Час Волка

— Молодой мистер Пруэтт и мистрис Поттер, — прогнусавил домовик, опередив торопыгу благодаря банальной трансгрессии, и склонился в очередном поклоне.

— Добрый вечер, — неловко поздоровалась Эванс, остановившись на пороге и столкнувшись взглядом не только с младшей четой Лонгботтомов — интересно, где старшая, и осведомлена ли она вообще, что происходит? — но и с наитипичнейшей представительницей факультета Слизерин, немедленно смерившей рыжую недовольным взглядом. Рыжая в ответ замялась и даже растерялась. Тонкие пальчики с силой вцепились в рукава свитера, натянутого на маленькие ладошки до самых костяшек.

— Добрее видали, — буркнула в ответ Джульс, демонстративно складывая руки на груди. Здоровалась она обычно по-мужски, с крепким рукопожатием, но теперь всем своим видом говорила «Тебе, рыжая, руки́ не подам. Даже если ты в пропасть падать будешь». Алиса — белая, как полотно, но с сухими глазами и губами — пробормотала что-то невнятное, словно голос ей не подчинялся, а развалившийся рядом с ней Фрэнк и вовсе промолчал, только скользнув по возникшей на пороге девчонке равнодушным взглядом. Тишина при этом стояла такая, словно все трое повесили перед собой десяток щитов от легиллименции. Или дружно пребывали в глубоком шоке.

— Эванс, ты или туда, или сюда, — попросил Фабиан у нее из-за спины. Оттирать ее плечом в сторону, чтобы войти, было некультурно и попросту лень. — Родная, не ворчи. Эванс у нас тоже переживает.

То, что обрушилось на него в следующую секунду, было не связной и последовательной нитью рассуждений, а сумасшедшей волной ярких ослепляющих картинок. Ладонь в темной крови, текущей из обрубков на месте безымянного пальца и мизинца. Губы — явно женские, нежно-розовые — и прядь золотисто-светлых волос на щеке. Смятая продавленная подушка. Оскал на полузверином лице и с хрустом смыкающиеся челюсти. Снова кровь, пачкающая пальцы с длинными черными ногтями. Вспышка портала, хлопок трансгрессии, захлебывающийся собачий лай… И душащий и слепящий одновременно — до белых глаз и надсадного хрипа — ужас.

— О-о-ой, — простонал Фабиан, хватаясь за правый висок. Сбоку кто-то попытался поддержать его под руку. Неужто рыжая? — Ребят, не все сразу, меня же разорвет.

В висках зашумела кровь, заглушая голоса, но не мысли.

Ты скоро станешь папой.

Зазвенела смехом и зашуршала мягким покрывалом на постели.

Так, стоп. Вот этого я видеть не хочу. Даже больше, чем оборотней, не хочу.

Как он ухитрился сесть, Фабиан так и не понял. Закрыться не получалось, в ушах теперь гремело разъяренное «Я убью их! Я порву эту сволочь!», и перед глазами плясали темно-красные пятна крови. Где-то над ухом охнула, разглядев бинты, Эванс, но ее голос тоже донесся, как сквозь слой ваты.

— Что… что у тебя с рукой?

Пальцы ему отгрызли, не видишь, что ли? Ах да, тут же только я такой… всевидящий. Твою мать, Джульс, прекрати!

Та, конечно же, не услышала, зато наконец очнулись собственные рефлексы и… Фабиану всегда нравилось называть это «дернуть рубильник». Именно так оно и ощущалось: словно кто-то резко рванул рычаг вниз и обесточил весь дом. Точнее, мозг. Тишина стала еще более зловещей, чем прежде, будто он разом лишился всех пяти — в его случае шести — чувств.

Жутко, черт побери.

— Джульс… — медленно попросил Фабиан, прислушиваясь к звуку собственного голоса. Подсознание требовало убедиться, что в действительности ни слуховые, ни прочие рецепторы не пострадали. — Возьми себя в руки, пожалуйста.

— Прости, — глухо ответила Джульс. — Не получается.

— Ну ты уж постарайся, — буркнул Фабиан, часто моргая и пытаясь избавиться от мельтешащих перед глазами кровавых пятен. — А теперь, если можно, обо всем по порядку.

Алиса заговорила тихим надтреснутым голосом, но больше ничем не выдала того ужаса, что он ощущал всего несколько секунд назад. И вот-вот начнет ощущать вновь, потому что собственная магия начнет рваться наружу с новой силой. А вместе с ней и эта прокля́тая эмпатия. Если подумать, ему и сейчас-то никакие слова не требовались. Ситуация и без того уже была понятна хотя бы в общих чертах.

