Рефлекс змеи

Я услышал иронию в его голосе и спросил себя – правда ли? Любить или ненавидеть. Любить и ненавидеть. Может, она чувствовала ко мне одновременно и то, и другое, когда составляла свое завещание…

Мы поехали из Суиндона в Сент-Олбанс, сделав небольшой крюк, чтобы передать снимки Лэнсу Киншипу.

– Извините, – сказал я, – но это ненадолго.

Похоже, им было все равно. Мы без особого труда нашли дом. По-киншиповски типичный загородный дом, квазигеоргианский, с большим помпезным фронтоном, входом с колоннами, узкой подъездной дорожкой.

Я вынул пакет с фотографиями из бардачка и позвонил в дверь.

Лэнс сам отворил дверь. Сегодня он был одет не в костюм деревенского джентльмена, а в белые джинсы, сандалии на веревочной подошве и футболку в поперечную красно-белую полоску. «Этакий международный костюм кинорежиссера, – поставил я диагноз. – Только мегафона не хватает».

– Входите, – сказал он. – Я вам за них заплачу.

– Ладно. Только недолго, мои друзья меня ждут.

Он бросил короткий взгляд на мою машину, из окон которой выглядывали любопытные физиономии Клэр и Джереми, и пошел в дом, а я двинулся следом. Он вошел в большую гостиную с паркетными просторами и слишком большим количеством черной лакированной мебели. Столы из хромированного металла и стекла. Светильники в стиле арт деко.

Я протянул ему пакет с фотографиями.

– Посмотрите лучше, – сказал я, – чтобы удостовериться, что все в порядке.

Он пожал плечами.

– С чего бы им не быть в порядке?

И все же он открыл конверт и вынул содержимое.

На первом снимке был он сам, в своем прикиде деревенского джентльмена, глядящий прямо в камеру. Очки. Широкополая шляпа. И снисходительно-властный вид.

– Переверните, – сказал я.

Он удивленно поднял брови и перевернул. И прочел то, что написала миссис Джексон: «Это тот самый налоговый инспектор…»

Произошедшее в нем мгновенное изменение можно было сравнить только с тем, как будто бы одна личность покинула эту оболочку и в нее тут же влезла другая. Он сбросил личину самоуверенности, на лице возникли смятение и злоба. Яркая одежда, подходившая к одной личности, на другой казалась гротескной, словно подарочная обертка на ручной гранате. Я увидел того Лэнса Киншипа, о существовании которого только догадывался. Не слегка нелепый позер, старающийся казаться важнее, чем есть, а перетрусивший психопат, который любой ценой старается сохранить маску благопристойности.

Я подумал, что настоящая опасность состоит как раз в этом несоответствии. В его удаленности от реальности. В его театральном способе мышления, которое заставляет его рассматривать убийство как решение всех проблем.

– Прежде чем вы что-нибудь скажете, – сказал я, – посмотрите на остальные снимки в этом конверте.

Дрожащими от злости пальцами он вынул их. Обычные снимки… а также черно-белая глянцевая фотография списка наркотиков Даны ден Релган и письмо, которое я нашел на диазобумаге.

В этом и состояла для него главная опасность.

Он бросил на пол снимки великого режиссера, и они рассыпались вокруг, как цветные листья размером десять на восемь дюймов, и он стоял среди них, держа в руках три черно-белых снимка. На лице его явственно читался страх.

– Она же говорила… – прохрипел он, – она клялась, что их у вас нет. Клялась, что вы не понимали, о чем она говорила…

– Она говорила о наркотиках, которыми вы ее снабжали. С датами и ценами. Этот список, который вы держите в руках, на котором прекрасно распознается ее почерк, был первоначально написан на целлофане. И, конечно, как вы видите, там не раз упоминается ваше имя.

– Я вас убью, – проговорил он.

– Нет. Вы упустили свой шанс. А теперь слишком поздно. Если бы газ убил меня, то с вами все было бы в порядке. Но не вышло.

Он даже не спросил: «Что за газ?» Он сказал:

– Все пошло не так. Но это не имеет значения. Я думал… это не имеет значения. – Он беспомощно посмотрел на черно-белые снимки.

