Страница 7 из 7
живой душе. Когда опасения быть кем-то узнанным прошли, я посетил Рим. Во-первых, как ни
крути, это был самый центр мира, а во-вторых, я узнал, что Родон теперь обитает там. Он преуспел.
Занимался ростовщичеством. Имел большую семью… Мой воспитатель… Старая ползучая тварь.
Он и думать обо мне забыл. Гнида. Даже теперь вот - вспоминаю и чувствую как злоба, словно
молоко на огне поднимается и стремится хлынуть через край.
-
Вы убили его?
-
Да… Я предал смерти всех, кто находился в его доме, включая рабов и животных. Я
никого не пожалел, поверьте! Не глядите с таким откровенным осуждением. Я был молод и горяч.
Боль и обида напрочь заслонили и чувство справедливости, и чувство жалости… Я был жесток.
Жажда мести… Это не так-то легко объяснить. Пока вы сами не испытаете нечто похожее.
-
Да нет, я понимаю, вы сын того времени…
-
И сын своих родителей.
-
Вы, кстати, узнали, как именно умерла ваша мать?
-
Вы о подробностях? В историю с аспидом я не верю. Это, конечно, романтично, но не
слишком правдоподобно. Мать превосходно разбиралась в ядах. Она испытывала их на рабах и
преступниках. Так было. Обычно она проверяла яды прямо во время пира. Она искала такой яд, который действовал бы безболезненно и мгновенно.
-
А ваша мать, как я погляжу, была довольно-таки кровожадной особой.
-
Она была разной. Она же человек. Я понимаю, у вас своё мнение, многое вам видится в
ином цвете. Вас, наверняка, покоробило бы то, что моя мать интересовалась развитием эмбриона, и
она лично разрезала животы беременным рабыням, чтобы исследовать плод, его расположение, развитие и тому подобное. А я, при этом, до сих пор с трепетом вспоминаю, как она баловала меня.
С какой любовью и нежностью смотрела на меня и говорила: «мой маленький лев».
-
Чем вы занимались после убийства Родона? Вы остались в Риме?
-
А как же. Да, в Риме. Около трёх лет я готовил покушение на Октавиана. Но подлый
старик сдох раньше, чем я осуществил план мести. Это было обидно. Октавиан подох, лишив меня
возможности отомстить, а стало быть, лишив меня цели в жизни. Несколько лет я возглавлял одну
из городских банд, достиг огромных высот в преступном мире Рима, а когда мне всё осточертело до
тошноты, вступил в легион. Мирная жизнь меня не радовала. Вероятно, сказывались гены.
-
Гены?
-
Мгу.
-
Что вы хотите этим сказать?
-
То, что сказал. Воспитание и образ жизни значат много, но не меньшее влияние на
человека имеет кровь.
-
То есть?
-
То есть я немало взял от отца. Родного отца.
-
От демона?
-
От него, родимого. Будь он трижды проклят.
-
Прямо оторопь берёт.
-
Бывает.
-
В том-то и дело, что не бывает. Вернее, быть этого не может.
15
-
Вы о чём?
-
Я обо всём том, что вы рассказываете. Невероятно!
-
Но факт.
-
Не обязательно. Это всего лишь ваш взгляд на вещи. Да и вы, небось, любитель
разукрашивать свои истории.
-
Зачем мне это?
-
Надо же – передо мной Агасфер! Сын демона Асмодея.
-
Кстати, вы второй человек, которому я всё это рассказываю. Открыто. Без утайки. Всё
как есть.
-
Второй? А кто был первым?
-
Моя жена.
-
У вас была жена?
-
Однажды.
-
Вы любили её?
-
Больше жизни. Впрочем, в моём случае лучше сказать – больше смерти.
-
Как её звали?
-
Простите, но я бы не хотел касаться этой темы. По крайней мере, сейчас.
-
Тогда вернёмся к вашему отцу.
-
Как вам будет угодно.
-
Только дайте и мне закурить.
-
Вот те раз! Пожалуйста, угощайтесь.
-
Благодарю.
-
А как же?..
-
Бросьте. Сколько той жизни?