Эванс бубнила что-то над ухом, охая в нужных местах и влезая с вопросами. По большей части дурацкими, но человеку, плохо знакомому с проведением боевых операций, это было простительно.

— А как же вы…?

Ногами. У нас, рыжая, такое часто бывает. Встаешь и бежишь, пока тебя целиком не сожрали. Главное только, чтобы эти сволочи одновременно не пытались сожрать еще кого-нибудь, потому что в этом случае приходится разворачиваться и принимать весь удар на себя. Надо ли говорить, что на совести Сивого и его стаи уже десяток с лишним мракоборцев?

— Но почему его не посадят в Азкабан?!

Потому что поймать не могут. Эта мразь то тут, то там, одни только кровавые следы из обглоданных трупов за собой оставляет.

— Я связалась с Авроратом, — тихо подтвердила Алиса, — но к тому моменту, как появилось подкрепление, оборотней там уже не было.

— Я скучаю по байкам о тупых животных, которыми нас кормили на уроках Защиты в Хогвартсе, — сухо согласился Фрэнк, и Фабиан зажмурился вновь, на мгновение почувствовав тупую пульсирующую боль в левой руке. Мизинец и безымянный горели огнем, сдавливаемые еще и его собственными кольцами, и вместе с болью накатывала чужая, почти звериная злость. Убью. Не за себя.

— Сочувствую я вашему ребенку, — ответил на это Фабиан, сглотнув в попытке избавиться от появившегося во рту мерзкого стального привкуса. Очень хотелось сплюнуть, но Мэм за свои ковры загрызет так, как Сивому и не снилось.

— Почему? — растерялся Фрэнк, а Алиса нахмурила брови — он увидел не глазами, а магией — и потянулась к руке в медленно пропитывающихся кровью бинтах. Джульс и вовсе ответила целым водоворотом из смятения, радости и едва уловимой, скрываемой за другими эмоциями горечи. Уже знала.

— Да если он уже сейчас такие неприятности на свою голову находит, то что ж с ним будет, когда он родится? — хмыкнул Фабиан, но шутка подняла настроение только Эванс, охнувшей еще раз и немедленно начавшей зудеть с новой силой.

Вот же… болтушка.

— А что касается тупых животных, — перебил ее Фабиан, — то я вам, господа и дамы, скажу прямо: мы в дерьме.

Джульс передернула плечами — в голове снова зашумело и захотелось «дернуть рубильник» еще разок — и спросила:

— Ты что-то накопал? Насчет позавчерашнего?

— Накопал, - согласился Фабиан. – И мне это не нравится.

И выразительно указал глазами на притулившуюся рядом с ним Эванс.

— Пусть сидит, — отрезал Лонгботтом. Никак сменил гнев на милость. Неудивительно. После откушенных пальцев любая ссора с орденцами казалась сущим пустяком. — При условии, что отнесется к этому серьезно.

— Да разве я когда-то… — попыталась обидеться Эванс, но от нее молча отмахнулись.

— Аластор разговаривал с Дамблдором, — начал Фабиан и рефлекторно потянулся рукой к нагрудному карману. — Эх, я балда, надо было хоть блокнот с собой захватить. Ладно, попробую по памяти. По словам нашего директора, около десяти лет назад в окружении Темного Лорда, тогда еще не претендовавшего в открытую на такой громкий титул, появилась одна интересная личность. Некто Антон Долохов, за несколько лет до этого успешно закончивший Дурмстранг. Сейчас ему должно быть тридцать пять или около того.

— Русский? — немедленно насторожился Фрэнк. — Проклятье!

— Что? — не поняла Эванс.

— Холодная война, — перевела Джульс. — Гонка вооружений и ядерные боеголовки. Черт побери, да кто угодно, итальянцы, французы, хоть немцы, но только не гребанный Советский Союз! Если этого мужика заслало сюда ГРУ, то чёрта с два мы сможем ему что-то предъявить. Если попытаемся, его соотечественники устроят нам такую веселую жизнь, что после этого Волдеморт покажется посланцем с Небес. Только угрозы ядерной войны Британии и не хватало.

— Не всё так очевидно, — не согласился Фабиан. — При таком раскладе нас, естественно, послали к чертовой матери и отказались сообщить хоть какую-то информацию, но, по словам Аластора, советского посла аж перекосило, когда он услышал про этого Долохова. Пришлось копать окольными путями, и тут выяснилось, что по слухам он потомственный дворянин, убежденный монархист и бывший политзаключенный. Бывший в том смысле, что сбежал чуть ли не за день до расстрела, а не в том, что власти его оправдали. Конечно, это может быть и частью легенды, но с другой стороны, есть шанс, что если мы его возьмем, то русские могут и промолчать.