Страница 30 из 30
Слово «опыт» мигом облетело гостиную. Как перед тем Елена, так теперь Лоренца сделалась средоточением всех взглядов.
Произошло нечто внезапное. Граф Феникс наклонился к жене, положил ей руки на плечи. Затем Потёмкин и все, стоявшие близко, расслышали, как он тихо, но повелительно приказал ей: «Спи!» Он прижал ей глаза указательными пальцами, потом открыл их снова и отступил.
Лоренца будто умерла. Глаза её были открыты, но взгляд их сделался очень странным. Муж подошёл к ней снова, приподнял её с кресла. Она оставалась неподвижной, как статуя, окаменевшей. Она произвела такое особенное и жуткое впечатление и в то же время была как-то так жалка, что многим стало тяжело и неприятно.
Граф Феникс почувствовал общее впечатление, быстро посадил жену в кресло и закрыл ей глаза. Он обратился к Потёмкину, Сомонову и всем окружавшим:
— Прошу вас, — сказал он, — на мгновение оставить её и следовать за мною.
Все прошли в соседнюю комнату, за исключением двух дам, как бы прикованных к месту от изумления и не сводивших глаз с Лоренцы, да Захарьева-Овинова, неподвижно сидевшего в самом дальнем и менее освещённом углу гостиной. Он с самого появления Потёмкина оставался в стороне, и никто не обращал на него внимания.
Между тем граф Феникс запер за собою дверь и сказал:
— Мы оставили её спящей, но это особенный сон, во время которого у человека являются такие способности, каких он во время бодрствования не имеет. Вы убедитесь, что жена моя, хотя, по-видимому, и спит, но всё видит с закрытыми глазами, что она может читать даже мысли человека.
— Будто бы? — воскликнул Потёмкин.
— Так как вы первый громко выразили сомнение в словах моих, ваша светлость, то вас я и попрошу убедиться. Будьте так добры, придумайте что-нибудь, решите, что должна сделать моя жена, и она угадает ваши мысли, исполнит всё, что ей будет мысленно приказано вами. Что вам угодно приказать ей?
— Это уж моё дело! — усмехнулся Потёмкин.
— Да, но в таком случае никто, кроме вас, не примет участия в опыте, и вообще, как мне кажется, опыт будет менее убедителен. Предупреждаю вас, что я не пойду за вами, я останусь здесь, и пусть кто-нибудь сторожит меня.
Потёмкин сдался.
— Хорошо! — сказал он. — Решим так: графиня Феникс прежде всего должна нам что-нибудь пропеть, у неё, наверное, прелестный голос…
— Вы будете судить об этом, она вам споёт…
— Я вовсе не желаю утруждать её, а потому пусть она, окончив пение, выйдет из гостиной на балкон, сорвёт какой-нибудь цветок и даст его мне… Видите… всё это очень нетрудно. Только вы, господин чародей, оставайтесь здесь.
— Не только останусь здесь, но разрешаю связать меня и сторожить хоть целому полку — я не шевельнусь… Идите, ваша светлость, подойдите к ней и спросите, видит ли она вас и ваши мысли? Потом дуньте ей в лицо. Она очнётся и все исполнит.
— Это интересно, — сказал Потёмкин, — государи мои, пойдемте, пусть кто-нибудь останется с чародеем.
Однако никому не хотелось оставаться. Но Потёмкин взглянул на всех, нахмурив брови, и осталось несколько человек. Затем все вышли, заперев за собою двери. Потёмкин подошёл к Лоренце и, любуясь её прелестным, застывшим лицом, сказал ей:
— Belle comtesse, me voyes vous? Видите ли вы меня?
— Да, я вас вижу! — прошептали её побледневшие губы.
Тогда он подумал о том, что она должна сделать и спросил:
— Видите ли вы мои мысли?
— Вижу…
Он дунул ей в лицо, она сделала движение, открыла глаза и несколько мгновений с изумлением глядела вокруг себя. Наконец она, очевидно, совсем очнулась, поднялась с кресла, хотела идти, но внезапно остановилась и запела.
Голос у неё был не сильный, но звучный и нежный. Она пела старинную итальянскую баркароллу. Все слушали её с наслаждением. Потёмкин стоял перед ней выпрямившись во весь свой могучий рост и любовался ею.