– Вы думали, что это не имеет значения, потому что услышали от Даны ден Релган, что у меня нет этого списка. А если у меня нет списка, то нет и письма. Что бы я там ни получил от Джорджа Миллеса, письма и списка у меня нет. Так вы думали? И если их у меня нет, то больше незачем и пытаться убить меня. Так?

Он не ответил.

– Сейчас слишком поздно, – сказал я, – потому что во многих местах существует много копий. Есть еще и копии вашего снимка, подписанного миссис Джексон. Банк, адвокаты, несколько моих друзей – все получили указания передать все это в полицию, если я вдруг случайно погибну. И в ваших интересах с нынешнего момента заботиться о моей жизни.

Смысл сказанного доходил до него с трудом. Он в сомнении переводил взгляд с меня на снимки.

– Письмо Джорджа Миллеса, – сказал он.

Я кивнул. Собственноручное письмо Джорджа гласило:

«Уважаемый Лэнс Киншип!

Я получил от Даны ден Релган очень интересный список наркотиков, которые вы ей поставляли в течение последних нескольких месяцев. Я уверен, что точно понял, что вы являетесь постоянным поставщиком в этих противозаконных операциях.

В определенных кругах также хорошо известно, что в благодарность за приглашение в определенные места, что льстит вашему самолюбию, вы платите за удовольствие марихуаной, героином и кокаином.

Конечно, я мог бы показать список Даны ден Релган соответствующим властям. Однако я скоро позвоню вам с альтернативным предложением.

Искренне ваш

– Я получил его в печатном виде, – тупо выговорил Лэнс Киншип. – Я сжег его.

– Когда Джордж позвонил, – сказал я, – он рассказал вам об этом альтернативном предложении?

Киншип начал отходить от потрясения. Теперь в нем разгоралась злоба.

– Я ничего вам не скажу.

– Джордж Миллес сказал вам, – не обращая на него внимания, продолжил я, – чтобы вы прекратили распространять наркотики… и внесли деньги в Фонд пострадавших жокеев?

Он открыл рот и злобно захлопнул его.

– Он позвонил, – спросил я, – или назвал условия, когда приехал сюда?

Напряженное молчание.

– И вы что-то насыпали… что-то из своего потайного шкафчика ему в виски?

– Докажите! – с тошнотворным торжеством прокричал он.

Конечно, не докажешь. Джорджа кремировали, взяв пробу крови только на алкоголь. На наркотики не проверяли. Как и на возможные не имеющие запаха транквилизаторы, которые в достаточном количестве наверняка смогут усыпить водителя.

«Джордж, – с сожалением подумал я, – слишком сильно наступил на хвост очередной жертве. Он-то думал, что это червяк, и не распознал кобру. Если он хотел посмотреть, как эта жертва начнет извиваться, когда он придет со своими условиями, то он совершил смертельную ошибку. Джорджу и не снилось, что эта жалкая тварь будет кусать насмерть, чтобы защитить свой убогий образ жизни. Он не понимал до конца, как фанатически Лэнс Киншип обожает это панибратство с элитой, которая в лучшем случае терпела его общество. Наверное, Джордж наслаждался яростью Лэнса Киншипа. Наверное, ехал домой и смеялся. Бедняга Джордж».

– А вы не подумали, – спросил я, – что Джордж оставил копию своего письма?

Судя по его лицу, нет. Я решил, что он действовал импульсивно. Он почти не промахнулся.

– Когда вы узнали, что Джордж шантажировал других людей… включая Дану… вы тогда стали думать, что письмо у меня?

– Я слышал, – бешено проговорил он, – я слышал… в клубах… у Филипа Нора есть письма… он сломал ден Релгана… вышвырнул его из Жокейского клуба… Думаете, я стал бы ждать, когда вы доберетесь до меня?

– К несчастью, – медленно произнес я, – нравится это вам или нет, теперь я до вас добрался.

– Нет.

– Да, – ответил я. – И я прямо скажу, что мне, как и Джорджу Миллесу, деньги не нужны.

Это его не слишком успокоило.

– Я еще вот что вам скажу – вам не повезло, что моя мать умерла от героина.