Страница 23 из 42
Бродский тут же заморочил голову Петрову, заявив, что клетку в штатном расписании, которую отвели для меня, не сократили, и она пуста, а это значит, меня взяли на работу еще до выхода приказа о прекращении приема. Петров пытался спорить, но вскоре сдался, не выдержав напора и аргументации Бродского.
У меня приняли документы и проинформировали, что работать смогу лишь после того, как все проверят по линии госбезопасности. Это займет около месяца, а пока могу продолжить свой отдых. Этого мне только ни хватало. Как же я устал от такого отдыха.
Удивительно, но дома мое известие восприняли спокойно. Похоже, всех устроило, что приняли документы, установили должность и зарплату. И уже неважно, когда начну работать. Главное – определилось, наконец, мое общественное положение. Не самое плохое.
Примерно через месяц пришла открытка из военкомата. Прибыли документы из Харькова. Именно с этого момента появилось ощущение, что затянувшийся переходный период от военной службы к «гражданской» жизни близится к завершению. Увы. Я оказался в начале очередного этапа все того же переходного периода. Хорошо, еще не вышел на работу, потому что пришлось бы брать двухнедельный отпуск, чтобы выполнить то, что потребовали в военкомате.
Для начала выдали опечатанный конверт и направили в психдиспансер. Там поставили на учет и объявили, что мне предстоит врачебная комиссия. А для подготовки к ней я обязан пройти диспансеризацию в местной поликлинике.
Ох уж эти местные поликлиники. Бывшая поликлиника городка «Метростроя» уже давно задыхалась от временно приписанных к ней жителей нашего нового микрорайона. Существовала система предварительной записи ко всем специалистам. Но в день приема все равно возникала живая очередь. Народ, окончательно запутавшийся в номерах вчерашнего и сегодняшнего дней, стоял насмерть, не пуская никого, кто периодически пытался прорваться к дефицитному эскулапу вне живой очереди. И что казалось совсем невероятным, в одной очереди изнывали и больные, и здоровые пациенты, которым, как и мне, требовалась лишь подпись врача.
Едва очередь стихала, разобравшись, кто за кем, появлялась стайка инвалидов и ветеранов ВОВ. Эти, тогда еще крепкие ребята, тут же оттесняли всех, демонстрируя свои красные книжечки. С началом приема, однако, число внеочередников не таяло, поскольку подходили новые.
– Пропускайте хотя бы через одного, – подавал, наконец, слабый голос кто-нибудь из очередников. Дружный вопль возмущения льготников лишал простого очередника из второй половины сегодняшнего списка последней надежды. Назавтра ему придется доказывать первоочередникам новой очереди, что он еще из той – вчерашней, а потому имеет право. Его право в новой очереди никого не интересовало. У каждого оно было свое и часто подкрепленное не только зычным голосом, но и мощной фигурой.
Недели через две я, наконец, прошел все мытарства диспансеризации, и, набравшись практического опыта, легко проскользнул к психиатру. А очередь здесь была своеобразной. Явных «психов» было всего ничего, а остальные, как и я, за справками. Но, именно эта шушера и была самой агрессивной составляющей очереди. Я быстренько переговорил со «своими», которые меня, разумеется, признали. Общими усилиями мы быстро задавили фальшивых «психов», которые, почувствовав силу, не знающую преград, тут же умолкли. Поворчав и спрятав ставшие бесполезными красные книжечки, затихли даже ветераны ВОВ.
Едва вошел, наконец, в кабинет, от неожиданности остановился в дверях. На меня, улыбаясь, смотрел настоящий псих. Поразило, что он в халате врача. Оказалось, это и был психиатр. Иван Иванович тоже временами напоминал умалишенного, но этот врач в ремесле фигляра явно преуспел. Ничего не оставалось, как широко улыбнуться в ответ. Он же, продолжая улыбаться, как старому знакомому, предложил сесть и подробно рассказать о себе.
