Страница 9 из 18
– Нет, спасибо, – ответил я. – Я всегда завтракаю в полдень.
В эту минуту в коридоре послышались чьи-то торопливые шаги.
Кто-то остановился у дверей Гобсека и яростно постучал в них. Ростовщик направился к порогу и, поглядев в окошечко, отпер двери. Вошел человек лет тридцати пяти, вероятно показавшийся ему безобидным, несмотря на свой гневный стук.
Посетитель одет был просто, а наружностью напоминал покойного герцога Ришелье. Это был супруг графини, и вы, вероятно, встречали его в свете: у него была, прошу извинить меня за это определение, вельможная осанка государственных мужей, обитателей вашего предместья.
– Сударь, – сказал он Гобсеку, к которому вернулось все его спокойствие, – моя жена была у вас?
– Возможно.
– Вы что же, сударь, не понимаете меня?
– Не имею чести знать вашу супругу, – ответил ростовщик. – У меня нынче утром перебывало много народу – мужчины, женщины, девицы, похожие на юношей, и юноши, похожие на девиц. Мне, право, трудно…
– Шутки в сторону, сударь! Я говорю о своей жене. Она только что была у вас.
– Откуда же мне знать, что эта дама – ваша супруга. Я не имел удовольствия встречаться с вами.
– Ошибаетесь, господин Гобсек, – сказал граф с глубокой иронией. – Мы однажды утром встретились с вами в спальне моей жены. Вы приходили взимать деньги по векселю, по которому она никаких денег не получала.
– А уж это не мое дело разузнавать, какими ценностями ей была возмещена эта сумма, – возразил Гобсек, бросив на графа ехидный взгляд. – Я учел ее вексель при расчетах с одним из моих коллег. Кстати, позвольте заметить вам, граф, – добавил Гобсек без малейшей тени волнения, неторопливо засыпая кофе в молоко, – позвольте заметить вам, что, по моему разумению, вы не имеете права читать мне нотации в собственном моем доме. Я, сударь, достиг совершеннолетия еще в шестьдесят первом году прошлого века.
– Милостивый государь, вы купили у моей жены по крайне низкой цене бриллианты, не принадлежащие ей, – это фамильные драгоценности.
– Я не считаю себя обязанным посвящать вас в тайны моих сделок, но скажу вам, однако, что, если графиня и взяла у вас без спросу бриллианты, вам следовало предупредить письменно всех ювелиров, чтобы их не покупали, – ваша супруга могла продать бриллианты по частям.
– Сударь! – воскликнул граф. – Вы ведь знаете мою жену!
– Верно.
– Как замужняя женщина, она подчиняется мужу.
– Возможно.
– Она не имела права распоряжаться этими бриллиантами.
– Правильно.
– Ну, так как же, сударь?
– А вот как! Я знаю вашу жену, она подчинена мужу, – согласен с вами; ей еще и другим приходится подчиняться, – но ваших бриллиантов я не знаю. Если ваша супруга подписывает векселя, то, очевидно, она может и заключать коммерческие сделки, покупать бриллианты или брать их на комиссию для продажи. Это бывает.
– Прощайте, сударь! – воскликнул граф, бледнея от гнева. – Существует суд.
– Правильно.
– Вот этот господин, – добавил граф, указывая на меня, – был свидетелем продажи.
– Возможно.
Граф направился к двери.
Видя, что дело принимает серьезный оборот, я решил вмешаться и примирить противников.
– Граф, – сказал я, – вы правы, но и господин Гобсек не виноват. Вы не можете привлечь его к суду, оставив вашу жену в стороне, а этим процессом будет опозорена не только она одна. Я стряпчий и, как должностное лицо, да и просто как порядочный человек, считаю себя обязанным подтвердить, что продажа произведена в моем присутствии. Но я не думаю, что вам удастся расторгнуть эту сделку как незаконную, и нелегко будет установить, что проданы именно ваши бриллианты. По справедливости вы правы, но по букве закона вы потерпите поражение. Господин Гобсек человек честный и не станет отрицать, что купил бриллианты очень выгодно для себя, да и я по долгу и по совести засвидетельствую это. Но если вы затеете тяжбу, исход ее крайне сомнителен. Советую вам пойти на мировую с господином Гобсеком. Он ведь может доказать на суде свою добросовестность, а вам все равно придется вернуть сумму, уплаченную им. Согласитесь считать свои бриллианты в закладе на семь, на восемь месяцев, даже на год, если раньше этого срока вы не в состоянии вернуть деньги, полученные графиней. А может быть, вы предпочтете выкупить их сегодня же, представив достаточные для этого гарантии?
