Серпантин

«When I say nothing, I say everything».

Удовлетворенная ответом, она промолчала, затянувшись через длинный мундштук, причудливые узоры которого гармонично лежат на темно-красном оттенке.

– Так что начет прошлого? – спрашиваю, после небольшой паузы.

– А что с ним не так?

– Ты подводишь к тому, что жить нужно настоящим, не так ли?

– Не совсем. Прошлое – альбом со старыми фотографиями. Толстый, тонкий, синий, красный, набитый застывшими, яркими моментами или черно-белым сплином от детских травм. Что-то хочется вспомнить, а что-то забыть навсегда.

– И что забыть?

– Забыть то, что не в силах забыть. Поэтому, я не придаю значения прошлому.

– Поделишься?

– Мы не настолько хорошо знакомы.

– Я бы исправил это, но не хотелось бы загружать тебя своими проблемами. Лучше скоплю их в себе, буду мытарствовать по пустым улицам, освященными тусклыми фонарями, напьюсь вусмерть, перекручу все возможные варианты диалогов, которые бы я мог закончить иначе, будь во мне достаточно уверенности, вспомню нелепые, трагичные и постыдные ситуации, произошедшие со мной, вгоню себя в еще большее уныние, подкрепив депрессию, разобью что-нибудь в доме, ударю от отчаяния кулаком по стене так, что он будет болеть еще неделю, пущу скупую слезу, закричу на весь ёбаный мир и себя самого, и под утро, со сдавленным, твердым, жгучим сгустком, сковывающим мою грудь, завернусь в одеяло, чтобы прикрыть глаза на несколько часов, со стойким желанием больше никогда не просыпаться.

– У тебя что, бегущая строка текста появляется на глазах?

– Не знаю, с чем это связано. Всю жизнь мечтал вести высокопарные диалоги, как в фильмах и книгах, вот и наточил язык, – отвечаю, пожимая плечами.

– Да, их в жизни и правда редко встречаешь. Особенно в этом месте, где человек, способный произнести одно короткое предложение, состоящее не только из одного мата, может считаться писателем. Тем не менее, спасибо, что предупредил на счет своих тараканов.

– Похоже я наболтал лишнего. Не очень удачное начало беседы.

– Вполне сносное. Главное, не говори это на первом свидании. Поймут неправильно – примут за психа, поймут правильно – пасмурно согласятся с вышесказанным и вскроются прямо за столом.

– Стало быть, ты – исключение?

– Да. Пока ты меня интригуешь. И ты в каком-то смысле исключением являешься тоже, потому что до сих пор не покинул мою компанию, которая в дальнейшем может показаться тебе не самой приятной.

– Чем же?

– Я не лучший человек для чего-либо. Поймешь позже, если захочешь видеться и дальше.

Я невольно улыбнулся краем губ. Забавно, ведь я думаю о себе точно также.

– Так, у нас не свидание и не встреча. Что же? Новое знакомство? У меня такое только в крайних случаях, – говорю.

– Сейчас очень крайний случай, потому что я никого не ждала. Но появился человек, который не надоел мне в первые минуты разговора.

– Да, мы явно сидим здесь, как два последних человека на краю Вселенной, случайно наткнувшиеся друг на друга.

Она опять улыбнулась, обнажив верхний ряд белых зубов. На переднем был скол, который, как ни странно, добавлял шарма общей картине.

– Тогда, если мы все еще общаемся, могу ли я узнать твое имя? – спрашиваю.

– «Имя, что есть имя. Роза пахнет розой, хоть розой назови её, хоть нет», – процитировала она Шекспира. Для себя я – это «я». Для меня ты – это «ты». В тоже время для себя ты – это «я», а для тебя я – «она». Очень занимательно, не находишь? Имена в большинстве случаев жутко дурацкие, скучные и ограниченные. Даруют его тебе родители, а ты носи, годясь скрытым в нем смыслом, либо меняй, вот только на что? Если никто из них не ты, а уже множество кого-то другого, живших, живущих, будущих жить вне зависимости от тебя. Придумай свое – и ты изгой, странный тип, у родителей которого разыгралась фантазия, которые возомнили себя особенными, отстраненными от общей массы обычных людей, – заканчивает она, залпом выпивая остатки пинты.

Она довольно умна. Необычно мыслит, что полностью меня погружает в ее слова, в которые интересно вникать. И это здорово, потому что делать вид, что ты с упоением слушаешь очередной бабский треп обо всем на свете и кивать каждую минуту, у меня нет желая.

