчала, потом подняла на Артура свои темные глаза.

- Вы говорите, что мой брат захвачен иною страстью... любовью к женщине. Да, для нее он готов на все... готов пожертвовать сестрой... отдать собственную жизнь. Как женщина, я понимаю его. А вы, дон Артуро, или вы позабыли, я не виню вас, да и кто я, чтобы винить вас, вы позабыли о донне Марии Сепульвида?

Она ушла, прошуршав шелками и кружевом. Почувствовав внезапное волнение, он хотел бежать за ней, но в дверях, выставив вперед напыженную грудь, уже стоял полковник Старботтл.

- Позвольте мне, сэр, как джентльмену и... гм... человеку чести... поздравить вас, сэр! Не думал я, когда мы расставались в Сан-Франциско, что мне предстоит удовольствие, - столь редко выпадающее на долю полковника Старботтла, как в частной жизни, так и на общественной арене, принести публично свои извинения, сэр! Сто чертей, сэр, я это сделал! Сто чертей, сэр, когда я только что объявил суду, что отказываюсь от дальнейшей защиты исковых требований, я сказал себе, - будь я трижды неладен, если лгу! - я сказал себе: ты приносишь публично свои извинения, Стар! Но это твой долг, Стар, твой долг чести!

- Весьма обязан, - рассеянно сказал Артур, силясь не потерять из виду удаляющуюся Грейс Конрой и испытывая внезапную зависть к своему собеседнику. - Благодарю вас, полковник, от себя лично и от имени своего подзащитного.

- Сто чертей, сэр, - сказал полковник Старботтл, преграждая путь Артуру и переходя на более доверительный тон. - Сто чертей, сэр, это еще не все. Как вы помните, наше последнее свидание в Сан-Франциско было посвящено обсуждению одного щекотливого дельца. Свидетельские показания на только что закончившемся процессе, - рад вам сообщить об этом, сэр, - наилучшим и, я бы сказал, законнейшим образом исчерпывают его. С момента появления Грейс Конрой и... гм... юридического признания ее личности, иск моего клиента лишается основания, сэр. Передайте своему клиенту, мистер Пуанзет, что я на свою... гм... ответственность прекращаю это дело.

Артур Пуанзет вышел из задумчивости и пристально поглядел на полковника. Сколь ни были далеки в этот момент его мысли, он оставался юристом.

- Вы хотите сказать, что отказываетесь от иска миссис Дамфи к мистеру Дамфи? - спросил он.

Доблестный воин не ответил на этот вопрос, Зато он расслабил мышцы на левой стороне лица таким образом, что левый глаз его почти закрылся.

- И еще, сэр... Остается небольшой вопрос о нескольких... гм... тысячах долларов... за которые я несу... гм... личную ответственность.

- Давайте забудем об этом, полковник, - сказал, улыбаясь, Артур. Уверен, что таково будет и мнение мистера Дамфи. Да вот и он сам!

8. СНОВА СЛЕДЫ

Мистеру Джеку Гемлину было очень худо. Срочно вызванный из Сакраменто доктор Дюшен сразу принял с больным самый снисходительный тон; с Питом Он был строг и придирчив; оставаясь же один, впадал в необыкновенную мрачность. Все, знавшие знаменитого врача, понимали по этим признакам, что он не надеется вылечить Джека. С Олли, ставшей за эти дни удивительно ловкой и внимательной сиделкой, он сперва избегал всяких разговоров о здоровье Джека, а потом, оставшись однажды с девочкой наедине, спросил ее более грустным тоном, нежели хотел, не известно ли ей из бесед с мистером Гемлином хоть чего-нибудь о его родных или друзьях.

Олли, наделенная незаурядным женским чутьем, уже не раз сама подумывала об этом; ей приходило в голову известить о болезни Джека "Лазореньку". Теперь, после обращения доктора, настроившего ее на самый печальный лад, она стала вспоминать все, что ей успел рассказать Джек о красавице испанке во время их ночного путешествия вдвоем. Как-то вечером, когда жар у Джека чуточку спал и он лежал - увы! - покорный и безгласный, она принялась за дело, которое только что оставил врач, - стала зондировать полузажившую рану больного.

- Наверно, вам было бы много приятнее, если бы эта история приключилась с вами в Сан-Франциско, - сказала Олли.

Джек озадаченно поглядел на маленькую мучительницу.

- Тогда вместо меня с Питом здесь сидела бы эта мексиканка, ваша милая, - уточнила свою мысль хитроумная Олимпия.

Джек чуть не выпрыгнул из кровати.

- Что ж, я, как бездомный калека, как попавший в переделку бродяга, расположился бы у нее в доме?! Послушай, Олли, - сказал наставительно мистер Гемлин, облокачиваясь на подушку, - если ты вообразила, что та девушка хоть чуть похожа на лазаретных дамочек, которые шмыгают вокруг каждого больного с флаконом камфарного масла в одной руке и с душеспасительной брошюрой в другой, выбрось эту ерунду из головы. Девяткой не бьют козырного туза! И никогда больше не называй ее моей милой - это звучит просто... просто кощунственно. До такого грубого блефа я еще в жизни не опускался!

Хотя день процесса был совсем близок, мистер Гемлин не проявлял к нему ни малейшего интереса; было ясно, что он не одобряет слабость, проявленную Гэбриелем, и воздерживается от резких суждений, лишь щадя чувства Олли. Однажды он снисходительно разъяснил ей свое видимое безразличие к исходу дела: