Нелюдь

До этого места в истории единственной деталью, которую отец иногда менял, был тип животного, запутавшегося в кустах. Независимо от того, что это было за животное, предупреждение всегда оставалось тем же – ищи сухое дерево и остерегайся яиц гарпии. Но, когда девочка попадала на берег реки, способы обмануть роботов, охраняющих мост, постоянно менялись. Иногда она искала помощи у волшебника, который жил вместе с роботами и целыми днями придумывал всякие колдовские снадобья…

Стоп. Что-то очень знакомое почудилось мне в этой истории. Волшебник, живущий в окружении серебристых роботов… Серебристых, как светло-серая форма охраны?

«Порядок, папа, я поняла».

Волшебником был доктор Круз, а роботами – охранники. Не слишком-то хитро запрятанная аналогия.

Я остановилась, забыв про окружающую меня темноту. Почему отец использовал людей на Арсенальном острове в качестве персонажей для сказки на ночь? Может, директор Сперлинг была права и он на самом деле тайком учил меня своему делу?

Ни за что в это не поверю.

Отец никогда не позволил бы мне заниматься чем-то опасным. Он устроил целый скандал в тот раз, когда я в его отсутствие пригласила в гости одного знакомого мальчика. Отец тогда заявил, что мне нельзя доверять, раз я не способна сделать правильный выбор. Подумаешь, ну застал нас, когда мы ласкали друг друга. Ну и что? Мы же не целовались в старом смысле этого слова, так что обмен микробами был сведен к минимуму. Мне или моему здоровью ничего не угрожало, но прямо на следующий день отец записал меня в группу самозащиты. И это было только начало. Позже он добавил к этому еще и занятия по выживанию. Поскольку он предпочитал, чтобы я проводила выходные, учась плести веревки, а не на свиданиях.

Все это вовсе не значило, что он собирался превратить меня в отлично тренированного специалиста в опасном и крайне противозаконном деле. Что касается историй, которые он рассказывал мне на ночь, – скорее всего, он просто заимствовал реальные детали из своей жизни, потому что это легче, чем придумывать сказки целиком.

Я снова двинулась вперед, размышляя, что все его истории про животных вряд ли могли помочь мне сейчас. Мне совершенно не нужно было знать все пути, которыми та маленькая девочка пробиралась через мост и в волшебный лес, потому что я совсем не собиралась в этот лес – читай, в Дикую Зону. Все, что мне нужно было, это найти волшебника, то есть доктора Круза, живущего в окружении роботов-убийц. Причем вооруженных автоматами «Узи». Тоже мне, проблема.

Я ускорила шаг и шла, пока не оказалась в огромной, похожей на пещеру комнате, вроде той, откуда началось мое путешествие. Очередной пропускной пункт. Луч фонарика разрезал пыльный воздух. Проход на другой стороне комнаты был частично завален кучей камней. Я быстро двинулась в ту сторону, но на середине комнаты споткнулась и упала, приземлившись на что-то сухое и жесткое. Фонарик вылетел из рук. Я подползла к нему и посветила на то место, куда упала. Дыхание перехватило, горло сжало так, что я не могла даже пискнуть: пол был усеян десятками иссохших мертвых тел. Что еще хуже, многие из них развалились на части, и вокруг валялись руки и ноги, похожие на сморщенные полоски сушеного мяса.

Я отползла назад, прижалась спиной к стене и сидела так с колотящимся сердцем, пока немного не успокоилась. Потребовалось какое-то время, чтобы я смогла встать, не опасаясь, что брошусь слепо бежать обратно. Мертвые не могли причинить мне вреда. Должно быть, они лежали здесь все последние семнадцать лет, прямо с момента Исхода. Это были те, кого не пропустили на Запад, скорее всего, потому, что они были заражены.

Я сунула фонарик под мышку и нашарила в сумке антисептический гель для рук. Учительница биологии в десятом классе рассказывала нам, что вирус дикости нельзя подхватить через пыль или грязь, которых в этом помещении было полно, или даже через прикосновение к трупу зараженного человека. Но я все равно выдавила побольше геля на свои трясущиеся руки. Вирус распространялся подобно вирусу бешенства – через укус зараженного животного… или человека. Именно поэтому бытовало мнение, что нам никогда больше не удастся вернуться на восток страны, потому что там в любом случае останутся животные – носители вируса, а вакцины или лекарства против «Ferae» не существовало. Не важно, я в любом случае не могла заразиться, оставаясь на западной стороне Миссисипи, как сказала Сперлинг.

