Линчеватель

- Чего тебе надо? – прохрипел я, с трудом разлепив пересохшие губы. – Как ты вообще сюда попал?

- Оставил себе дубликат ключей, - просто ответил Гоблин, отпивая из кружки чай. – А ответ на второй вопрос прост: нас ждет работа.

- Какая еще нахуй работа? – не понял я. Больше всего мне хотелось провалиться в сон, чтобы проспать это тягостное состояние.

- Скажем так: ты прошел испытательный срок. Пора устраиваться.

- Прямо официально? – ехидно поинтересовался я, садясь на кровати и протирая глаза. – С трудовой книжкой, отпуском, медицинской страховкой и прочими плюшками?

- Хм.

Гоблин остановился посреди комнаты, отпивая из кружки чай:

- Идея хорошая. Особенно, насчет медицинской страховки. Нужно хорошенько ее обдумать. А теперь подъем! - гаркнул он, и от этого крика лицо мое перекосилось от головной боли. - Шмотье переодень.

Он бросил на кровать пакет. Я порылся в нем, вытаскивая на свет божий новую толстовку с биркой магазина, джинсы, пару синих кроссовок.

- Старое сложишь в этот пакет.

Гоблин вышел из комнаты. Я же с трудом встал с кровати и принялся переодеваться.

***

По пути от подъезда Гоблин ловко зашвырнул пакет с моей вчерашней одеждой в мусорный бак. На мой логичный вопрос: а нахуя, собственно, он так сделал, Гоблин ответил односложно:

- Палево.

Я лишь пожал плечами, подходя к машине, и обессилено падая на заднее сиденье.

Филин уже был за рулем. Он сидел, расслабленно откинувшись на спинку сиденья и барабаня пальцами по рулю. И едва мы уселись, он плавно тронулся с места, вывозя нас из двора моей новой съемной квартиры на ту самую работу.

- Куда едем? – поинтересовался я. Беседа давалась мне с трудом. И виной тому была нещадно болевшая голова и с трудом ворочавшийся язык.

- Увидишь, - не оборачиваясь, ответил Гоблин. – Клевое место. Тебе понравится.

Филин вывернул на знакомую дорогу, и мы оказались прямо напротив того парка, в котором благодаря мне вчера произошло смертоубийство. Загорелся красный сигнал светофора – и машина послушно затормозила у перехода, пропуская спешащих по своим делам людей. Как раз напротив входа в приснопамятный парк.

Парк был пуст. Лишь в отдалении виднелась лента, оцепившая место преступления. Возле ленты деловито сновали несколько полицейских. Мертвеца уже увезла труповозка, следственная группа тоже уехала восвояси. И сейчас лучшие умы сыска ломают головы, как бы изловить преступника и засадить его в клетку как жирафу. От этой мысли мне вновь стало слегка не по себе, а в желудке заворочался противный ледяной ком страха.

- Первый раз всегда страшно, - Гоблин словно прочел мои мысли. - Все время, кажется, что кто-то сможет тебя опознать. Что на месте преступления осталось полно следов, которые вот-вот приведут к двери твоего дома следаков и группу захвата. Телевизор, поди, поэтому гонял? Боялся новостей?

Я, молча, кивнул:

- Такое бывает со всеми. Даже если ты тщательно все спланировал, кажется, что ты допустил просчет и план полетит в ебеня, а тебя вот-вот возьмут за жопу. Что уж говорить о спонтанной акции типа вчерашней?

Щелкнула зажигалка. Гоблин опустил стекло и затянулся, выпуская на улицу струю сизого дыма. Филин с неодобрением покосился на товарища, но промолчал.

Загорелся зеленый свет, и машина двинулась с места, увозя нас от сквера, обтянутого лентой участка и полицейских.

- Это чувство страха, паранойя – хорошие качества. Когда они в меру, - продолжил Гоблин. – Но сейчас это пустые переживания. На тебя ничего нет. Свидетели не опознают. Шмотье, в котором ты вчера засветился, через пару часов уедет на городскую свалку. Палево в виде отвертки я еще с утра сбросил в коллектор. Все. На тебя ничего нет. Все сделано чисто.

Гоблин обернулся, пристально глядя на меня:

- И паника со временем проходит. Но ты! – он ткнул в меня пальцем, - уже другой человек. Взгляд на мир меняется. И на многие вещи ты смотришь куда проще.

