Стеклянное лицо

В комнате царил бы полный мрак, если бы не пара ламп-ловушек по углам. В их мерцающем лимонном свете казалось, что гигантский сыр дышит, как спящее животное. По металлическим деталям искалеченного пресса пробегали зловещие огоньки. За ним, опираясь спиной на стену, сидел мастер Грандибль с закрытыми глазами и отвисшей челюстью.

Неверфелл внезапно стало нечем дышать, и она смогла выдавить из себя только едва слышный вскрик. Секунду она думала, что мастер умер. Иногда сыры восстают против тебя, даже самые хорошо воспитанные и скромные. Таковы риски профессии. Какое еще объяснение она могла найти? За все годы, что Неверфелл его знала, мастер Грандибль ни разу не ошибся, не поскользнулся, не забыл о своем долге. Наверняка даже сильнейшая усталость не могла…

Челюсть мастера Грандибля слегка шевельнулась, из горла вырвался вибрирующий храп. Да, случилось невозможное. Непогрешимый мастер Грандибль заснул на посту за две минуты до того, как надо было переворачивать Стертон.

Неверфелл подошла к нему на цыпочках и положила руку на плечо, но засомневалась и отдернула ладонь. Нет, зачем будить его? Ему нужно поспать, и она даст ему такую возможность. Она сама перевернет сыр в этот раз и в следующий тоже, если мастер не проснется. Он будет гордиться ею. Он должен.

Она отсчитала секунды, потом молча взялась за рукоятку и начала переворачивать огромный сыр. Потом руками перевернула маленькую копию Стертона и улыбнулась, испытав незнакомое доселе самодовольство.

Нет смысла пытаться уснуть до того, как усталость возьмет верх, и Неверфелл занялась упаковкой заказов – деликатесы для ярмарки, верблюжий сыр для знаменитого шоколатье и пакет для мадам Аппелин.

За десять минут до того, как надо было снова переворачивать Стертон, зазвонил колокольчик у входной двери. Неверфелл нацепила маску и побежала открывать, чуть не попавшись в смертоносные ловушки, расставленные Грандиблем. В глазок она увидела лакея, надменно выдвинувшего вперед челюсть.

– Вы по какому вопросу? – Неверфелл попыталась имитировать отрывистые интонации Грандибля.

Внезапно лакей обаятельно улыбнулся, преисполненный чувства собственного достоинства. Его слова будто сочились влагой.

– Будьте любезны, подскажите, готов ли заказ мадам Аппелин? Если да…

Неверфелл осенило. Мысль ударила ее, словно кулаком, и Неверфелл пошатнулась и задрожала. Хорошая мысль, блестящая мысль, наверное, самая гениальная из всех, что приходили ей в голову, включая переворачиватель сыра. Нечестно, что это случилось именно сейчас, когда Неверфелл наконец удостоилась одобрения мастера Грандибля. Она заслуживает того, чтобы насладиться моментом, растянуть это счастье подольше. Но нет, идея пришла и завладела ею. Она закусила костяшки пальцев, а идея впилась зубами в нее, и Неверфелл поняла, что пропала.

– Минутку! – пискнула она и понеслась в комнату, где отдыхал Стертон.

На пороге она резко остановилась, потом медленно вошла внутрь, стараясь ступать как можно легче и не разбудить мастера. В метре от огромного спящего Стертона лежал Стертон-малыш, весь в пушистых белых отростках. У пояса Неверфелл висел круглый стальной нож для сыра, им следовало аккуратно надрезать сырную корку, чтобы извлечь наружу крошечный цилиндрик на пробу. Едва осмеливаясь дышать, Неверфелл бережно сжала Стертона-малыша большим и указательным пальцами. Нежные отростки крошились под ними и таяли, словно снежинки, заставляя ее морщиться. Она почувствовала одновременно страх и возбуждение, когда сырная корка подалась под ножом. Она достала образец созревшего сыра, и комната наполнилась ароматом диких цветов и мокрых собак, и на секунду ей показалось, что запах защекочет тренированный нюх Грандибля и разбудит его. Но нет, мастер только всхрапнул, и Неверфелл осторожно положила малыша на место, повернув его разрезом вниз, чтобы скрыть следы преступления и помешать запаху распространяться.

Она делает это и для него тоже, напомнила себе Неверфелл. Ему нужны друзья при дворе, и это будет мадам Аппелин.

