Мэй vs Хорн

— Так вот оно что? Всё это время? [1] — он начинает улыбаться, и я не могу пропустить мимо ушей то, что он цитирует. Эта история из книги слишком меня зацепила, чуть ли не лучшая глава за все семь книг.

— Всегда, — говорю я, и почему-то теперь моя ненависть к нему по такой ерунде кажется глупостью. Всё это время поливала его грязью, материла и ненавидела, а он этого даже не помнил. Это событие для него было простой историей, над которой он, может, смеялся со своими друзьями. Только вот теперь для меня это тоже не имеет смысла. То, что было, то прошло — есть дела и поважнее.

— На самом деле…, — начинает он. — Я плохо тебя запомнил, даже не помню, почему согласился. Действительно ушел, потому что стало плохо — не слезал с горшка ещё три дня, а не извинялся только потому, что было стыдно — предпочел забыть эту смрадную историю. Я не знал… Что так повлиял на твою дальнейшую жизнь. Лучше меня так и не нашла?

Вот стоит к нему расположиться, как он опять кидает эти шуточки, от которых я готова свернуть ему шею дважды, чтобы наверняка.

— Да уж, такого засранца надо еще поискать, — он легко толкает в плечо, распуская кулак так, что пальцы касаются обнаженных участков кожи.

Как же с другой стороны смешно, что вся история случилась и закрутилась в такой клубок, что не распутать ещё долгое время.

Возникает дикое желание нагнуться и поцеловать его, нас разделяют какие-то крохи, а это действие спасёт от мыслей хоть на пару мгновений. Делаю этот шаг: закрываю глаза, мой корпус идёт вперед, но вместо того, чтобы уткнуться в полные губы Лукаса, слышу:

— Лорин, тебе что-нибудь принести? Воду? Кофе? Поесть?

Не знаю, как реагировать на его отказ, он отводит глаза и не смотрит в мою сторону, быстро встав с кровати и направляясь к двери. Вся его ласка появляется только на глазах окружающих. «Дура! О чём ты думала?». Хочется засмеяться над собой, а потом заплакать.

— Воды, — выдавливаю из себя словно остатки самообладания. — Принеси, пожалуйста, воды.

Мэй ничего не отвечает и быстро выходит, я откидываюсь на кровать и закрываю глаза руками. И правда верила, что нравлюсь ему? Какая глупость, стоит только повернуться, и он так же, как и Тоби, окажется в объятьях какой-нибудь блондинки.

Лежу так какое-то время, не открываю глаза, когда возвращается Лукас, к чему это всё? Их семья меня заполучила, скажу «да», и оставят, наконец, в покое. Лукас садится рядом и проводит рукой от подбородка, двигаясь по шее, до выреза платья. Хоть это и нравится, но всё равно открываю глаза, чтобы высказать ему то, что такие фокусы не пройдут.

И какого моё удивление, когда передо мной Мэй старший — Кеннет.

— Небось подумала, что это Лукас?

Отталкиваю его от себя, но он не сдвигается с места ни на сантиметр, силен как боров, а так и не скажешь. Хватает меня за лодыжку и тянет обратно.

— Отпусти, или я закричу.

— Нет, не станешь, или я сделаю из твоей сестры отбивную, — в его глазах не вижу и тени сомнения в том, что он не может это сотворить — он вправе делать, что захочет.

— Что тебе от меня надо? — пытаюсь скинуть его руку с ноги, он со смехом отпускает.

Под собой чувствую телефон, в голове возникает идея, надеюсь, что выйдет.

— Чего я хочу? Чего я хочу? Чтобы ты вышла за моего брата и не мешалась под ногами.

— Не мешала избивать мою сестру, чтобы добиться желаемого? — с вызовом бросаю я, на что он только улыбается.

— Ты умнее, чем думал, хотя наверняка эта проныра тебе сказала. Я прав?

— Даже если и так, что это меняет? Ты уже наказал её за это, — больно вспоминать лицо Патрисии, но парадоксально — именно оно придаёт сил, что отвечать ему.

Он разглаживает покрывало на кровати, его идеальные пальцы с идеальными ногтями бегают туда-сюда, у меня это вызывает только раздражение.

— Ты стала другой за это время, никогда за три года такой не видел. Может, я не ту сестричку выбрал? Патрисия хороша, но чересчур уж податлива, чуть надавил и … — он резко ударяет кулаком по кровати. — И она сдаётся.