– Почему бы и нет. У меня есть привычка забывать имена людей сразу, после того, как они его мне произнесут, так что это может улучшить ситуацию. ― Я так понимаю, что остальная личная информация по поводу друг друга нам не понадобиться?

– А зачем? Хочешь узнать сколько мне лет, кем я работаю, где живу, на что трачу свободное время и расспросить про увлечения? Можешь попытаться, только что эта информация тебе даст? Краткое содержание человека N. Считаю, что люди должны как можно дольше не задаваться подобными вопросами, а обращать внимание исключительно на информацию, которую ты получаешь сейчас. Только так можно здраво составить правильную картину о человеке в первые часы беседы.

– Люди те еще параноики. Им необходимо знать этот перечень на всякий случай, чтобы потом можно было как-то этим воспользоваться. Мужчины вообще, как известно, «непременно хотят знать то, что может им причинить боль». Однако идею поддерживаю.

– Хорошо, что я не получила обратной реакции, полной возмущения.

– Как же тогда обращаться друг к другу? – задаю очевидный вопрос. ― Будем являть собой олицетворение названия антиутопии Замятина, обращаясь на местоимения?

– В нашем распоряжении целый алфавит. Возьми две, парочку. Или хоть всеми называйся в разном порядке. Ведь существуют прозвища, так кто нам запрещает придумать имена?

– Тогда это должно быть что-нибудь важное, подчеркивающее твой характер, я полагаю?

– Может да, а может и нет. Я – Эс, приятно познакомится, – протягивает она руку, подняв приветственно брови.

– Эс? Звучит, как задница по-английски.

– Дурак. Я люблю писать сочинения. Или, могу предложить версию, удобную для твоего взгляда – сокращение от одного фруктового, кисло-сладкого пенного напитка. Такой я вижу себя.

– Хорошо звучит. Я даже и не знаю, что придумать.

– Прояви фантазию, – сказала Эс и стала выжидающе рассматривать стену, без спроса потягивая мой виски.

– Ладно, пришел мой черед возродиться с новым именем, – сказал я, помедлив пару минут. ― Пусть будет – Соу, – сказал я, ожидая оценки.

– Сомневаешься?

– Вроде того. В сомнении кроется правда. Если взять любой момент из моей жизни, где я хоть на секунду усомнился в правильности моего решения и не поспешил его изменить, следуя подсказкам, поступающим из недр моего разума, то все кончалось одни и тем же – я совершал ошибку. Появившееся сомнение даже в самых, как нам кажется, очевидных вещах, с огромной вероятностью может стать той самой истинной, упущенной по типичной человеческой глупости, – заключил я.

– Поздравляю с новым рождением, – кивнула она головой.

– И что же теперь, а? Треснем по молоку с ножами и насладимся старым добрым ультранасилием?

– Можно просто поговорить.

– Да, это идея определенно лучше.

Время летело незаметно. День плавно сменялся вечером, выпивка приходила и уходила, пепельницы под завязку наполнялись окурками, а мы не переставали говорить.

Не просто обо всем. Обо всем, что действительно заслуживает глубоких рассуждений. Мне всегда нравилось говорить с самим собой, поднимая на рассмотрение важные вопросы. Но делать это вместе с другим человеком, который способен держаться на твоем уровне развития, а, порой, даже превосходить его, – невероятное удовольствие.

– Кажется, ты мне чертовски нравишься, – выпалил я.

– Ха, так говорят все, кто знаком со мной короткий промежуток времени, – ухмыльнулась Эс. ― Практика доказывает, что терпеть меня продолжительное время не может практически никто. Поэтому все заканчивается быстро и безболезненно. Для меня.

– У меня стойкое ощущение того, что я справлюсь.

– Со мной трудно. Привыкай, если хочешь и дальше продолжать общение, – поставила она перед фактом. ― Я сумасбродная, сумасшедшая, импульсивная представительница класса сложных людей. Противоречу сама себе, спорю, даже когда не до конца уверена в своей правоте, качественно и со вкусом выношу мозги, паранойю по пустякам, заражая этим чувством каждого, находящегося рядом, приписываю себе психические заболевания, а потом пытаюсь от них избавиться, пью, как не в себя, закидываю кучей таблеток от всего и сразу, терпеть не могу общение по телефону, а также очень хорошо готовлю, – резюмировала Эс и отправилась в туалет.