В комнате для упаковки заказов она нашла коробку для мадам Аппелин, в ней на оливковых листьях лежал жемчужно-серый круг Каприза Зеферты. Неверфелл быстро достала украденный сыр и завернула его в клочок ткани. В порыве вдохновения она перевязала сверток черной бархатной лентой, чтобы мадам Аппелин вспомнила черную бархатную маску и поняла, чьих рук это дело.

Наружу, наружу, наружу, стучало ее сердце. Благодаря этому она выйдет отсюда. Мадам Аппелин сделает ей новое Лицо, и она сможет покинуть сырные туннели.

Грандибль, как обычно, спрятал ключи от входной двери, но маленькое окошко для посылок не запиралось, а коробка мадам Аппелин была достаточно маленькой, чтобы пролезть в него.

– Вот, распишитесь! – Неверфелл отодвинула засов и просунула чек. Как только лакей поставил подпись, она протолкнула в окошко коробку. – Возьмите!

Закрыв окошко, девочка в глазок наблюдала, как он уходит, а потом прижалась спиной к двери, с трудом переводя дыхание. Теперь можно поспать, можно… Нет! Надо перевернуть Стертон!

Она бросилась в комнату Стертона и распахнула дверь. Один вдох дал ей понять, что она едва не опоздала. Испарения сыра становились ядовитыми, глаза защипало. Скорее к рычагу! Грандибль полз по полу, и его подбородок дрожал, мастер задыхался от мощного запаха диких цветов. Задержав дыхание и зажмурившись, Неверфелл схватилась за рукоятку и медленно перевернула Стертон. Сыр постепенно начал успокаиваться.

– Мастер Грандибль! – Неверфелл подскочила к сыроделу вне себя от тревоги.

– Дитя… Я прощу тебе твою бессонницу. Если бы я проспал… сыр бы погиб. – Эта перспектива явно пугала его сильнее, чем собственная смерть. – Хорошая… хорошая работа, Неверфелл. – Он взглянул ей в лицо. – Почему ты в маске?

– О! – Кожу Неверфелл защипало, когда она сняла маску. – Я… я… приходил лакей забрать заказ… мадам Аппелин.

И, глядя ему в глаза, Неверфелл внезапно поняла, что мастер Грандибль совершенно точно знает, почему она заикается и почему нож у нее грязный. Он видит ее насквозь.

– Я хотела защитить вас! – закричала она, отбросив притворство.

– Погибель, – прошептал Грандибль. Его лицо приобрело привычное мрачное и упрямое выражение, но внезапно стало пепельно-серым.

Пауки

– Что я сделала? Что я сделала? Что-то ужасное, но что? Я просто хотела помочь! Я думала, если отправлю мадам Аппелин то, чего она хочет, у вас появятся друзья при дворе… Я просто хотела, чтобы вы были в безопасности!

– В безопасности? – Лицо Грандибля застыло, как маска. – В безопасности?

Он заревел, и с его бровей посыпались крошки Стакфолтера Стертона. Неверфелл вскрикнула, когда ее тряхнули, словно куклу, и отшвырнули прочь. Мастер Грандибль уставился на нее, занеся руку и словно раздумывая, ударить или нет. Потом протянул дрожащую ладонь и положил на плечо Неверфелл. Она задрожала, не понимая, чего он хочет, – чтобы она ушла? И что означает его жест – он сердитый или сочувственный?

– Человек, которому я доверял, – наконец проговорил он. Потом издал странный задыхающийся звук, в котором она не сразу узнала смешок. – Вот о чем я думал, когда выловил тебя из сыворотки. Ты была такая… – Он вздохнул и сложил ладони чашей, будто держал маленького мокрого котенка. – Что мне оставалось делать? Я защитил себя от любого мыслимого предательства. Но с этой стороны я его никогда не ожидал. – Он провел пожелтевшими ногтями по бороде, и послышался звук, похожий на скрип зубной щетки. – Ха! Предательство во имя моего блага.

– Что… что это значит? Что я сделала?

– Ты разбудила пауков.

Иногда мастер Грандибль изъяснялся чрезвычайно странно, вкладывая в знакомые слова новый смысл. Когда он говорил об обычных пауках, его голос звучал ровно. Но сейчас первый слог был серым и мертвым, второй почти неслышным, а последний тяжело упал в воздух. Па-у-ков.

– Сходи за сливовым джином. Принеси его в гостиную.