Уборщица

Андрей вышел из подъезда и поплёлся по двору. Какое-то время он медленно шёл по улицам. Вдруг в голове помутилось, он поискал взглядом лавку, не нашёл, подошёл к дереву и прислонился спиной.

Какая-то женщина проходила мимо, спросила:

– Что с вами? Вам плохо?

Он посмотрел на женщину, но она поплыла куда-то в сторону. Дерево и листва, всё поплыло.

 

Очнулся Андрей в белой комнате. С трудом открыл глаза и осмотрелся.

Утро или вечер. В комнате было ещё не светло, но уже и не темно. Или наоборот. Мысли путались. Он старался понять, что произошло. Вспомнил, как Надя сидела к нему спиной, Андрюша кушал кашу. Всё это было, как будто, очень давно.

Голова болела, в теле слабость. Он не понимал, как попал сюда. Но сейчас это было неважно. Как в тумане приходили люди в белых халатах. Стояли, что-то говорили, но Андрей ничего не слышал и не понимал. Рядом плакала мама. Он пытался утешить её, но не мог вымолвить ни слова. Буров ходил по комнате, махал на Андрея руками. Ничего не понял Андрей. Были ещё посетители. Даша и Ветров с виноватыми и счастливыми лицами. Лиза и Анастасия Петровна, рабочие из мастерской. Люди всё шли и шли, но Андрей ждал только момента, когда в комнату войдёт Надя. А момент этот всё не наступал, и Андрей вновь проваливался в забытьё.

Сколько прошло дней, он не знал. Сколько ещё пройдёт, не имеет значения. Он равнодушно смотрел в окно, когда сознание на короткое время приходило к нему, и не чувствовал ничего, только боль в голове.

 

Однажды он услышал музыку и открыл глаза. Тихая плавная мелодия лилась из коридора. Андрей попытался понять, что это, откуда, и неожиданно сел на кровати.

– Наконец-то, – услышал он справа от себя и повернул голову.

Пожилая женщина стояла рядом с ним, опершись на швабру. Лицо её было очень ему знакомым.

– Очнулся, соколик. Уж больше двух недель ждём.

– Больше двух недель? – переспросил Андрей.

– А ты как думал? Уж столько людей сюда ходють, а ты всё как сонный. Так они постоят, постоят и уходють.

Андрей лёг.

– Что это ты повадился в больницу попадать? – спросила уборщица и продолжила мыть пол. Она сняла тряпку со швабры и начала полоскать её в ведре. – Уже второй раз ты у нас лежишь. Всё-то тебе неймётся. Ладно бы аппендикс какой, а то всё побитый да поломанный. Я помню, как тебя тогда привезли, весь в крови. Ужас. Никто и не думал, что выживешь. Врач тогда так и сказал – неизвестно выживет, аль нет. Помню, никто тебя не приходил проведать. Только одна девчонка, она лежала в соседней палате с тобой. Как же её звали? Не помню уже, память не та стала, что раньше. Когда-то целые стихи за вечер учила, а теперь, – и она махнула рукой. – Как же её фамилия была, той девушки? То ли Бабочкина, то ли Клубничкина. Молоденькая такая девчонка. А уже с ребёночком. Да время сейчас такое. Не то, что раньше. Тяп-ляп – и ребёночек готов.

Андрей поднял голову и напрягся всем телом. То, что говорила эта женщина, вдруг ясно встало у него перед глазами. Как он мог забыть? Как допустил, чтобы это случилось?

Память столько времени предательски держала это где-то в глубине. Внезапность догадки огорошила. Прояснила всё в одно мгновение. Он вспомнил взгляд, который показался таким знакомым, там, в магазине, где он в первый раз увидел Надю. Как он мог забыть эти глаза, голос. Он вспомнил книги, что она читала, фразы, которые произносила. Он должен бежать. Прямо сейчас. Бежать к Наде.

Всё это так неожиданно ввалилось в голову, и с новой силой она заболела. Андрей откинулся на подушку.

– Вспомнила! – вдруг воскликнула уборщица. – Цветкова. Да, точно, Надя Цветкова! А я ещё думаю, простая такая фамилия.

Эти слова уже не были так важны.