Страница 8 из 98
«Что толку думать об этом? Будь щенок этот хилым и слабым, Тэлори, может, еще и согласился бы его отдать. Но он ведь самый лучший, сам Тэлори сказал, да и так видно. А в клане любой охотник не постоит за ценой, сколько бы Тэлори не запросил за щенка Фэнд — у нее дети всегда такие же умные и красивые, как она сама».
Щенок все настойчивей и нетерпеливей шарил мордочкой по ладони Дрэма.
— Он хочет есть. Пора положить его обратно.
Тэлори взял щенка и опустил его за загородку. С улыбкой он следил, как щенок энергично проталкивается к материнскому брюху.
Затем Тэлори поднялся:
— Пошли! Надо дать ей покой.
Дрэм встал и, бросив тоскливый взгляд на крошечного крысенка, копошащегося в загородке среди своих братьев, вышел на улицу в ненастный вечерний сумрак, оставив в доме Тэлори свое растревоженное сердце и так и не выполнив поручение матери.
Отныне он пользовался любым предлогом, чтобы ускользнуть из дома и сбегать в деревню: щенки подросли и перестали нуждаться в матери. Фэнд к тому времени порядком надоело ее семейство, и она вернулась на свое привычное место у ног Тэлори. Низкая разборная загородка мешала щенкам разбрестись по всему дому — иначе они круглые сутки шарили бы по всем углам и скорее всего попали бы под ноги Уэнне, или их разорвали бы в припадке ярости охотничьи псы.
Однажды летним вечером, таким же серым, как все вечера, с той только разницей, что не было ветра и моросил мелкий дождик, Дрэм, которому за последние несколько дней ни разу не удалось увильнуть от работы и сходить в деревню, пошел в лес проверять свои ловушки, а на обратном пути неожиданно встретил Тэлори. Дрэм тут же свернул с дороги и рысцой, рядом с собаками, пошел вслед за охотником. Как только они подошли к дому Тэлори, он бросился к загородке и, раздвинув деревянный барьер, сел на корточки перед настилом из папоротника, на котором прыгали и резвились щенки. Дождевые капли со стуком скатывались с крыши, и огонь плясал под котелком, в котором Уэнна варила в молоке куски оленины. Мокрая, как всегда, девочка гукала и пускала пузыри на оленьей шкуре возле очага под визг и возню щенят. Фэнд проскочила мимо Дрэма в загон и принялась обнюхивать щенков и расталкивать их широкой мордой. Однако она не легла рядом с ними — они больше не нуждались в материнском молоке. Сама же она уставала, когда щенки начинали дергать ее и ползать по ней.
С тех пор как Дрэм увидел щенят, они стали вдвое крупнее, обросли пушистой шерстью и очень осмелели. Теперь они ничем не напоминали крысят. Дрэм посмотрел снизу вверх на Тэлори, который, развесив добычу, подошел к загородке.
— Фэнд их совсем больше не кормит? — спросил он.
— Нет. Пора уже. 0ни теперь едят овсянку и мясо.
У Дрэма внутри будто что–то оборвалось. Он перевернул на спину щенка с белым пятном на горле и тут же почувствовал, как маленькие острые зубы оцарапали ему палец.
— Ух ты, свирепый волчий пес! Еще и кусаться вздумал!
Он стал катать щенка из стороны в сторону, отчего тот радостно визжал. Продолжая играть со щенком, он, не поднимая головы и стараясь не выдать волнения, спросил бесстрастным ровным голосом:
— Их скоро заберут новые хозяева?
— В любой день могут.
Дрэм проглотил слюну:
— А ты… ты уже решил, кому их отдашь?
— Ну, конечно. Маленького рыжего я оставляю себе. И еще светло–серого. Вот этого продам Белу с переправы за кусок полотна — бедняжке Уэнне не под силу прясть на четырех мужчин. А вон того берет Гуитно Поющее Копье.
Оставался только один щенок, черный, с серебристой подпалинкой на горле. Сейчас он лежал, уткнувшись мордой в ямку на шее Дрэма, который, не сознавая, что делает, крепко прижал его к себе.
— А… этого, — сказал с расстановкой Тэлори и оборвал фразу, не сводя внимательных глаз с маленькой застывшей фигурки, прижавшей к груди щенка. Видно было, что мальчик всеми силами старается не выдать волнения.
