Страница 12 из 19
До свидания, Италия!
Смутные чувства и горькие мысли чуть было не взорвали мозг и сердце нашему герою, и чем дальше он удалялся от родных рубежей, тем ближе ему становилась родная русская земля, но скорая встреча с нею была уже очень проблематичной. А свидание с русскими моряками только усилило его уверенность в правильности избранного им пути. Что же касается прелестей Италии, то человек быстро привыкает ко всему хорошему: продвигаясь по дороге вдоль берега моря в сторону известного своими музыкальными фестивалями города Сан-Ремо, наш путник уже всё меньше и меньше любовался местными красотами. Деньги имеют свойство таять и, к большому огорчению, в приморских городках средиземноморского побережья. Здешние служители культа нелегко расставались с деньгами, и, чтобы получить от очередного падре хотя бы три тысячи лир, порой приходилось проявлять особую настойчивость. Попы кое-что подавали, но уже не чувствовалась та лёгкость расставания с денежными знаками, что была у их коллег с Адриатики. Чем ближе Борис приближался к Франции, тем попы становились всё жаднее и жаднее, что стало не на шутку тревожить его, ибо истина «Французы жадные!» как бы находила уже своё подтверждение. Так вот ты какой, город Сан-Ремо, где пел великий актёр Адриано Челентано! Стоит признаться, что все прелести того или иного путешествия сводятся к двум основным важным вещам: это вкусно пожрать и мягко поспать. Если эти два условия хотя бы частично удовлетворены, то взгляд на окружающую действительность может быть более или менее благосклонен. К сожалению, город итальянских соловьёв его не впечатлил, и он, подумав, что соловья баснями не кормят, отправился в первую попавшуюся церквушку в поиске самого обычного хлеба насущного или энной суммы денежных знаков, на которую можно было бы приобрести то, чем этот хлеб помазать.
Церковь, в которую он на этот раз попал, ничем от других особенно не отличалась. Разве что служитель божий в ней оказался непривычно откормленный итальянец с широко сияющей физиономией, но очень худой, как Кощей Бессмертный, который, как в сказке, заговорил с ним на хорошем русском языке, что поначалу даже обрадовало нашего Ивана-дурака. Но уже первые гримасы на лице этого падре насторожили блудного сына, и, не увидев привычного радушного выражения лица, он внутренне напрягся. Этот рыжеватый и плешивый старик, с веснушками вперемешку с печёночными пятнами на блёклом фоне, оказался… поляком, да к тому же в своё время изрядно «отдохнувшим» в сталинских лагерях. Разговор вообще не клеился, и это несмотря на то, что они могли хорошо друг друга понимать. Такой нерадушный приём настолько испортил настроение нашему герою, что он, махнув лениво рукой, пошёл прочь от этой жертвы сталинского террора. Отойдя на значительное расстояние от храма, он услышал, что его преследует какая-то шустрая бабушка в платочке, завязанном на русский манер. Ему было неудобно заставлять эту пожилую женщину долго бежать, и он остановился. Благообразная бабушка в белом платочке, из-под которого выбивались пряди седых волос, не добежав нескольких метров до него, стала что-то очень быстро говорить на польском языке и подала ему на дорогу пятитысячную купюру. Видимо, поп успел раскаяться в своей гордыне, или её материнское сердце ёкнуло.
