Страница 58 из 61
Глава 20
Виктор Бриггз приехал в своем «Мерседесе», но в Даунс он поехал с Гарольдом в «Лендровере». Я же отправился верхом. Этим утром мы все были в общем довольны скачками, и теперь каждый по-своему возвращался к конюшням.
Когда я въехал во двор, Виктор Бриггз стоял у своей машины и ждал. Я соскочил с лошади и отдал ее одному из конюхов.
– Садись в машину, – сказал Виктор.
Как всегда, слов он не тратил. Он стоял, одетый как обычно, как всегда, раскрасневшийся на холодном ветру, омрачая день. Если бы я мог видеть ауры, его была бы черной.
Я сел впереди на пассажирское сиденье, там, где он указал. Он сам сел за руль. Запустил мотор, снял машину с тормоза, включил передачу. Груда металла тихо выехала из Ламборна, направляясь в Даунс.
Он остановился у обочины большого газона, откуда было видно половину Беркшира. Отключил мотор, откинулся в кресле и сказал:
– Ну?
– Вы знаете, что я собираюсь сказать? – спросил я.
– Я кое-что слышал, – сказал он. – Я много что слышал.
– Знаю.
– Я слышал, что ден Релган напустил на тебя своих головорезов.
– Да? – Я с интересом посмотрел на него. – И где же вы это слышали?
Он слегка дернул ртом, но все же ответил:
– В игорном клубе.
– И что именно вы слышали?
– Ведь это правда? – сказал он. – В воскресенье у тебя на физиономии все еще были отметины.
– А почему, вы не слышали?
Он снова дернул ртом, изобразив подобие улыбки.
– Я слышал, – сказал он, – что ты добился, чтобы ден Релгана вышвырнули из Жокейского клуба куда быстрее, чем он туда пролез.
С такой же усмешкой он посмотрел на мое изумленное и встревоженное лицо.
– А вы не слышали, как я это сделал?
– Нет, – с едва заметным сожалением ответил он. – Просто, что ты это сделал. Слышал разговор этих горилл. Тупые мордобойцы. Ден Релган найдет неприятностей на свою голову, используя их. Они не умеют держать язык на привязи.
– Они… мм… работают по найму?
– Вышибалами в игорном клубе. Бицепсы по найму. Как ты и сказал.
– Они избили жену Джорджа. Вы и об этом слышали?
После короткого молчания он кивнул, но комментировать не стал.
Я смотрел на его замкнутое лицо, туго обтянутое кожей, на черную бородку. Скрытный, неторопливый человек с подслушивающим устройством, подключенным к малоизвестному мне миру. Игорные клубы, наемные гориллы, какие-то слухи из преступного мира…
– Те головорезы сказали, что оставили тебя подыхать, – сказал он. – И неделю спустя ты выигрываешь скачки.
– Они преувеличивали, – холодно заметил я.
Он снова дернул ртом и покачал головой.
– Один из них был испуган. Трещал без умолку. Сказал, что они слишком переборщили… с ботинками.
– Вы хорошо их знаете?
– Они болтают.
Снова молчание. Затем я бесстрастно сказал:
– Джордж Миллес посылал вам письмо.
Он поерзал на сиденье с почти успокоенным видом, выдохнул. Наверное, он этого ждал. Терпеливо ждал. Отвечал на вопросы. Держался любезно.
– И давно оно у тебя? – спросил он.
– Три недели.
– Ты не смог бы им воспользоваться. – В его голосе слышалась слабая дрожь торжества. – Ты сам попал бы в переплет.
– Откуда вы узнали, что оно у меня? – сказал я.
Он моргнул. Поджал губы. Медленно выговорил:
– Я слышал, что ты заполучил Миллесовы…
– Что?
– Документы.
– А, – сказал я. – Милое безликое словечко – «документы». Откуда вы узнали, что они у меня? Как я, по этим слухам, получил их? От кого?
– Ивор сказал, – ответил он. – И Дана. Каждый по отдельности.
– А мне не расскажете?
Он подумал, окинул меня невыразительным взглядом, затем сказал с неохотой:
– Ивор был слишком зол, чтобы держать язык за зубами. Слишком много наговорил о тебе… вроде того, что ты мерзкий ворюга… что ты в пятьдесят раз хуже Джорджа Миллеса. А Дана… на следующий вечер она спросила, знаю ли я, что у тебя есть копии писем Джорджа Миллеса и что ты их используешь. Спросила, не могу ли я помочь ей получить назад ее письмо.
