Страница 8 из 13
– Сопровождение колон по трассе М41 Ош – Хорог. Сейчас Горно-Бадахшанская область в блокаде. Война там. Ну как? По рукам?
– Согласен! Контрабасом так контрабасом, но личное дело за вами! – пожав руку подполковнику, согласился Барсуков.
Офицер не обманул, и уже через семь месяцев в поезде Душанбе – Ленинград навоевавшийся Барсуков, как любимую девушку, гладил личное дело. Ему предстояла еще одна пересадка в Свердловске, и долгожданный Ханты-Мансийский автономный округ распластает свои объятия.
Стаж терять не хотелось, тем более до льготной пенсии оставалось дослужить четыре года, и капитан запаса подался в милицию, не предполагая, что новая работа затянет его по уши.
Здесь, работая командиром конвойного взвода, позже опером по малолеткам, старшим опером, а затем и заместителем начальника ИВС по оперативно – режимной работе, он наконец найдет то, что искал.
А искал он самого себя…
И уже через несколько лет он создаст себе такой имидж, что о повышении по службе не будет и речи, так как заменить его будет некем… Ему даже присвоят звание майора милиции на ступень выше, чтобы не сбежал с должности…
Барсуков станет вечным кумом, впоследствии смирившись со своей участью…
Барсуков. На ИВС прекрасная погода. Глава 8
И. о. начальника ИВС
майору милиции
Барсукову О. А.
от задержанного по ст. 122 УПК
Ямщикова Л. В.
Прошу содержать меня в отдельной камере, так как в общей камере я не могу находиться в связи со сложившимися жизненными обстоятельствами. В моей просьбе прошу не отказать.
Ямщиков «заезжал» на подвал в бытность майора уже раза два.
В этот раз, находясь под подпиской «за хорошее оперативное поведение», совершил новую кражу, и опера, устав отмазывать его от следователей, закрыли своего тайного помощника в подвал.
Он по зековским меркам являлся «шкворным», и сидеть в общей камере для него было тяжко. Приходилось изо дня в день таскать бачок с отходами (парашу), выполнять черновую работу. Да и по своему положению ему строго запрещалось подходить к общаку, т. е. к столу в камере. Ел он в углу на корточках, не имел права брать сам вещи и продукты, имел свою ложку и кружку с чашкой, которые после приема пищи стояли под шконарем (лежаком).
Беды Лёни начались лет десять назад, когда он с группой подвыпивших друзей изнасиловал за клубом малолетку.
Таких преступлений случается тысячи, но Ямщиков не учел коварность ранее судимого отца потерпевшей…
После объявления приговора Лёньку с его подельниками закрыли в камеру, которая находилась в подвальном помещении здания районного суда.
Конвой беспечно в ожидании транспорта скучал в коридоре: на окнах в судебной камере надежные решетки, да и окно было на уровне с землей, и в него могла пролезть только кошка. Но раз могла пролезть кошка, то туда как раз вошел шланг от ассенизаторской машины, на которой приехал отец потерпевшей.
– Братва! – крикнул он в решетку окошка.
– Говори! – раздалось из камеры.
– Грев надо?
– Давай! Тусуй!
– Держите сидоры на букву «П»!
С этими словами представитель самосуда быстро подсоединил гофрированный шланг «говновозки» к бочке и спустил содержимое ГАЗ-52 в камеру. В итоге трое осужденных оказались по пояс в дерьме.
– Дерьмом пахнет! – сонно проговорил один из конвоиров, охранявших осужденных.
– Тебя не было, не пахло! – ответил ему сослуживец.
Но поссориться они не успели, т. к. пришлось спасаться бегством от разливающейся по коридору подвала вонючей жидкости.
Отцу малолетки дали пятнадцать суток за мелкое хулиганство, а Ямщиков и его два подельника из «порядочных» арестантов превратились в изгоев общества – шкварных.