Взятие границы
Итак, на следующую ночь ему предстояло снова атаковать очередную границу, поэтому он очень нуждался в пополнении своих продовольственных запасов, и напоследок он отоварился в местной лавке. Согласно карте, туннель вдоль берега моря вёл прямо к КПП, разделяющему сопредельные государства. И до этого места велосипедист на своём шикарном велосипеде домчался как на настоящем «Феррари». Контрольные пункты расположились на просторной площадке, с правой стороны удачно огороженной неприступными скалами, а слева её омывали высокие волны бескрайнего моря. Впереди него стояла будка итальянских карабинеров, а чуть дальше маячил французский жандарм, мимо которого туда-сюда по дороге курсировали на своих иномарках местные граждане, небрежно показывая местным стражам границы свои пропускные ксивы. Ну а стражи в ответ всё время кивали головами в знак своего согласия, словно китайские болванчики. Пока карабинер был занят очередным автолюбителем, наш лазутчик обошёл его со стороны моря, и можно уверенно сказать, что никто не заметил его, неторопливо рулившего свой велосипед в сторону Франции. Но в отличие от своего итальянского коллеги этот глазастый француз непринуждённым движением руки поманил к себе нарушителя границы и после чего лениво указал ему жестом руки на итальянский пост карабинеров. Законопослушный лазутчик сам подошёл к карабинеру, чтобы покаяться в своём прегрешении, но служитель итальянской Фемиды, не став его слушать, всё так же, на французский манер, молча, ленивым жестом, указал ему направление в сторону туннеля, откуда он только что приехал сюда на своём шикарном велосипеде.
Было обидно до слёз возвращаться в Италию по длинному туннелю, снова дыша выхлопными газами. Благо, что под рукой была карта дорог, на которой чуть выше в горах отчётливо виднелась другая дорога, ведущая во Францию. Уже наученный горьким опытом, нарушитель границы не стал действовать наобум, а, дождавшись темноты, пошёл по шпалам железной дороги, которая шла параллельно со второй автодорогой. Возникло неудобство катить по железной дороге велосипед, на котором был тяжёлый рюкзак, но потом путник приноровился катить его по рельсу. В свете луны и романтичного мерцания звёзд, на высоте двухсот метров над уровнем моря он брёл навстречу своей судьбе, мирно ведя любимый велосипед, иногда бросая взгляд на бескрайнее море. Вдруг откуда ни возьмись… из тьмы на него выскочил мужик, вооружённый револьвером, и, крича что-то на французском языке, заставил лазутчика бросить велосипед и поднять руки вверх. Под дулом пистолета, его доставили в жандармское отделение и произвели в грубой форме обыск, вывалив на пол всё содержимое его рюкзака. В результате чего большая бутылка с оливковым маслом упала и разбилась. Узник пытался возмутиться, но, получив резиновой дубинкой по плечу, был вынужден подчиниться насилию и собственными майками вытирать пол от приятно пахнувшего оливкового масла. После его бросили в подземный каземат, с надписями на разных языках на облупленных стенах, и первым делам он, при помощи ключа от хабаровской квартиры, расписался как на стенах Рейхстага, выгравировав большими буквами: «Здесь был Борис. СССР». Мысленно готовясь к самому худшему, узник решил утром объявить голодовку протеста, но как только взошло солнце, его снова передали итальянским карабинерам, которые, в свою очередь, проверили содержимое его рюкзака и, увидев в нём, помимо кое-какой оставшейся после уборки одежды, пару килограммов спагетти, рассмеялись. Развернув нарушителя лицом в сторону Италии, карабинер, не сильно толкнув его в спину, сказал напутственно: «Чао, бамбино!» (Мол, проваливай). И пока они о чём-то оживлённо переговаривались, освобождённый узник, расположившись рядышком на скамейке, стал изучать атлас дорог Европы в поиске нового пути. Невольно он обратился к богу за помощью и, как ему казалось, правильно вознёс свой взор к небесам. Его взгляд упал на колокольню какой-то церкви, что оказалась на горе. Борис, сверив по карте своё месторасположение, увидел маленькую дорогу, которая вилась серпантином наверх к небольшому населённому пункту. Стало быть, колокольню этой церкви он и увидел в момент своего обращения к Господу Богу. Его велосипед так и лежал на насыпи, где он ночью бросил его в момент ареста. К полудню он добрался до этой церкви и зашёл в неё, чтобы поблагодарить бога и попутно позаимствовать у него спичек для костра, чтобы в укромном месте приготовить себе завтрак из спагетти без оливкового масла. Итальянское село было небольшим и располагалось прямо на высоком обрыве, и на дне пропасти, должно быть, протекал ручей, а по другую сторону ущелья была другая гора, чем-то напоминавшая своими рукодельными террасами фотографии непальских пейзажей.