Теперь я улыбнулся.
– И что вы ответили?
– Я ответил, что не могу ей помочь.
– Вы говорили с ними всеми в игорных клубах? – спросил я.
– Да.
– Это… ваши клубы?
– Не твое дело, – ответил он.
– Ладно, но почему бы не сказать мне?
Он немного помолчал.
– У меня есть два партнера. Четыре игорных клуба. Клиенты в большинстве своем не знают, что я владелец. Я толкусь там. Играю. Слушаю. Я ответил на твой вопрос?
– Да, спасибо, – кивнул я. – Эти гориллы – ваши вышибалы?
– Я их использую, – строго сказал он, – как вышибал. И не посылаю их избивать женщин и жокеев.
– Стало быть, немного подхалтуривают на стороне? Не так ли?
Он ответил уклончиво.
– Я ожидал, – сказал он, – что, будь у тебя письмо, ты чего-нибудь от меня потребуешь. Чего-нибудь побольше… ответов.
Я подумал о письме, которое помнил слово в слово:
«Дорогой Виктор Бриггз,
Я уверен, что вам будет интересно узнать, что я имею следующую информацию. За последние шесть месяцев вы пять раз тайно договаривались с букмекером об обмане делающих ставки игроков, устраивая так, чтобы ваши фавориты с шансами на победу проигрывали свои заезды».
За этим следовал список из пяти скачек, дополненный суммами, которые Виктор получал от своего знакомого букмекера. Дальше письмо гласило:
«У меня находится заверенное данным букмекером собственноручное признание.
Как вы можете заметить, на всех этих пяти лошадях скакал Филип Нор, который явно осознавал, что делает.
Я мог бы отослать это признание в Жокейский клуб, и в таком случае вы оба были бы исключены. Однако вскоре я вам позвоню с альтернативным предложением».
Письмо было отправлено более трех лет назад. Три года Виктор Бриггз не мошенничал с лошадьми. Но ровно через неделю после гибели Джорджа Миллеса Виктор Бриггз взялся за старое. Вернулся к прежним играм, чтобы понять, что на своего беззащитного жокея он больше полагаться не может.
– Я ничего не собирался делать с письмом, – сказал я. – Даже не собирался говорить вам, что оно у меня. До сегодняшнего дня.
– Почему? Ты хотел выигрывать. Ты мог бы использовать его, чтобы заставить меня согласиться. Тебе ведь говорили, что ты потеряешь работу в любом случае, если не будешь скакать, как я хочу. Ты знал, что я не перенесу, если меня выставят из клуба. И все равно ты не использовал письмо. Почему?
– Я хотел… я хотел, чтобы вы по-честному обходились с лошадьми ради их же блага.
Он окинул меня еще одним долгим непроницаемым взглядом.
– Вот что я тебе скажу, – наконец начал он. – Вчера я сложил все призовые деньги, которые получил с тех пор, как Дэйлайт скакал в Сандауне. Все эти третьи и вторые места, равно как и за победу Шарпенера. Я прибавил выигранные по ставкам – за победу и место. И оказалось, что я в последний месяц, когда ты скакал честно, заработал больше, чем в тот раз, когда ты сбил Дэйлайта с шага. – Он помолчал, ожидая реакции, но я, поняв это, просто смотрел на него. – Я увидел, – продолжил он, – что ты больше не собираешься мошенничать на скачках. Я это понял. Я понял, что ты изменился. Ты стал другим человеком. Более зрелым. Более сильным. Если ты будешь по-прежнему скакать для меня, то больше я не стану тебя просить проигрывать. – Он снова замолчал. – Этого достаточно? Ты это хотел услышать?
Я отвел взгляд, посмотрел на зимний пейзаж за окном.
– Да.
Помолчав еще немного, он сказал:
– Ты знаешь, Джордж Миллес просил не денег. По крайней мере…
– Пожертвование в пользу пострадавших жокеев?
– Ты много знаешь.
– Я узнал, – сказал я, – что Джордж вымогал деньги не для себя. Ему нравилось… – я подыскал слово, – разрушать чужие замыслы.
– И сколько он разрушил?
– Насколько я знаю, семь. Может, восемь, если вы спросите своего букмекера.