Страница 6 из 20
– Что, настолько плохо? – спросил Вукула, и я подавилась. Бутылка упала на пол и покатилась в сторону раскрытого окна, в проёме которого сидел мой бывший парень. Волколак ловко спрыгнул с подоконника и подхватил бутылку. – Видимо, да.
Я прокашлялась, прижимая дрожащие руки к груди. Как давно он здесь? Если Вукула видел, как я на четвереньках выползаю из кабинета Генриха, я от стыда просто умру на месте! Сердце моё загрохотало, а по щекам вновь заскользили слёзы от пережитого унижения.
Волколак поставил бутылку на стол и обратил на меня взгляд своих волчьих глаз. Я отметила, что зрачок его принял вертикальную форму, как всегда бывало под полнолуние. Вукула отпустил веки, рассматривая беспорядок на столе. Он осуждающе покачал головой и холодно спросил:
– Зачем звонила?
Я не выдержала и бросилась к нему, прижимаясь к широкой груди волколака.
– Я так соскучилась!
Плечи его напряглись, и Вукула решительно отстранил меня.
– Не прикасайся ко мне!
Я отшатнулась, и дыхание моё перехватило.
– Но почему?
Губы его скривились, а глаза полыхнули золотым огнём. Я шагнула было к волколаку, но тот торопливо отступил к окну, и я остановилась, боясь, что Вукула сейчас исчезнет, и я снова не увижу его три месяца.
– Ты мне нужен, – в отчаянии прошептала я. – Не уходи!
– Нужен зачем? – холодно уточнил он. – Если для меня есть работа, пусть звонит Забава. На твои звонки я отвечать не стану.
Я взвилась от ярости:
– Но почему? Что я такого тебе сделала? Нам же было хорошо вместе. Зачем тебе нужно закольцевать меня, а? Разве нельзя просто жить вместе?
Вукула хмыкнул и присел на подоконник, взгляд его скользнул на небо, а кадык на шее дёрнулся.
– Закольцевать, – с болью в голосе спросил он. – Ты произносишь это так, словно я собирался надеть на тебя ошейник. Ты же знала, что волколаки моногамны. Я действительно любил тебя, Мара. И твой отказ для меня был серебряной пулей в сердце. Ты убила мои чувства… Я больше не хочу быть твоей игрушкой.
– Игрушкой? – я задохнулась возмущения.
Вукула посмотрел на меня, и взгляд его стал тяжелее свинца.
– Скажи честно, Мара, – ровно произнёс он. – Сколько раз я делал тебе предложение?
Я вздрогнула, и сердце моё забилось сильнее. Он догадался? Я попыталась мило улыбнуться, но непослушные губы мои лишь дрогнули, а в лицо бросилась краска. По щекам Вукулы скользнули желваки, а взгляд опустился.
– С этого момента, – мрачно произнёс он, – я хочу всё помнить, Мара. Так что, прошу, никогда больше не прикасайся ко мне. Я больше не твой любовник, но пока ещё твой друг…
И он исчез. А я опустилась грудью на стол, не обращая внимания, как одежда пропитывается разлитым коньяком, и ладонь моя прикрыла веки. Ах, как жаль, что я не могу сама себе стереть воспоминания! Как бы я хотела вычеркнуть эти два эпизода из своей жизни. Взгляд мой скользнул по бутылке, наполненной на треть, а губы скривились. Придётся воспользоваться человеческим способом забыться.
***
Через час мне стало всё равно, что красавчик-инститор жаждет меня придушить, а красавчик-волколак не хочет меня и касаться, что ничего не получается с единственным делом. И даже что я могу потерять дом, если в ближайшее время не оплачу взнос по кредиту. Звонок от Забавы застал меня за внимательным изучением дна пустой бутылки. Я как раз размышляла, на какое же безумство мне решиться, как русалка предложила потереть память невезучим гражданам, которых до белых волос напугала её голая старушка-мать.
Я подхватила из бара внизу пьяного Степана, который топил в виски свою несчастную любовь, и мы отправились в Центральный парк. Забава всё ещё пыталась поймать свою буйную мамашу. Мы связались по телефону и договорились встретиться у пруда. Лихо решил вызвать подкрепление и замер на месте, держа перед лицом сотовый, но почему-то гугл не отвечал на его невнятные запросы и не желал самостоятельно вызывать полицию.
