Мы платим железом

«Это у ворот», – возникла в мозгу отстраненная, будто чужая мысль, когда Вдоводел оставил росчерк сначала на предплечье, а потом на шее девятого. Я вовремя пригнулся – над головой басовито прогудело копье. Второго копья я тоже благополучно избежал, отстраненно отметив, что оно вошло в черный зубец на всю длину наконечника и что такого удара моя кольчужка, пожалуй, не выдержала бы. Десятый свей перемахнул через стену, успел увидеть меня и шарахнуться в сторону. Удержаться на узком помосте ему не удалось, и он рухнул вниз, так энергично замахав руками, будто собирался взлететь. Но ни топора, ни щита, надо отметить, из рук не выпустил. Спрыгивать за ним я не стал, потому что через стену лез еще один враг, а рукомаха внизу встретил Вифиль Прощай и размашистым ударом избавил душу свея от бремени грешного языческого тела.

Одиннадцатого свея я успел встретить на полпути. Расширил его оскал вдвое горизонтальным хлестом клинка и спихнул вниз ударом рукояти по налобнику шлема. А сам устремился вверх, в два прыжка взлетев на зубец.

И тут инстинкт, повелевший мне быть как можно выше, меня подвел.

Топор прилетел не снаружи, а изнутри. Я его почувствовал, но всё, что смог сделать, это в полуповороте встретить его скрещением клинков. Но даже невероятная ловкость режима «открытых врат» не смогла компенсировать законы физики. Лязг металла – и я уже лечу со стены.

Кое-как извернувшись уже в полете, я ухитрился приземлиться не затылком, а боком. Причем первым с твердью встретился меч в моей левой руке. Несмотря на отменное качество, клинок такого обращения не выдержал и обломился. Я же треснулся оземь, чудом не надевшись на торчащий из земли обломок, и кубарем покатился по ледяной горке. Последняя мысль – о Заре. Что теперь с ней…

Глава 8

Кошмар, ставший реальностью

…Раскрыв глаза, увидел немного. Отблески огня, что-то серое – над головой.

Что-то не так.

То есть всё не так. Но что-то – особенно.

Может, время? Когда я так неудачно свалился со стены, в небе была луна. И звезды. Ну, вполне возможно, что их успело затянуть тучами. У нас это запросто. Что еще? Черт! Да я же голый! И лежу на чем-то твердом… На камне, как подсказало мне осязание. А еще здесь воняет, подсказало обоняние. Зато ничего не болит, сообщил организм. Ну и что я в таком случае разлегся? Подъем!

Но попытка не удалась.

Стоило мне сесть, как меня долбануло в спину. Будто конь лягнул. И я опять в горизонтальном положении.

Ах ты ж!.. Вскакиваю на ноги уже рывком, с одновременным разворотом.

Пинок под зад – и я влетаю во что-то меховое и вонючее.

Что-то, вернее, кто-то разражается хриплым басовитым хохотком и отпихивает меня. С медвежьей силой, потому что мои пальцы соскальзывают с его засаленной меховушки.

Отлетая, я успеваю развернуться…

Опять они. Гориллоподобные дикари из моего летнего сна.

Получается, я сплю?

Додумываю мысль я уже на полу. Хорошо, что успел прийти на руки, а не физиономией.

Рывок за ногу переворачивает меня брюшком кверху.

Сознание фиксирует: на ноге – ремешок, который держит в лапе один из волосатых амбалов.

Перекат с попыткой ухватить ремень заканчивается очередным позорным фиаско.

Еще один рывок, меня протаскивает по камню метра три – силища «горилл» не уступает их быстроте, пальцы-крючья вцепляются мне в волосы, вздергивают в вертикальное положение, и новый толчок швыряет меня в весельчака.

Тот (я и пикнуть не успеваю) хватает меня за горло и гогочет хриплым басом. Ростом этот гад сантиметров на десять ниже меня, зато раза в два шире. Густющие патлы, редкая поросль на щеках и массивном скошенном подбородке. Местный подросток, что ли?

Нет. Не подросток.

Засаленная шкура свисает с одного плеча. Второе плечо, размера этак шестидесятого, голое и грязное. И здоровенная сиська – такая же голая и грязная. Самка!

Встречаюсь с ней взглядом и понимаю, что зла она ко мне не питает. Скалится во всю ширь здоровенной пасти. И глаза у нее… Я как-то сразу понимаю: это не зверь. Человек.