Я двинулась вперед, водя фонариком из стороны в сторону, и прошла мимо трупов, вспоминая все, что знала о самом начале эпидемии. Заразившиеся вирусом становились неуправляемо агрессивными (представьте себе бешенство, только умноженное раз в десять) и бродили в поисках, кого бы укусить. Они набрасывались на докторов, пытавшихся им помочь, друзей и даже на членов семьи. Армии пришлось забросать многие города на восточном побережье зажигательными бомбами, чтобы предотвратить распространение вируса.

Проход был завален почти до потолка, но, исследовав склон пару минут, я нашла небольшое отверстие на самом верху, откуда дул свежий воздух. Я нервно вздрогнула при мысли, что какой-нибудь зараженный человек мог пробраться сюда через эту дыру и все это время находился где-то рядом со мной в тоннеле. Я резко развернулась и провела лучом фонарика по стенам. Никого. Но сердце у меня бешено колотилось, и ладони стали мокрыми от пота, что совсем не помогало лезть по камням.

Для того чтобы вскарабкаться по куче до самого верха, мне нужны были обе руки. Я включила подсветку на диске и поставила его на запись. Света было немного, но достаточно, чтобы видеть все прямо перед собой. Почему бы не записать свои первые впечатления от восточной стороны? Последний раз оглядев комнату, я выключила фонарик и убрала его в сумку. Большой обломок цемента показался мне удобным, чтобы подтянуться, но, прикоснувшись к нему, я отдернула руки. Вместе с воздухом в отверстие просачивалась вода, и обломок оказался склизким на ощупь. Хуже того, слизью были покрыты все камни. Чувствуя, как колотится сердце, я осторожно поползла вверх по склону, соскальзывая вниз через каждые несколько футов и не отрывая глаз от отверстия наверху из опасения, что нечто может ползти мне навстречу.

Наконец я добралась до самого верха и увидела, что дыра ведет в длинный проход, в конце которого был виден слабый свет. Лаз был настолько узким, что я никак не могла представить себе, как мой отец мог проползти сквозь него. Но раз он смог это сделать, смогу и я. Я сняла сумку с плеча, глубоко вдохнула и принялась протискиваться через проход, толкая сумку перед собой.

Мерцающий лунный свет манил вперед, пока я ползла по острым камням, усеивавшим дно лаза. Точнее, даже не лаза. Это было больше похоже на кроличью нору, и временами мне казалось, что я похоронена заживо. К тому времени, как я выбралась наружу и вдохнула теплый ночной воздух, мои ладони и плечи были покрыты синяками и царапинами. Наконец я добралась до выхода, выглянула наружу и с наслаждением вдохнула теплый ночной воздух. Совсем рядом слышалось журчание воды. Отсюда было видно Арсенальный остров, лежащий прямо посередине Миссисипи, как последний бастион перед Дикой Зоной.

Остров был весь залит светом огромных прожекторов, но мост, ведущий к нему, казался просто темной тенью над водой. На этой стороне реки освещена была только парковочная площадка рядом с воротами в самом начале моста. Бегающий луч прожектора высвечивал ряды джипов и летательных аппаратов, а дальше за парковкой виден был каменистый склон, ведущий вниз к реке. Когда луч скользнул обратно к основанию стены, я быстро юркнула обратно в лаз, словно испуганный бурундук в нору.

Когда луч ушел в сторону, я осторожно выбралась наружу и оказалась наверху утрамбованного холма, состоящего из земли, кирпичей и кусков цемента, перемешанных с битым стеклом, кусками арматуры и черепицы. Место, просто-таки созданное для бациллы столбняка. Я стояла на обломках того, что некогда было восточной стороной города Дэйвпорта. У подножия холма кирпичи и обломки бетона высыпались прямо на дорогу; это означало, что в любую минуту здесь мог появиться один из открытых патрульных джипов.