-
Ну уж тут позвольте с вами не согласиться.
-
Кхе-кхе (кашель)… Ух ты… кхе… Крепкие, однако…
-
Это с непривычки.
-
Да, да… Знаю. Глупо звучит, но в определённых ситуациях табачный дым - как глоток
свежего воздуха.
-
Как по мне – звучит что надо! Может, выпьете со мной?
-
Нет, спасибо.
-
Ну а я, с вашего позволения, хлопну ещё рюмочку. А то и две. Отменный коньяк. Такая
редкость.
-
В холодильнике есть лимон. Нарезать вам?
-
Обойдусь.
-
Ладно.
-
Ваше здоровье!
-
Так вы его хоть раз видели?
-
Кого?
-
Вашего родителя.
-
Асмодея? Было дело. Дважды наши пути пересекались… дважды… Вспоминаю – и
мороз по коже.
-
Общались с ним?
-
И довольно-таки плотно.
-
Я весь внимание.
-
Но вначале речь пойдёт не о нём.
-
А о ком?
-
Об одном человеке. Без этого человека наша встреча не состоялась бы. Состоялась бы, но
иначе.
-
Что же это за человек? Кто он?
-
Жертва.
-
Жертва?
16
Запись 007
-
Его детство счастливым не назовёшь. А если счастливого детства не было у человека, то
он уже не такой как другие. Изначально. Да… Так вот, детство у него было хреновое, хуже не куда.
Слишком рано осиротел. Сперва, когда ему было четыре года, умер отец. Скоропостижно
скончался. Затем, когда ему исполнилось восемь, скончалась и его мать. По всей видимости, она
была отравлена ртутью. Такие тогда ходили слухи. Он остался совсем один. Никому не нужный.
Равнодушное или пренебрежительное отношение со стороны окружающих – это самое большое, на
что он мог рассчитывать. Удручающее положение. Никто его не любил, никто о нём, по сути, не
заботился. Растёт себе пацан, и шиш с ним – пусть скажет спасибо, что не придушили щенка. Его
унижали, издевались над ним. Он рос тихим и робким. Со временем он привык к уединению и
пристрастился к чтению. Читал он много, с упоением… Книги скрашивали его серые будни, разбавляли его одиночество… Отсутствие любви в детские годы сильных людей закаляет, а слабых
сжигает изнутри, и затем они носят в душе сплошное пепелище. Он был слабым. Его частенько
оскорбляли, унижали и никак не считались с его мнением. Кто бы мог подумать, что из этого
тихого, грустного мышонка когда-нибудь вырастет царь и великий князь всея Руси Иван IV, прозванный Грозным? Такой фантастической метаморфозы никто и предположить не мог. Верно
ведь? А я вам сейчас легко объясню, в чём тут дело.
Его бы давно лишили жизни. Ещё в детстве. Никто б за него не вступился, а сам за себя он был
не в силах постоять. Но кто бы в таком случае стал великим князем? Об этом мечтали очень
многие. Поэтому противники были слишком заняты борьбой друг с другом, а юный Иван оставался
маленькой бесхребетной марионеткой типа паяца. Соперничество бояр между собой не
ограничивалось одними лишь интригами, порой доходило до тайных подлых покушений, а иногда
переходило в открытое кровавое противоборство. Во всей державе творился полный беспредел.
Смутное, страшное время. Он наблюдал всю эту ужасающую картину и потихоньку сходил от
ужаса с ума. И лучше бы он свихнулся, честное слово. У сумасшедшего своя реальность. Недаром, многие величайшие умы полагали, что психи – самые счастливые люди на земле. Но при этом – что
забавно – добровольно никто не согласился бы окончательно и бесповоротно сойти с ума.
Юный Иван был слаб, безволен, тщедушен и труслив. И вдруг в тринадцать лет он, словно его
подменили, полностью преображается. Причём не только внутренне, но как будто бы и внешне.
Приподняв голову, он расправляет плечи и дышит полной грудью. Он уже не отводит взгляд, не
опускает глаза, как прежде. А глаза при этом сверкают хищным блеском безумия и злобы. Как
Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте ЛитРес.