И еще ко мне вдруг приходит понимание, на кого она похожа. Мощные плечи, могучая грудная клетка, волосы белокурые, если их как следует отмыть, желтая поросль-бородка, широкий нос-картофелина и синие глаза, спрятанные под мощными надбровными дугами…

Да это же мой братец Свартхёвди! Бородка эта юношеская, какая была у него три года назад, ну точь-в-точь. Ну да, мой братец на четверть метра повыше, и сисек у него нет, но надень на эту бабу его любимый доспех, ну, или такой же, но чуток пошире, и поставь бородатую дамочку на табуретку, сходство будет удивительнейшее.

Нет, ну что за дурацкий сон! Я не выдержал и рассмеялся.

И сисястая двойница моего братца тоже загоготала диаконским таким баском. И игриво шлепнула меня по щеке ладошкой, отчего голова моя мотнулась, а в ухе загудело, цапнула за бороду, нагнула и шумно обнюхала мою голову.

– Беленький… – проворчала она. – И пахнет почти как мы.

Я ее понял. Ну да, понятно. Это же сон.

– Гладкий, как детеныш, – меня больно ущипнули за живот.

Я дергаюсь, пытаюсь вывернуться, оттолкнуть, но вторая лапища защемляет мне шею, и я замираю, понимая, что дергаться бессмысленно.

– И вкусный, как детеныш! – раздается у меня за спиной.

– Не твое! – Этот рык – угроза или у нее просто голос такой?

И, воркующе, на ухо:

– Мы с тобой одной крови, хрупкий. Не бойся. Они тебя не съедят.

И могучим рывком бросая меня себе за спину:

– Беги!

И я бегу. Со всех ног. А потом твердь обрывается синевой, я отталкиваюсь от края, взлетаю, падаю и качусь вниз по заснеженному склону…

И просыпаюсь.

Я лежу в снегу. Надо мной – небо. Синее. Значит, уже день. Я жив. И цел.

Или – нет? Тела я не чувствую. Но голова работает четко. Мысли не путаются.

Что ж получается? Я полсуток провалялся в снегу? Переохлаждение стопудово. Небось и обморозился? Моя боевая экипировка – не спальный мешок из гагачьего пуха.

Пробую пошевелить пальцами. Ноль реакции. Открыть-закрыть рот тоже не получается. И говорить. Нечем. Повинуются только глаза. Могу мигнуть, подвигать влево-вправо глазными яблоками. В памяти тут же всплыла подсказка: типичные симптомы перелома позвоночника.

Усилием воли я давлю приступ паники. Это холод. Я просто замерз, окоченел. Шутка ли – столько времени в снегу пролежать. По сравнению с переломом позвоночника обморожение – пустяк.

Я вижу, живу, дышу. Это уже кое-что. И тут же – сомнение: дышу ли? Ведь я ни хрена не чувствую. Нет, дышу точно. Без воздуха человек умирает, а я живой и мыслю ясно. Следовательно, кислорода мозгу хватает. А что у нас с обонянием? Ничего. Ноль. А слух? Тоже ничего. Стоп. Так не бывает. Даже если уши заткнуть, всё равно что-то слышишь… Нет, ничего. Ладно. Значит, бывает и так. Воспользуемся глазами. Скосить вправо – снег. Слева тоже снег. Ну да, я же в сугробе. А прямо надо мной – кусок удивительно синего неба и…

Черт!

Это была гора. А видел ее не всю, только верхнюю часть. И она впечатляла. Сразу становилось понятно, что – это здоровенная гора. Я из своей снежной дырки мог видеть только часть ее. Верхнюю. Черные угловатые склоны и острый, немного изогнутый белый пик.

Что-то знакомое… Не вспомнить. Но одно я знал совершенно точно. На территории будущей Ленинградской области ничего подобного быть не могло…

И как только я это осознал, мое бренное парализованное тело воспарило и стремительно понеслось в еще более стремительно темнеющее небо. А потом полет сменился не менее стремительным падением во мрак…

И закончился тоже во мраке.

И я опять не мог пошевелить ни рукой, ни ногой, но зато теперь у меня были руки и ноги! Я их ощущал. Мне было больно! Как это здорово! Боль!

Радость моя была невыразима. Вернее, выразилась в невнятном мычании, потому что во рту у меня была какая-то твердая хрень со вкусом деревяшки. О да! Я ощущал вкус. И запах. Вернее, вонь, в которой преобладал оттенок прогорклого жира и копоти.