Страница 5 из 15
После Италии «история жизни Батюшкова превратилась в историю болезни». Помня о дурной наследственности, поэт страшился душевного расстройства всю жизнь – умопомешательством страдали и дед Константина Николаевича, и его мать, и сестра Александра. Батюшков писал Жуковскому: «С рождения я имел на душе чёрное пятно, которое росло, росло с летами и чуть было не зачернило всю душу».
В Симферополе, куда его отправили долечиваться, Батюшков вдруг сжёг всю свою библиотеку, исключая Евангелия и книги французского поэта-романтика Шатобриана, которого называл «Шатобрильянтом». Тогда же поэт совершил три попытки самоубийства – выбрасывался из окна и даже пытался перерезать себе горло. У Батюшкова бывали и галлюцинации: он полагал, что в печке у него спрятался министр иностранных дел Нессельроде, который за ним следит. В итоге в сопровождении двух санитаров и врача-психиатра Константин Николаевич был отправлен в Санкт-Петербург.
По распоряжению Александра I Батюшкову были предоставлены бессрочный отпуск и субсидия для лечения в Германии. Там, в городе Зонненштейн, консилиум врачей нашёл его болезнь неизлечимой. Поэт подал царю прошение о пострижении в монахи в Соловецком или в Белозерском монастыре, но ответа не получил. Его отпуск долго продлевался автоматически, лишь в 1833 году Николай I уволил Батюшкова со службы, назначив немалую пожизненную пенсию.
Из Германии Батюшков вернулся в Москву, где заболел тяжёлым воспалением лёгких. Пушкина, пришедшего его навестить, не узнал. Александр Сергеевич был потрясён этой встречей. Есть мнение, что именно тогда у него и родилось знаменитое стихотворение «Не дай мне бог сойти с ума».
В 1832 году Батюшкова перевезли на родину – в Вологду. Он жил в семье своей внучатой племянницы А.Г. Гревенс. Подле больного постоянно находился врач – Антон Дитрих, который вёл записи о состоянии поэта. В первое время Батюшковым овладевали «приступы бешенства», его приходилось удерживать, чтобы он не нанёс вреда самому себе и окружающим. В 1840 году на смену возбуждению пришла апатия – поэт не выходил из своей комнаты и не любил, когда к нему входили. К некоторым людям проявлял необъяснимую ненависть, к другим – сильную симпатию. Он искренне полюбил маленького брата А.Г. Гревенс, Модеста, и, когда мальчик на шестом году жизни умер, горько его оплакивал. Батюшков даже завещал, чтобы его похоронили возле Модеста в Спасо-При-луцком монастыре, что и было со временем исполнено. Константин Николаевич много читал, иногда принимался рисовать, вырезал из бумаги фигурки птиц и зверей, раскрашивал их в неестественные цвета и приклеивал кусочки золотистой или серебристой фольги…
Но с началом в 1853 году Крымской войны в состоянии больного произошли изменения. Даже пошли слухи о его выздоровлении. Апатия исчезла. Константин Николаевич выписал русские и иностранные газеты, следил по карте за ходом военных действий, втыкая разноцветные флажки. Однако есть свидетельства, что в этой активности проявилась ещё одна грань безумия больного. Батюшков считал, что только он сможет разрешить «восточный вопрос» и положить конец притеснениям турками христиан, что стало формальным поводом к началу войны.
В Вологде он почти не писал стихов – известно только три произведения. Одно из них – самое знаменитое, «Подражание Горацию», – написано по просьбе племянницы Елены. Стихотворение напоминает по содержанию «Памятник» Пушкина и аналогичные стихи Державина и Горация.
Последние строчки фрагмента красноречиво свидетельствуют о душевном состоянии Батюшкова.
Наибольшие споры среди литературоведов вызывает стихотворение «Изречение Мельхиседека», написанное мелом на куске чёрного сланца. Стихотворение было найдено только после смерти поэта. Очевидно, что этому стихотворению он придавал особое значение, тщательно храня его и никому не показывая.
Константина Бытюшкова не стало в 1855 году – он умер от «тифозной горячки».
Тот, кто ускорил будущее
К плеяде поэтов-дипломатов принадлежал и Дмитрий Владимирович Веневитинов (1805–1827). Он служил в архиве Коллегии иностранных дел и в азиатском департаменте Министерства иностранных дел России – то есть был в числе тех, кого библиофил, друг Пушкина Сергей Соболевский иронично окрестил «архивны юноши», а Пушкин увековечил это прозвище в «Евгении Онегине».
Выпускник Московского университета Дмитрий Веневитинов был блестящим поэтом. Современники прочили ему славу Пушкина. Впрочем, были и те, кто, в такой же мере, считали его гениальным философом. Дмитрий Владимирович был одним из организаторов московского «Общества любомудрия» – так буквально переводится греческое слово «философия». Целью этого кружка было просвещение России, освобождение русской мысли от условностей, невежества и раболепства. Именно в зарождении у нас любомудрия Веневитинов видел возможность воплотить идеалы эпохи Просвещения – привить народу привычку действовать, руководствуясь собственным разумом. Став литературным критиком, он собирался, ни много ни мало, изменить ход развития русской литературы, слабость которой видел «не столько в образе мыслей, сколько в бездействии мысли».
Современники оставили яркий портрет молодого поэта и философа: «Его счастливая наружность, его стройные движения, вдохновенная речь, светская, непритворная любезность, столь знакомые всем, вблизи его видевшим, ручались в том, что он и жизнь свою образует как произведение изящное».
Увы, Веневитинову было отпущено отчаянно мало земного времени – он не дожил до 22 лет.
Зато жизнь подарила юноше настоящую любовь. Его музой стала светская львица, хозяйка известного литературного салона Зинаида Волконская. Веневитинов влюбился со всей страстью двадцатилетнего поэта. Но Зинаида была старше его на шестнадцать лет, и к тому же давно замужем. Её супруг, князь Никита Григорьевич Волконский, доводился будущему декабристу Сергею Волконскому родным братом. Брак Зинаиды не был счастливым, но пренебречь мнением света она не могла.
Были романтические прогулки по Симонову монастырю, задушевные разговоры – поэту был дарован очень короткий период счастья… Вскоре Зинаида попросила о разрыве отношений, на наш современный взгляд вполне невинных. А в знак «давай останемся друзьями» подарила Дмитрию кольцо – простой на вид металлический перстень, извлечённый из пепла при раскопках Геркуланума. Друзья говорили, что Веневитинов никогда не расставался с подарком княгини, носил перстень при себе и обещал надеть или идя под венец, или стоя на пороге смерти.
Однажды, возвращаясь легко одетым с вечера у Ланских, поэт простудился и буквально за несколько дней сгорел от пневмонии. Видя, что часы Дмитрия сочтены, его друг надел ему на палец перстень Волконской. Веневитинов на минуту пришёл в себя и спросил: «Я венчаюсь?» И умер.
В 1930 году, когда ликвидировали Симонов монастырь, где был похоронен поэт, прах его перенесли на Новодевичье кладбище. Кольцо же извлекли из гроба и передали в музей…
В одной из своих статей Веневитинов говорит от имени философа Платона: «…она снова будет, эта эпоха счастья, о которой мечтают смертные. Нравственная свобода будет общим уделом; все познания человека сольются в одну идею о человеке; все отрасли наук сольются в одну науку самопознания. Что до времени? Нас давно не станет, – но меня утешает эта мысль. Ум мой гордится тем, что её предузнал и, может быть, ускорил будущее».