Страница 22 из 34
Ракот тоже как-то вдруг потупился, кашлянул, тыльной стороной ладони провёл по окровавленному подбородку.
– Надо же, зацепили… что ж, при этакой-то силище…
– Что против нас, великий Бог? Ты уже знаешь?
Ракот зло скривился, сплюнул на ступени. Площадь опустела, лишь три тела – убитый Райной начальник стражи и оглушённые ею же щитоносец с копейщиком – лежали на плитах. Толпа волновалась, прячась за складами и казармами, но на площадь выплеснуться не спешила.
– Не знаю. – Восставший глядел вверх, на очистившуюся к этому времени лестницу. – Какая-то гадость… или гадина… или гады… присосавшаяся к силе, замкнувшая её на себя… Идём, Рандгрид! Чувствую, правильно ты посоветовала сюда заглянуть…
«Знать бы ещё, куда они делись, все, кто поднялся по этой лестнице… Кто поднялся… Какая же она красивая… э-э-э, Восставший, эт-то ещё тут к чему?!»
Разве мало у него было женщин? Мало красавиц любило его со всем пылом? Мало трепещущих уст и розовых ланит оказывались в полной его власти? Чего уж там, множество. Громадное большинство стёрлось из памяти, хотя он и хвалится, что «ничего не забывает». Верно, с одним-единственным исключением – если не хочет забыть сознательно.
Но да, он не сталкивался с валькириями, с истинными валькириями, Девами Битв, дочерьми О́дина. Кто бы мог подумать, что старикан, оказывается, даст жизнь такой… такой…
«А собственно говоря, какой? Да, Рандгрид высока и статна, бела ликом, густа изломом бровей, скулы её чётки, губы алы, хотя и не полны. Да и… – покосился Восставший, – и перси очень даже на месте, хотя воительнице они, казалось бы, должны только мешать.
Однако она и не писаная красавица. Сурова, как северная вьюга, серые глаза холодны, как сталь, – написал бы скальд. Всё так. И подбородок, наверное, тяжеловат, и строгие ревнители классических канонов нашли бы её руки слишком мускулистыми, ладони – слишком мозолистыми. И уж, конечно, не закрыли бы они глаза на бесчисленные шрамы, глубокие и мелкие, длинные и короткие, исчертившие кожу валькирии.
А вот есть, есть в ней тот самый неведомый огонь, что по одному ему ведомым правилам перебрасывается с одной души на другую, и вот уже двое пылают вместе.
Нет, нет, нет, – аж помотал головой Восставший. – Я Новый Бог, я…»
– Великий Бог. – Край щита валькирии тронул его предплечье, и он едва не подпрыгнул. – Смотри, великий Бог…
Ракот сам не заметил, как они одолели всю казавшуюся бесконечной лестницу. Белый каменный цветок раскрывал перед ними свой венчик, образуя огромный амфитеатр и чем-то нехорошо напоминая Восставшему незабвенную опрокинутую пирамиду на острове Утонувший Краб, что в мире под названием Эвиал…
Все концентрические круги вокруг арены заполняло сплошное людское море. Тысяч сто на глаз, не меньше. Сама арена посыпана жёлтым песком, а прямо напротив входа, где застыли они с Райной, – белокаменный портик с аккуратными колоннами и треугольным фронтоном, украшенным какими-то барельефами. В тени между колонн угадывалось нечто, очень похожее на каменный алтарь, – такое же белое, как и всё вокруг.
Оттуда, из портика, в лица Новому Богу и валькирии словно задуло сухим горячим ветром, ветром безжизненной раскалённой пустыни.
Широкие ступени спускались от края каменной чаши амфитеатра вниз, к посыпанной песком арене и поднимались вновь, к портику.
Людей, волновавшихся на широких ступенях, разделяла многочисленная стража. Эти в отличие от встреченных ранее Ракотом и Райной были и одеты куда красочнее, и вооружены куда лучше.
Тем не менее ни один из копейщиков, мечников или щитоносцев так и не заступил им дорогу. Напротив, взяв копья наперевес, вдоль земли, стража древками удерживала тех простолюдинов, что явно пытались дотянуться до незваных гостей.
Искажённые ненавистью лица. Выпученные, вылезающие из орбит глаза, пена на губах. Скрюченные пальцы, словно когти, цепляющие воздух, – и вопли, вопли, вопли, вопли гнева, ненависти, жажды убийства.