Баркаролла окончена. Последний звук замер. Лоренца взялась за голову, будто вспомнила что-то, затем быстро направилась к балкону, отворила стеклянную дверь и через несколько мгновений вернулась с цветком в руке.
Она подошла к Потёмкину, прелестно улыбнулась, заглянула ему в глаза своими соблазнительными глазками и подала цветок. Он поцеловал её маленькую, почти детскую руку…
В гостиной началось шумное движение. Все изумлялись, восхищались, почти все дамы были просто в ужасе. Потёмкин задумался, отошёл от Лоренцы и грузно опустился в кресло.
— Да, это интересно!.. Это Бог знает что такое! — растерянно прошептал он сам с собою, В то же мгновение что-то заставило его обернуться — и он увидел рядом с собою Захарьева-Овинова. Он невольно вздрогнул.
— Князь! — воскликнул он, — ты здесь?
— Минута близка! — произнёс спокойный, так памятный ему голос.
Потёмкин хотел сказать что-то, но будто сразу не мог сообразить. Глаза его опустились. Когда он снова их поднял, Захарьева-Овинова уже не было возле него. Его уже не было и в гостиной.
VIII
Программа удалась блистательно. Граф Феникс одержал полную победу. Не только общество было заинтересовано в высшей степени, но и сам Потёмкин позабыл свою скуку.
Он уже не называл мысленно иностранца «шельмой». Он не называл его никак, но с видимым интересом и оживлением задавал ему вопросы и беседовал с ним, время от времени поглядывая на прекрасную Лоренцу, окружённую теперь дамами, несколько как бы томную и уставшую, но от этой томности и усталости только ещё похорошевшую.
Граф Феникс говорил, по-видимому, с одним Потёмкиным, однако настолько громко, что и все могли слышать слова его. Он говорил спокойным, самоуверенным тоном; красивое лицо его дышало особенным оживлением и становилось всё более и более привлекательным.
О чём он говорил?
Собственно ни о чём и об очень многом. Если бы написать слова его, то это оказались бы только отрывки, намёки какие-то, полуоткровения. Он намекал на свои таинственные знания, которым, казалось, нет и предела, на своё полное тайн и исключительного значения прошлое. Хладнокровный и спокойный слушатель из этих слов должен был бы вывести такое заключение, что этот граф Феникс или полупомешанный, или шарлатан-обманщик, или существо, хотя и в человеческом образе, но стоящее превыше людей.
На чём же, однако, остановиться, под какую из этих трёх категорий подвести его? Полупомешанный? Но в нём заметна необыкновенно тонкая наблюдательность. Он поразительно владеет собою. В среде, окружающей его, немало людей и спокойных, и разумных. И, наконец, первый его слушатель — светлейший князь Потёмкин — не таков, чтобы дать себя одурачить полупомешанному. Одним словом, если он и помешан, то таким помешательством, какое увлекает за собою людей здравомыслящих.
Шарлатан-обманщик? Так на него смотрели здесь почти все и прежде всего Потёмкин. Но ведь он сумел победить это мнение. Он показал с помощью двух женщин такие чудеса, какие невозможно было подделать никаким образом. Что же, неужели он, действительно, великий чародей, победитель природы?..
Вопрос оставался открытым. Час был уже поздний, и гости разъезжались, унося с собою смутное, неопределённое, но сильное впечатление, уезжали как бы опьянённые, отуманенные.
Наконец в гостиной Сомонова осталось всего несколько человек. Потёмкин всё сидел, развалясь на кресле. На лице его блуждало задумчивое, неопределённое выражение. Вот он обратился к графу Фениксу:
— То, что вы и ваша прекрасная жена показали нам, и то, что вы говорите, — очень интересно, но подумали ли вы о том, где вы всё это показали и кому показали?
Граф Феникс с улыбкой глядел ему прямо в глаза.
— О чём же тут думать? — проговорил он.
— А вот о чём, милостивый государь, ведь мы варвары, а потому опасны. Мы заинтересованы и не можем остановиться до тех пор, пока не почтём себя удовлетворёнными. Полагаете ли вы, что мы дозволим вам уйти, исчезнуть, только подразнив наше любопытство, только смутив нас?
Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте ЛитРес.