Подняв голову, Дрэм встретил испытующий взгляд темных узких глаз. Он напряженно ждал, и от этого напряжения закололо под ложечкой. Он слышал, как летний дождь стекает с крыши и как Уэнна, переворачивая ячменные лепешки в горячей золе, что–то тихонько напевает дочке. Щенок, которого Дрэм сильно сжал, протестующе заскулил. Дрэм почувствовал его живое теплое тельце и дыхание, как у всех щенят, слегка пахнущее чесноком. Скоро это теплое живое существо попадет в чужие руки и станет откликаться на чужой зов, и охотиться он отныне будет со своим хозяином, а хозяином этим будет не он, Дрэм, а какой–то чужой человек. Дождевые капли теперь падали на землю с громким стуком.
— Тебе так сильно его хочется? — спросил Тэлори.
Дрэм посмотрел на него серьезными, блестящими глазами и молча кивнул. Говорить он не мог.
— Тогда я, пожалуй, продам его тебе, но… возьму выкуп.
Дрэму показалось, что дождь застучал еще громче: кап–кап–кап — и удары маленьких звенящих стрел с темными наконечниками дробно разрывали тишину.
Выкуп? Но какой выкуп он может дать за щенка? Он ведь не Белу и у него нет тонкого полотна. '
Вглядываясь Б лицо Тэлори, он старался угадать смысл сказанных слов.
— А какой выкуп? — наконец выдавил он и не узнал собственного голоса.
Тэлори улыбнулся:
— Мне надоела последнее время баранина, да и оленье мясо тоже. Хорошо бы раздобыть птицу для котла. Это и будет твоя плата за щенка. Но только одно условие — убить ее копьем.
Дрэм нахмурил лоб в замешательстве. «Ведь Тэлори мог настрелять, если бы захотел, сколько угодно дикой птицы. И к тому же у него три сына охотника». И вдруг его осенило: он должен доказать свое умение владеть копьем. Это и будет истинной платой за щенка.
Скоро год, как он начал учиться метать копье и, надо сознаться, немало в этом преуспел. Неожиданно он широко улыбнулся, вскинув голову, как боевой конь. И тут же стих громкий звук дождя, скатывающегося по скосу крыши, и все стало на свои места.
— Я принесу тебе выкуп, Тэлори, — сказал он. — Завтра же принесу. Домашним он ни словом не обмолвился о своих планах: ему не хотелось
заранее никому ни о чем рассказывать. Спал он в ту ночь беспокойным сном, без конца просыпаясь, пока между балками, где был отогнут дерн, не высветился кусочек неба. Это был сигнал, означавший, что пора двигаться. Он откинул шкуру, служившую ему одеялом, и поднялся, стараясь не шуметь. Первым делом он проверил: на месте ли нож. Теперь ему предстояло на ощупь отыскать свое копье и извлечь его осторожно, так, чтобы оно не звякнуло о соседние. Достав копье, он со вздохом облегчения направился к двери. Старая Ки, спавшая около очага, подняла голову и внимательно следила за всеми его действиями. При этом она не издала ни звука, так как собаки привыкли к ночным уходам и возвращениям хозяев. Летом, к счастью, снаружи у входа не было лошадей, а не то они топотом и ржанием могли бы его выдать.
Вчерашний дождь кончился, и в ясном чистом воздухе пахло сырой свежевымытой землей.
Над Большой Меловой кричали кроншнепы. Крик их в это время года не стихал все ночи напролет, недолгие летние ночи. Было еще очень рано, и до рассвета он успевал не спеша дойти до места, выбранного им для охоты.
Оставив позади лоскутки обработанных полей, он направился к небольшому ручью, источник которого находился в глубокой ложбине под пастбищем. И вдруг ухо его уловило легкий топот ног, очень маленьких и проворных — кто–то бежал за ним по мягкому дерну. Он резко обернулся — тень рванулась вниз со склона, и он увидел перед собой Блай, задыхающуюся от быстрого бега.
Дрэм рассердился:
— Зачем ты за мной ходишь? Иди домой.
— Я видела, как ты встал, и… подумала, может, тебе нужна еда, если ты идешь на весь день на охоту.
Высокий звонкий голос Блай чем–то напоминал птичий и совсем не сочетался с ее хмурым узким личиком.
Еда? Он и забыл про нее. Еда была женской заботой.
— А что у тебя тут? — спросил он.
— Только ячменная лепешка. Все, что я смогла стащить потихоньку. Я боялась, что они проснутся. Но зато она большая.