Хоть и трудно было привыкать к новому «положению», но ничего не попишешь. Бывшие друзья по тюрьмам и воле махом отвернулись от сотоварища по несчастью, и Ямщикову ничего не оставалось, как собрать пожитки и «выломиться» из «порядочной хаты».
Теперь его могло принять только общество беженцев, таких же опущенных, как и он…
Барсуков вызвал Ямщиков на беседу.
Когда «беженец» вошел, у кума защемило сердце.
Грязный, в пиджаке на голое тело, в затасканном трико и в резиновых сапогах на босу ногу, Лёня был похож на окруженца.
– Короче, – объявил ему кум, – пойдешь в пятую.
– А там кто сидит?
– Такие же, как и ты, но если узнаю, что стал борзеть, закину в общую!
– Начальник! Да я мухи не обижу, – начал было Ямщиков, но майор перебил его:
– И смотри там, что почем, сразу маякни, понял?
– Базар тебе нужен! Как отцу родному все по полочкам!
– Давай, двигай в хату, если что интересного вынюхаешь, напишешь заявление на больничку. Заявы-то я прохлапываю, – сказал напоследок майор и, вызвав постового, отправил своего «младшего сотрудника» зарабатывать на баул к этапу…
Через несколько дней Ямщиков рассекал по хате в новом джинсовом костюме, кроссовках и белых носках.
Он был блатным среди беженцев и, заняв свое положение, первым делом раздел сокамерников.
У Леонида также появился чай и сигареты, которые ему выделил майор Барсуков по случаю написания явки с повинной одним из его сокамерников.
С каждым днем баул Ямщиков все больше и больше становился похож на попу слона.
За три месяца пребывания «на подвале» Ямщиков «накусал» рожу, набил баул и помог Барсукову выявить несколько преступлений, совершенных сокамерниками…
Вообще-то положено в ИВС держать арестованных не более 10 суток. Но в связи с удаленностью ОВД от Тюмени, вечными проблемами со следствием, местами в спецвагонах люди «парились» по шесть и более месяцев.
Да и как отправить на этап такого помощника?
Вначале Ямщиков вкрадчиво расспрашивал сокамерников, кто что знает, но в конце срока пребывания он уже тряс за грудки новенького и хрипло кричал на всю камеру: «Колись, сука, а то нам кислород перекроют!!!»
Майор, смотря со стороны на действия своего внештатного помощника, говорил другим операм с иронией в голосе: «В России пресс-хат нет!»
Пришло время, и, убывая на этап, отъевшийся Ямщиков, еле таща свой баул, крикнул на прощание: «Анатолич, если что, не сердись!»
Барсуков с иронией взглянул на караульного пса Алого, который, вновь спрятавшись под автозак, грыз только что отобранную у вахтовиков курицу.
Улыбнулся. Помахал Ямщикову ручкой и, проводив столыпин, уехал в ИВС…
Барсуков. На ИВС прекрасная погода. Глава 9
Через день ему позвонили из прокуратуры и велели зайти к заместителю прокурора.
Олег, идя в прокуратуру, перебрал в памяти все свои грехи, и не найдя ничего, от чего бы не мог отмазаться, он с легким сердцем вошел в кабинет заместителя прокурора города…
Надменно посмотрев на Барсукова, как смотрели немцы в Бухенвальде на узников, заместитель прокурора пригласил сесть и начал рассказывать страшную сказку о том, что за свою бытность пересадил множество ментов и от тюрьмы может спасти только чистосердечное признание…
«Поучи бабушку в бутылочку пописать!» – подумал про себя Барсуков и мило улыбнулся…
Улыбку опера прокурорский работник расценил как недоверие к своим словам, принявшись еще убедительней доказывать, что чистосердечное признание лучший вариант в сложившимся положении…
Барсуков, слушая белиберду, которую нес прокуренок, перебирал в памяти случаи из жизни, за которые могли бы его «пытать» прокурорские работники.
Вскоре у зам. прокурора кончился словарный запас, и тот предложил:
– Я даю вам, Барсуков, чистый лист бумаги, и вы мне подробно опишите свою преступную деятельность в ИВС!