Пока рассказывал свою историю, он просматривал какие-то документы, очевидно мои. Неожиданно, кривляясь и подмигивая, психиатр стал задавать вопросы, из которых понял, что тот видит во мне настоящего сумасшедшего. Попытки разубедить, по-моему, дали обратный результат. И чем больше старался, тем, похоже, лишь подтверждал его выводы. Тогда просто перестал отвечать на его вопросы и попросил пригласить главного психиатра. Не хватало еще объясняться с этим полусумасшедшим «доктором».
Как ни странно, «врач» обрадовался и действительно кого-то пригласил. Вошла женщина в белом халате, с молоточком, и тоже с признаками психического расстройства. Тихим таинственным голосом, подмигивая и нервически дергая щекой, она стала расспрашивать меня об особенностях кристаллической жизни. Все. Приехали.
Я встал и вышел из кабинета. Не давая опомниться псевдопсихам и очереди, стремительно ворвался в кабинет главврача диспансера. Благо, кабинет с соответствующей табличкой был рядом. Главврач совсем не удивился моему вторжению. Возможно, в этом заведении подобное случалось ежедневно.
Взяв себя в руки и собравшись, четко изложил историю того, как командование полигона упекло меня в ПСО военного госпиталя, как меня там долго наблюдали и не находили никаких отклонений, и как сам предложил вариант с кристаллической жизнью. Мой расчет строился на том, что врачам, далеким от кибернетики, эта гениальная научная идея непременно покажется идеей-фикс заурядного сумасшедшего. Ничего удивительного – такой она кажется даже ученым, работающим в этой области. Но, именно таким образом удалось убедить в своей болезни главного психиатра полигона и врачебную комиссию. В конце концов, я достиг цели – уволился из армии. Понимаю, что это обман, но у меня не было другого выхода, ибо официальные способы увольнения оказались невозможными.
Главврач задумался. Похоже, мой рассказ его убедил. Он сказал, что сам посмотрит документы, но вряд ли сможет отменить решение врачебной комиссии. И мне все равно придется десять лет состоять на учете в психдиспансере. Если за этот срок не будет рецидивов заболевания, меня снимут с учета. Главврач пригласил беседовавших со мной врачей. Меня отпустили, сообщив, что ВТЭК будет на следующей неделе.
Через неделю комиссия, на основании представленных военкоматом документов, объявила меня инвалидом третьей группы. Полный бред. Есть человек, который утверждает, что он здоров. С ним беседуют «специалисты» и даже главврач. Но, есть «правильные» документы, подтверждающие заболевание. И срабатывает бюрократический принцип – согласно документам человек болен. Значит, он болен. Все.
Мне выдали опечатанный конверт, который доставил в военкомат. Конверт вскрыли, а меня попросили подождать в коридоре. Через полчаса вызвали и объявили, что мне, как инвалиду, утратившему трудоспособность в армии, назначена пенсия. Тут же направили в кассу, где я получил пенсию сразу за восемь месяцев. Что ж, неожиданный подарок.
Деньги оказались как нельзя кстати. Пришла открытка из мебельного магазина, известившая, что подошла наша очередь на комплект кухонной мебели. Денег хватило не только на этот комплект. Потолкавшись по магазинам, по случаю купили шкаф, потом стол со стульями, а вскоре и небольшой холодильник. Теща ненадолго подобрела.
И вот, наконец, свершилось. Меня вызвали в отдел кадров к Петрову. Он сообщил, что все проверки моей личности завершены и мне разрешено работать в ЦКБЭМ. С завтрашнего дня я должен приступить к работе. Вот и все. Восьмимесячный переходный период позади. Завтра на работу. Даже не верится.
Мой первый рабочий день «на гражданке». Забавно. Такое уже однажды было.
Накануне начала учебного года нас, первокурсников авиаинститута, направили на авиазавод, где мы должны отработать одиннадцать месяцев, совмещая работу с учебой. Нам оформили пропуска, провели инструктаж по технике безопасности, а первого сентября мы впервые прошли проходную завода и разбрелись по цехам. Я попал в сборочный цех. Это был самый заметный цех завода. Его не надо было разыскивать.