Пугает не его жестокость или возможность того, что он и меня может сейчас ударить, а то как спокойно он это вспоминает, и его взгляд… Не похож он на человеческий

— Ты псих, — говорю я, вставая с кровати. — Выйди из этой комнаты.

Выставляю руку так, чтобы он увидел, где она находится, если вдруг забыл. Его реакция не заставляет себя долго ждать, Кеннет хватает руку и притягивает к себе так резко, что падаю на колени, а он выгибает пальцы под неестественным углом, я кусаю губы, чтобы не доставить ему удовольствие и не закричать.

— Знаешь, что я тебе скажу? Если ещё раз укажешь, куда или когда мне идти, твоя сестра из красавицы превратится в уродину. А потом сделаю ей пластику, и снова исполосую всё лицо, — замечаю, как краснеют пальцы и как рот наполняется кровью из разбитой губы. — Усекла, Лорин?

Не знаю, как он долго мог скрывать свои наклонности от нас, от Пат. Она всегда была так счастлива, неужели так долго не обращала на неё внимание? Какая из меня сестра? Слезы выступают из глаз, но не из-за боли, а из-за того, как обманывалась всю жизнь. Я была не просто эгоисткой, я была Гринчем, а все окружение было — Рождеством. Каждую вещь вокруг меня удавалось испортить. Только вот я не в кино и не в сказке, тут не появится фея-крестная и волшебным образом не исправить все эти события.

— Да, Кеннет. У-сек-ла! — он легко отпускает мою руку, наклоняется к моему лицу, я растираю свою ладонь.

— Знаешь, воительница, может, я ещё приберу тебя у братца? В тебе что-то есть, — его губы грубо касаются рта, и, наверно, эта пытка могла продолжаться и дольше, если бы не попытки кого-то открыть дверь, которую закрыл старший Мэй.

— Лорин, что за шутки? Открой! — в голосе Лукаса сомнение и беспокойство.

— А вот и мой братец! Что ж… Мы ещё вернёмся к нашим играм, — он похлопывает меня по щекам, я так и сижу на полу, пока он открывает дверь, Лукас влетает в него и начинает оглядывать комнату в поисках, когда находит, то направляется ко мне.

— Как ты? Он что-то сделал? — он с опаской касается моего тела в поисках повреждений.

— Оставлю Вас наедине, моя крошка тоже заждалась, — он бросает слова через плечо и исчезает в проёме, громко хлопая дверью.

Лукас быстро вскакивает с места и хочет уже отправиться в след за ним, но я его останавливаю:

— Не уходи, Лукас! Не надо, — он оборачивается, его лицо пылает от ненависти, и, кажется, что сейчас станет не просто красным, а бардовым.

Он впервые делает больно тем, как грубо скидывает руку, которой вцепилась ему в ногу. Но настолько все равно на эти глупости, важно, чтобы он остался здесь, со мной.

Рассматривая сейчас его лицо, точно знаю, что делать дальше, но его не обязательно посвящать в эти планы — всё узнает со временем. Да, рассердится, может, возненавидит, но примет, потому что иначе поступить не могу.

Он наклоняется ко мне, чтобы поднять, обнимаю его за шею и наслаждаюсь тем, как он пахнет, его тепло, его руки успокаивают — нет сомнений в том, что ненависти к нему больше нет.

Лукас легко проводит кончиками пальцев по спине, какое-то время ничто не нарушает наше спокойствие, и это даёт нам немножко отдыха перед предстоящей бурей. Закрываю глаза, готова, наконец, признать то, что дышу к нему очень неровно, сказала бы даже рвано, переходя от границы ненависти к другой, такой ещё непонятной.

Его сердце бьётся так же быстро, как и моё. Он легко отстраняется, но так медленно, что это означает только одно — хочет поцеловать и почему-то боится, раньше такой скромности я за ним не замечала. Такое чувство, что постепенно Лукас открывается и показывает того человека, каким он является за всеми этими слоями. Так будет намного больнее воплощать свой план в действие, но отступать уже некуда.

Моя смелость не часто берёт верх, поэтому следую порыву и приближаюсь своими губами к его, он слегка улыбается и отвечает на поцелуй. Его руки сильнее обхватывают меня, а я сжимаю его шею и мягко обхватываю ладонями лицо. Одна ладонь ещё ноет, но я опускаю эти мелочи. Его легкая небритость царапает лицо, однако и это кажется не таким уж и важным. Что может быть важнее того, что чувствую, как тело становится легче, а в животе образуются американские горки?