Я же, покачиваясь, побрела по тёмной дорожке, а деревья расплывались перед глазами. Споткнулась обо что-то и, падая, заметила в кустах движение. Под руками оказалось нечто тёплое и мягкое. Я попыталась сосредоточиться на белом пятне, которое маячило перед глазами. Кажется, это человек. Он что, без сознания?
С диким хохотом из кустов выскочила здоровенная фигура, и я мгновенно протрезвела от ужаса. Широченный зад престарелой русалки мерцал белизной при свете луны, а от болтающихся колбас отвисших грудей бросало в дрожь. Редкие волосёнки на непропорционально маленькой голове задорно светились рыжиной, и я сразу поняла нелюбовь Забавы к этому цвету.
– Кто здесь? – игриво спросила старушка, и шею мою сковал жуткий холод от безумного взгляда её белесых глаз. – Выходи! Давай поиграем!
Я торопливо вытащила сотовый, одним нажатием вызывая Забаву. Злость, накопившаяся за день, вылилась на безумную русалку.
– Ну давай поиграем, – прорычала я и бросилась на сумасшедшую.
Но та сразу просекла, что перед ней ведьма, и успела отскочить. Моя ладонь пролетела мимо её глаз, и пальцы скользнули по потной коже её плеча. Я рухнула головой в колючий кустарник, и острые ветки болезненно оцарапали мои голые руки. Сзади удалялся безумный хохот престарелой русалки.
– Мара! – услышала я крик Лихо. – Ты где?
Я выплюнула смесь листьев и земли и прорычала:
– Тут я! В кустах. Осторожнее, там на тропинке…
Но раздался вскрик, и на меня навалилось нечто тяжёлое. Я крякнула, и лицо моё вновь погрузилось в сырую землю.
– Прости, – прохрипел на ухо Лихо. – Я за что-то запнулся…
Я пыталась отплеваться, но во рту уже поселился вкус гнилой травы.
– Твою ж мать, Лихо, – просипела я. – Слезь с меня, медведище! Там человек…
Степан перекатился, и я судорожно вдохнула, потирая примятые бока. Когда меня так прижимал Вукула, за этим хотя бы следовало удовольствие. Сейчас же я только наелась земли. Раздался стон, который сменился тихим плачем. Степан резко сел, и голос его стал деревянным:
– Что это с ним?
Я подползла на четвереньках к очнувшемуся пострадавшему, и ладонь моя легла тому на круглые от ужаса глаза.
– Я его понимаю, – содрогнулась я, вспоминая толстое страшилище с шестью конечностями. – Сама не против свихнуться после такого зрелища… Ты это, если что, лучше не смотри! Вызвал подкрепление?
Лихо потряс сотовым:
– Кажется, сел аккумулятор…
Я бросила короткий взгляд на телефон в его руке.
– Переверни его, чудо! – рявкнула я. – Держишь экраном вниз…
– Ой, точно, – умилился Лихо и рявкнул в сотовый: – Дружище! Да, я… Да, пьяный! Зачем звоню… Ты ещё хочешь поглазеть на голую русалку? Тогда собирай наших и бегом в Центральный парк!
– Ну ты и чудовище, – иронично хмыкнула я, убирая ладонь с лица невезучего свидетеля. – Ты бы предупредил их о возрасте русалки, а то мне только работы прибавится. Неоплачиваемой, между прочим…
Немолодой мужчина сидел с прямой спиной, а его глаза были пусты, словно у младенца. Я удовлетворённо кивнула: через пару минут придёт в себя. И будет ему счастье, если он не встретится больше с бешеной старухой.
– Тогда мы лишимся помощи, – пожал плечами полицейский. – А сами будем её до утра ловить. И количество работы у тебя и в том и в другом случае будет одинаковым.
– Уговорил, противный, – буркнула я, протягивая ему руку. – Помоги подняться, а то у меня всё тело болит после того, как на меня свалилось Лихо…
Степан ухмыльнулся и легко поднял меня с земли, но сам при этом пьяно покачнулся и едва не упал на пострадавшего. Я обхватила его за талию:
– Тихо! А то всю мою ворожбу испортишь! – Мимо пронёсся серый вихрь, и я невольно вскрикнула: – Вукула!
Но волчара, не оглядываясь, умчался в темноту. Следом за волколаком выбежала Забава. Глаза её азартно сверкали, светлые волосы развевались, а грудь вздымалась от рваного дыхания. Степан замер на месте, и глаза его восхищённо расширились:
– Богиня!
Забава бросилась ко мне, пальцы её нетерпеливо вцепились в мой ворот. Русалка встряхнула меня так легко, словно это я была в два раза меньше её.