Ростовщик преспокойно макал хлеб в кофе и завтракал с полнейшей невозмутимостью, но, услышав слова: «пойти на мировую», бросил на меня взгляд, говоривший: «Молодец! ловко пользуешься моими уроками!» Я ответил ему взглядом, который он прекрасно понял: «Дело очень сомнительное и грязное, надо вам немедленно заключить полюбовное соглашение». Гобсек не мог прибегнуть к запирательству, зная, что я скажу на суде всю правду. Граф поблагодарил меня благосклонной улыбкой. После долгих обсуждений, в которых хитростью и алчностью Гобсек заткнул бы за пояс участников любого дипломатического конгресса, я составил акт, где граф признавал, что получил от Гобсека восемьдесят пять тысяч франков, включая в эту сумму и проценты по ссуде, а Гобсек обязывался при уплате ему всей суммы долга вернуть бриллианты графу.
– Какая расточительность! – горестно воскликнул муж графини, подписывая акт. – Как перебросить мост через эту бездонную пропасть?
– Сударь, много у вас детей? – серьезным тоном спросил Гобсек.
Граф от этих слов вздрогнул, как будто старый ростовщик, словно опытный врач, сразу нащупал больное место. Он ничего не ответил.
– Так, так, – пробормотал Гобсек, поняв угрюмое молчание. – Я вашу историю наизусть знаю. Эта женщина – демон, а вы, должно быть, все еще любите ее. Понимаю! Она даже и меня в волненье привела. Может быть, вы хотите спасти свое состояние, сберечь его для одного или двух своих детей? Советую вам: бросьтесь в омут светских удовольствий, играйте для виду в карты, проматывайте деньги да почаще приходите к Гобсеку. В светских кругах будут называть меня жидом, эфиопом, ростовщиком, грабителем, говорить, что я разорю вас. Мне наплевать! За оскорбление обидчик дорого поплатится! Ваш покорный слуга прекрасно стреляет из пистолета и владеет шпагой. Это всем известно. А еще, советую вам, – найдите надежного друга, если можете, и путем фиктивной продажной сделки передайте ему все свое имущество. Как это у вас, юристов, называется? Фидеикомис, кажется? – спросил он, повернувшись ко мне.
Граф был весь поглощен своими заботами и, уходя, сказал Гобсеку:
– Завтра я принесу вам деньги. Держите бриллианты наготове.
– По-моему, он глупец, как все эти ваши порядочные люди, – презрительно бросил Гобсек, лишь только мы остались одни.
– Скажите лучше – как люди, захваченные страстью.
– А за составление закладной пусть вам заплатит граф, – сказал Гобсек, когда я прощался с ним.
Через несколько дней после этой истории, открывшей мне мерзкие тайны светской женщины, граф утром явился ко мне.
– Сударь, – сказал он, войдя в мой кабинет. – Я хочу посоветоваться с вами по очень важному делу. Считаю своим долгом заявить, что я питаю к вам полное доверие и надеюсь доказать это. Ваше поведение в процессах госпожи де Гранлье выше всяких похвал. (Вот видите, сударыня, – заметил стряпчий, повернувшись к виконтессе, – услугу я оказал вам очень простую, а сколько раз был за это вознагражден…)
Я почтительно поклонился графу и ответил, что только выполнил долг честного человека.
– Так вот, сударь. Я тщательно навел справки о том странном человеке, которому вы обязаны своим положением, – сказал граф, – и из всех моих сведений видно, что этот Гобсек – философ из школы циников. Какого вы мнения о его честности?
– Граф, – ответил я, – Гобсек оказал мне благодеяние… Из пятнадцати процентов, – добавил я, смеясь. – Но его скупость все ж не дает мне права слишком откровенничать о нем с незнакомым мне человеком.
– Говорите, сударь. Ваша откровенность не может повредить ни ему, ни вам. Я отнюдь не надеюсь встретить в лице этого ростовщика ангела во плоти.