Страница 10 из 14
– Х-м-м…, ты прав, это хорошо, что они мои фантомы. Да, уж мои энциклопедические знания – меня подводят…
– Тебя подводит то, что ты сначала делаешь, потом думаешь! – безапелляционно заявил блондин.
– Вот, чтобы я без тебя делала?! – с улыбкой телепатировала она ему.
– Ты сейчас решила сыграть на моих чувствах к тебе и замять тему?
– Как хорошо ты все-таки меня знаешь! – она опять улыбнулась.
– Агнешка! Себастьян! Присаживайтесь! У нас конечно не Париж, но тоже неплохо кормят, – пошутил лже-Джейкоб.
– Спасибо! – ответили хором лже-Агнешка и лже-Себастьян.
В течение обеда обсуждался только бал и только бал, потому что Ганимед педантично следил затем, чтобы все темы были политически и исторически нейтральными; например, когда лже-Виктория опять вспомнила о князе, он поделился радостной новостью о том, что они с Агнешкой ожидают первенца. Наконец, когда приличия это уже позволяли, Ганимед и Пандора распрощались с гостеприимными хозяевами, которые, к досаде Пандоры, оказались, не только любезны, но и наблюдательны, да еще и предупредительны:
– А где ваша карета? – обеспокоилась лже-Виктория.
– Мы оставили ее в паре километров отсюда, – без запинки соврала Пандора, – погода отличная и мы решили ею насладиться.
– Но сейчас уже Солнце в зените! – покачала головой излишне заботливая матрона, – негоже разгуливать в такую жару в твоем положении. Возьмите нашу карету, не стоит даже пару километров идти по такому солнцепеку.
– Но, – попыталась спорить Пандора.
– Никаких но! – заботливая матрона была неумолима.
Поняв, что спорить бесполезно, Пандора и Ганимед залезли в карету и поехали. Однако, проехали не долго. Стража опять отсутствовала, правда, на сей раз, по крайней мере, ворота были закрыты на засов. В связи с чем, кучер, громко бранясь в адрес бездельников, пьяниц и картежников, слез с козлов и отправился на поиски непутевых охранников.
– Я уже говорил, что тебе повезло, что они твои фантомы, а не настоящие Виктория и Джейкоб?
– Да-а… и что?
– А то, что нам не нужно беспокоиться о том, что они подумают, когда кучер доложит им, что он отвез нас к самому дому Микаэля, а никакого экипажа и в помине не было.
– Они вообще ничего не подумают. Они уже забыли о нас…
– Да-а?
Она, как и обещала, рассказала ему подробно с какими задачами и с какими параметрами она создала двойников. Послышался звук открывающихся тяжелых ворот и сразу же громкое, очень недовольное га-га-гаканье. Пандора выглянула в окно: «сторожевые» гуси, выпятив грудь колесом и воинственно-агрессивно расправив крылья, грозно шипели. Причем гораздо более грозно, яростно и злобно, чем она помнила, когда они привечали ее с Ганимедом. Они стали стеной, прям как футболисты в штрафной, готовые защищать ворота, то есть замок любой ценой. Однако, на кого они там шипели – ей не было видно, и она как раз собиралась исправить это, когда Ганимед, схватив ее за талию обеими руками, бесцеремонно втянул всю целиком в карету, то есть вместе с успевшей вылезти из окна макушкой.
– Мне же интересно кто там! – гневно отчитала она его.
– Тсс…, – он приложил палец к ее губам, – это гуси Керта так встречают, – шепотом сообщил он ей.
– А Эл…, то есть оболочка тоже здесь, – уже мысленно поинтересовалась она.
– Можешь называть ее Эллиной, – разрешил он, – нет, ее я не чувствую. – В этот момент карета дернулась, и они поехали.
– Ну, все… скрестили пальцы, – уже вслух, но все еще шепотом произнесла богиня.
– Поехали к портному. У нас есть еще четыре часа. Ты кстати, сможешь потом даже подкорректировать память Виктории по части фасонов платьев…
– Отличная идея! А ты вполне себе очень неплохой муж! Как я посмотрю!
– О-о! Дорогая, это ты еще не все обо мне знаешь! Потому что я скромный, а вообще… я – лучший из мужей!
– Охотно верю. Особенно в то, что ты – скромный! – хихикнула «дорогая».
– Эй, кучер! – Ганимед вылез по пояс из окна кареты, – мы к портному!
– Будет сделано, пан хороший! – в ответ прокричал кучер.
