Кресси

- Рупи, старина, ты, я надеюсь, уже упаковал свои пожитки, а?

Радостный румянец разлился по красивому лицу мальчика. Но он тут же с тревогой посмотрел вниз на всеведущего Джонни.

- Потому как, видишь ли, в четыре часа мы отбываем почтовой каретой в Сакраменто, - продолжал дядя Бен, наслаждаясь недоверчивой радостью Руперта. - И с этого же часа ты, так сказать, вступаешь в должность личного доверенного секретаря с жалованьем в семьдесят пять долларов в месяц и пропитанием.

На щеках смущенного Руперта заиграли прелестные женские ямочки.

- Н-но... как же отец? - пробормотал он.

- С ним все в порядке. Он согласен.

- А..?

Дядя Бен проследил за взглядом Руперта, устремленным на маленького Джонни, который, однако, казался всецело поглощен яркой клеткой новых брюк дяди Бена.

- С этим все улажено, - сказал дядя Бен с понимающей улыбкой. - Нами будет выплачиваться особая премия, чтобы можно было нанять китайца ходить за ним.

- А учитель... мистер Форд? Ему ты говорил? - спросил Руперт.

Дядя Бен кашлянул.

- Он тоже не против, я думаю. То есть, - он задумчиво утер рот ладонью, - он в одном разговоре неделю назад вроде как в целом дал свое согласие.

Быстрая тень сомнения мелькнула в карих глазах Руперта.

- Кто-нибудь еще с нами едет? - подозрительно спросил он.

- В этот раз никто, - мирно ответил дядя Бен. - Понимаешь ли, Руп, продолжал он, с таинственным и довольным видом отводя мальчика в сторону, - это дело как раз и относится к разряду личных и доверительных. Нами, знаешь ли, получена информация...

- Нами? - переспросил Руперт.

- Ну да, нашей фирмой, - подтвердил дядя Бен, принимая серьезный, официальный вид. - Так вот, нами получены кое-какие сведения через разных там адресатов и грузополучателей, и теперь мы, то есть ты да я, отбываем в Сакраменто с целью навести некоторые справки касательно положения одной вышеперечисленной особы и узнать... ну да, то есть вступить в переговоры для выяснения, состоит ли она на данное время в браке или же в разводе, о чем смотри по накладной. - Он оставил сугубо деловой стиль и добавил уже проще, снисходя к необразованности Руперта: - То есть, понимаешь ли, замужем она сейчас или нет, - и продолжал не столь сложно, однако и не без уснащения своей речи деловой терминологией: - Выясним ее положение и контракты, ежели таковые имеются, где проживает, какой образ жизни ведет, изучим записи и деловые книги касательно брачных намерений и проведем кое-какие совещания общего характера, - ты в доме, а я на улице, готовый объявиться в случае надобности, ежели окажется желательной личная встреча высоких договаривающихся сторон.

Видя, что Руперт несколько растерялся от такого способа изъясняться, дядя Бен тактично умолк, потом заглянув в записную книжицу, объявил: "Я тут пометил, о чем нам с тобой надо будет потолковать в дороге", напомнил Руперту о времени их назначенного отъезда и бодро удалился.

Лишь только он исчез из виду, Джонни Филджи без единого слова объяснения набросился на брата с пинками, тычками и щипками, осыпая ими его ноги и прочие доступные ему части тела, нечленораздельно бормоча что-то и всхлипывая, и, разразившись в конце концов бурей слез, повалился на спину прямо в пыль, описывая башмаками в воздухе круги. Эти характерные знаки оскорбленной привязанности Руперт принимал стоически, лишь приговаривая миролюбиво: "Ну ладно, Джонни, будет, перестань", - и наконец поднял его и брыкающегося отнес в дом. Здесь, после того как Джонни решительно объявил, что убьет всякого китайца, который сунется его одевать, и дотла сожжет весь дом, так подло покинутый братом, Руперт тоже пролил две-три тревожных слезы, в ответ на что Джонни, согласившись принять возмещение в виде апельсина, ножика с четырьмя лезвиями и солидной доли от всего личного имущества брата, несколько успокоился. Так в обнимку они сидели в лучах яркого солнца, освещающих бесприютную пустоту их сиротского дома и разбросанные вокруг по полу дешевенькие, скудные игрушки, единственные, которые они видели в жизни, и предавались обычным в их возрасте прекрасным фантазиям о будущем, сами не очень-то в них веря. Руперт определенно знал, что вернется через несколько дней при золотых часах и привезет Джонни подарки. А Джонни, страдая от предчувствия, что никогда уже больше его не увидит, пресекающимся голоском гордо утверждал, что сам будет таскать дрова, разводить огонь и мыть посуду, "все-все сам!". Далее последовал обмен мнениями по поводу отсутствующего отца увлеченно сражающегося тем временем в покер за одним из столиков салуна "Магнолия", - мнениями, от которых этому веселому, общительному человеку, доведись ему их услышать, наверное, стало бы слегка не по себе. Потом снова были улыбки сквозь слезы и минуты храброго молчания, поистине душераздирающие, а потом, неожиданно быстро, наступило время, когда Руперту пора было ехать. Они расстались, бодро покричав друг другу на прощание что-то веселое, и тут Джонни, потрясенный внезапно нахлынувшим на него сознанием отвратительной бессмысленности всего земного и тщеты всякого существования, принял немедленное решение бежать из дому.

Для этого он запасся почему-то топориком, драгоценным, хотя и никчемным, комком замазки, а также всем наличным сахаром, оставшимся в треснутой сахарнице. Снарядившись таким образом, он выступил в путь, вознамерившись уничтожить всякие следы своего ненавистного существования прежде всего в школе. Если там окажется учитель, Джонни сможет соврать, что его прислал Руперт; а если учителя нет, он без труда влезет в окно. Солнце уже клонилось к горизонту, когда Джонни достиг вырубки и увидел вокруг школы целый отряд вооруженных всадников.

Первая его мысль была, что учитель убил дядю Бена, а может быть, Мастерса, а эти люди съехались сюда, чтобы, воспользовавшись отсутствием его старшего брата Руперта, сообща казнить учителя. Однако, не слыша ожидаемых звуков потасовки, он сразу же пришел к другому убеждению: учитель только что был избран губернатором Калифорнии и теперь готовится выехать из школы в сопровождении почетного эскорта, и он, Джонни, поспел как раз вовремя, чтобы увидеть процессию! Но когда учитель и Маккинстри вышли на крыльцо и спустились по ступеням, сопровождаемые спешившимися мужчинами, это сметливое дитя Дальнего Запада со своего наблюдательного пункта в гуще кустов без труда разгадало по обрывкам речей их истинные намерения и замерло от восторга и страха, чувствуя, как мурашки побежали по спине.