Приехали, философ, - буркнул Филин, останавливая машину напротив какого – то бара с деревянной дверью и табличкой на рунике.

- Ты умеешь говорить? – изумленно воззрился я на Филина.

- Умею, - нехотя ответил он. – Просто не люблю.

На этом он, посчитав беседу исчерпанной, заглушил двигатель и вышел из машины.

- «Вальхалла», - с трудом разобрал я название. – Не рановато нам в чертоги Одина?

- Не ссы, - успокоил меня Гоблин, выходя из машины и выбрасывая в урну недокуренную сигарету. – Идем.

***

Гоблин не обманул. Бар был хорош. Оформление в стиле чертогов Одина, как таковые были описаны в многочисленных легендах Скандинавии, приятно радовало глаз. Широкие столы, с задвинутыми под них лавками, резные балки, с которых на цепях висели фонарики в виде лампадок. Украшенный рунами очаг в центре зала, стены, увешанные топорами, мечами и щитами. Барная стойка с выполненным в виде Мьёльнира устройством для розлива пива.

- Стильненько, - подвел я итог, осматривая зал

- Гладсхейм — то пятый, там золотом пышно Вальхалла блещет. Там Хрофт собирает воинов храбрых, убитых в бою, - нараспев процитировал Гоблин строфу из «Старшей Эдды». – Привет, девочки.

Он галантно поклонился двум официанткам, сидевшим за первым к входу столом.

- Привет, Гоблин, - расплылись в улыбке барышни.

- Босс здесь?

Обе отрицательно покачали головами.

- Тогда мы в ВИП зале. Сообщите ему, где нас искать, когда он прибудет.

На противоположной от входа стороне виднелся проход, занавешенный занавеской в виде медвежьей шкуры. К нему Гоблин и направился.

- Гоблин? – удивленно переспросил я.

- Чего? – спросил он, остановившись и уставившись на меня.

- У тебя вообще имя есть?

- Ну да. Как и у всех. Мама с папой при рождении дали.

ВИП - зал был разбит на небольшие каморки, отгороженные друг от друга стилизованными бревенчатыми стенками. Стол и несколько удобных кресел прошел в дальний угол, усевшись за стол.

- Тогда какого хера все зовут тебя Гоблин? – не отставал я, усевшись напротив.

Филин заулыбался, словно предчувствуя интересную беседу, и уселся рядом с Гоблином, скрестив руки на груди и с интересом глядя на товарища. Мол, отвечай.

- За внешнюю схожесть и склонность к «недоброму» чувству юмора, - немного помолчав, ответил Гоблин.

Расспросы пришлось прекратить, так как возле стола, словно из воздуха появилась официантка.

«Интересно, их специально отбирают под стилистику бара»?

Девочка словно сошла с картины Васильева. Высокая, с большими голубыми глазами и маленьким курносым носиком. Слегка пухлые губки. Лишь волосы не развевались как на картине, изображавшей дочь ледяного Севера, а были стянуты за спиной в две тугие косы.

- Мне как всегда, - обратился к валькирии Гоблин. – А этому чахлику похмельного вида чай. Есть такой, что поставит его на ноги, и уберет сей грустный вид с его мерзкой рожи?

Девочка кивнула:

- Филин. Тебе тоже как всегда?

Филин кивнул. Очевидно, свой лимит беседы он исчерпал с утра на стоянке. И весь день снова будет молчать. Впрочем, официантка видимо привыкла к такому, записав что-то в блокнотик и выскользнув из зала.

- Итак, - вновь прицепился я к Гоблину. – «Недоброе” чувство юмора – это как вчера, когда ты нас едва не угробил?

- Ну не угробил же, - пожал плечами мой собеседник. – Нет. Это была необходимость. Мое чувство юмора сильно отличается от того поступка.

- Это как?

- Это когда в результате моих проделок смешно отчего – то только мне. Остальным плакать хочется. В двенадцать лет я нашел на свалке у стройки бочку с карбидом. Я был так доволен своей находкой, что едва докатил ее до ближайшего двора. Очень хотел смастерить ракету.

Гоблин замолчал. И хотя я уже догадался, чем закончился опыт юного Циолковского, из вежливости все же спросил:

- И что?

- Ебнуло так, что бочка улетела на уровень второго этажа и разворотила чей-то балкон. Вот тебе пример "недоброго" чувства юмора.