Доведённая до такого сумасшествия толпа легко сметёт цепь любой стражи, её не остановят и стрелы в упор, не остановят боевые мастодонты, ничто.
А тут – справляется несколько десятков, может быть, сотня стражников, всего-навсего держа копья двумя руками на уровне груди.
– Идём, великий Бог, – тихонько сказала валькирия с робостью, непонятной и ей самой. – Идём. Нам туда. – Она кивком указала на портик.
– Будет славная драка, – заозирался Ракот. – Но ты права, надо идти, это хуже, чем Безумные Боги.
– Они убивали на этой арене, – втянула воздух Райна, – всё пропахло кровью. И смертью.
– Идём! – прорычал Ракот.
Они шли вниз. За спиной раздался топот множества ног – толпа стражников, плотная, локоть к локтю, перегородившая весь проход.
И во главе их – начальник стражи в алом поясе, весь покрытый с ног до головы засыхающей кровью.
– Они ещё и некроманты, – проворчал Восставший. – Что ж, тем лучше! Равновесие мне это зачтёт, надеюсь.
Никто не попытался их остановить, пока они шли вниз. Никто не преградил им дорогу, когда они перебрались через каменный барьер и оказались на песке арены. Ракот задел что-то ногой – в сторону откатился совершенно гладкий, без следов плоти, белый человеческий череп.
Восставший криво усмехнулся.
Они беспрепятственно пересекли манеж. Вновь перемахнули через ограду, с усмешками глядя на беснующуюся толпу и на невозмутимых стражей, по-прежнему сдерживавших её, соединив копья.
– Какая силища… – вполголоса обронил Ракот.
– А мы лезем ей прямо в пасть, – улыбнулась валькирия. И вновь чуть коснулась локтя Восставшего.
– Лезем прямо в пасть, ага, – кивнул тот. – Как-никак, я хоть и бывший, но всё-таки Владыка Тьмы. Кое к чему обязывает, ты не согласна?
Они ступили в прохладную тень портика – и гул негодующей толпы враз отодвинулся куда-то в дальнюю даль, сделавшись словно ровный шум моря.
Здесь же разливался покой. Покой и сила, невиданная, сжатая подобно занесённому мечу, готовому рухнуть на дерзких.
Ряды белых колонн с вычурными капителями и абаками уходили в сумрак, и там, за их чередой, сгущалась темнота. Шаги Райны и Ракота гулко отдавались под высоким потолком, где тоже гнездились тени. Антаблементы, с их разукрашенными фризами и барельефами, было не рассмотреть – Райна видела лишь какие-то переплетённые тела, не то человеческие, не то принадлежащие чудовищам.
Первые три ряда колонн остались позади; Ракот приостановился у белого плоского камня. В его предназначении трудно было ошибиться – чуть длиннее человеческого роста, шириной в размах рук, с канавками-стоками и торчащими прямо из гладкой отполированной поверхности грубо откованными железными скобами.
Райне вспомнилось их приключение с кирией Кларой и орками на дальнем западе Эвиала, в Империи Клешней.
Камень был девственно чист. Блистал невообразимо гладкой, словно лёд, поверхностью.
Ракот тяжело усмехнулся, коснулся остриём чёрного меча торчащей железной петли. Между клинком и петлёй проскочила стремительная искра.
– Всюду сила, – проговорил Восставший. Голос его был твёрд. – Столько силы мне и не снилось – даже когда горели мои Костры, а рати стояли под стенами Обетованного. А тут… какой-то ничтожный мир, какой-то ничтожный…
– Ничтожный кто? – пронёсся лёгкий вздох, словно дуновение ветерка, внезапно решившего прогуляться меж колонн, да так среди них и заблудившегося. – Кто ничтожный?
Райна подобралась, поудобнее перехватывая альвийский меч. Клинок больше не пробуждался к жизни, не рвался в бой, как тогда, возле границ Демогоргона, но сейчас он дрогнул.
Голос обращался к ним на понятном обоим языке, древней речи Хьёрварда.
Райна невольно взглянула на Восставшего. Она идёт за ним, он – предводитель. Что станем делать?
Названый брат Хедина молчал, водил из стороны в сторону остриём чёрного меча, словно отыскивая незримые нити паутины.
– Хотите поклониться нашей силе? – всё так же смутно, точно в полусне, продолжал бестелесный голос. – Жаждете изумиться нашей мощи и власти? Вы, явившиеся из ниоткуда!