Так как обычно Ганимед вел себя чинно, серьезно, размеренно и консервативно, как старик, то даже, несмотря на его лицо семнадцатилетнего юнца, Пандорой он воспринимался скорее как древний артефакт, чем как молодой человек, но сейчас – он и вел себя, и выглядел, и воспринимался точно и четко как семнадцатилетний, полный озорства и жизни авантюрист.
– Я, кажется, начинаю понимать за что тебя полюбила Эллина и Афродита и Эос и другие…, – задумчиво произнесла Пандора, – перед тобой, полным жизни – очень трудно устоять.
– Это приворот, Ора,… осторожней… иначе мы можем совершить то, о чем потом будем сожалеть, – он мгновенно стал серьезным и древним.
– Но мы сейчас практически в альтернативной реальности, возможно, я не против – хотя бы один раз в жизни совершить то, о чем буду сожалеть потом. И мне сейчас так легко и хорошо, как не было никогда в жизни. И я чувствую себя… правильно, что ли…просто… не могу подобрать слов, чтобы описать…
– Я против. Я не могу так с тобой поступить. И ты совершенно не представляешь, чего мне стоит эта ханжеская, идущая не из обливающегося кровью сердца, но из чувства ответственности и долга, фраза – поэтому, пожалуйста, поддержи меня, а не провоцируй, – последние слова он произносил хрипло, как будто бы находясь в предсмертной агонии.
Пандора отвернулась, чтобы скрыть набежавшие слезы-предательницы. Она знала, что он чувствует к ней сейчас и он все равно ей отказал. Это было выше ее логического понимания. Ее пугала и завораживала испепеляющая страсть и щемящая нежность, которые он испытывал к ней. Она чувствовала, как мучительно он страдает, как невменяемо сильно хочет к ней прикоснуться. И даже сейчас, находясь под воздействием выжигающей его изнутри любовной лихорадки, он отказывает ей. Она готова была рискнуть! Ей было НАСТОЛЬКО интересно, а он ОТКАЗАЛ ей! Какая же она дура! Она никогда и никому не предлагала ничего подобного. Она же богиня! Но и Афродита – тоже богиня. «Возможно, у него аллергия на богинь, он же смертный! – думала она, а слезы обиды и разочарования все не хотели высыхать. – Больше никогда, никогда, я не выставлю себя такой дурой! Конечно, не выставишь! У тебя просто нет выбора, милая, моя! – иронизировала она сама над собой, – Если сейчас находясь под мощнейшим приворотом, и чувствуя то, что он чувствует, он в состоянии отказать тебе, то тебе, милая моя, просто нечего ловить здесь. Его неприязнь к тебе, к той, которую ему навязали, слишком велика!»
– Ора! Прекрати истерику! Ты убиваешь меня! – его руки жестко схватили ее за плечи, а горящие голубые глаза впились в ее лицо.
– Руки убери! – прошипела она.
– Ч-чт-то-о? – не сразу понял блондин.
– Руки убери! – злобно-шипяще повторила она.
– Прости, – произнес он несколько растеряно, убирая руки с ее плеч. – Ты же понимаешь, что ты сейчас не в себе? – он испытывающе смотрел на нее. – И на тебя еще и я воздействую своими эмоциями? Ора, ты дорога мне, хочешь верь, хочешь нет.
– Ну, почему же, я верю, – слезы ее уже высохли, а вот обида множилась… «Ха, я ему «дорога» и слово, ведь, подобрал какое точное «до-ро-га я ему»! Еще бы я была ему не «дорога», я же отнимаю у него столько драгоценного времени, ого-го-го-го-го сколько ему пришлось из-за меня претерпеть!».
– Когда ты будешь абсолютно в себе, ты скажешь мне спасибо, – убежденно заявил он ей.
Она ничего не ответила ему, но про себя подумала: «Возможно…, но я более чем уверена, только тогда, когда как и ты, проживу три тысячи двести пятьдесят девять лет!»
– Ора! Пожалуйста! Скажи хоть что-нибудь, – в голосе древнего ханжи звучала мольба.
– Я не понимаю тебя! Это было бы ни к чему не обязывающее приключение! Мы взрослые люди! Мы под приворотом! Нас никто бы не осудил! Почему ты все испортил? – снизошла она, наконец, до ответа.
– Потому что ты особенная. И ты заслуживаешь кого-то особенного. Кого-то кто любил бы тебя не понарошку, не под приворотом. И когда я говорю, что ты особенная, я не имею в виду твою кровь или твое происхождение. Я имею в виду твою доброту, твою искренность, твою душу!