Страница 30 из 43
Я не стремлюсь узнать причину. Возможно, в глубине его души ещё осталось хоть какое-то понимание, а потому он знает, что уже перешёл грань. Но более вероятно, что ему просто надоело. Ведь я, как и обещала себе, держусь максимально отчуждённо, всё пропускаю мимо. За эти дни ни разу не выражаю даже намёка на какую-нибудь эмоцию.
И, хотя первое время скапливаемое напряжение разрывает изнутри, в какой-то момент мне становится действительно всё равно. Внешнее равнодушие потихоньку превращается во внутреннее. И даже понимание, что это, скорее всего, временный самообман, ничего не портит. Главное, я научилась держаться со Стасом. Ну или успешно внушила себе эту мысль. Месяц подходит к концу без происшествий.
Но в последний день сделки у меня вдруг что-то переворачивается в душе. Необъяснимое щемящее волнение преследует с самого утра, не желая отступать перед напором разума.
Совсем скоро я понимаю, что причина — Стас. Ведь стоит мне только выйти из ванной, чтобы позавтракать, и столкнуться с ним лицом к лицу — почти физически болезненное ощущение заполняет сознание. Я задыхаюсь необъяснимой безнадёгой.
Мы киваем друг другу — и по моей коже бегут мурашки.
Меня словно ударяет током, когда я сажусь рядом, сделав себе кофе. К горлу подступает ком, а тело пробивает чуть заметная дрожь. Я избегаю смотреть на Стаса, но от этого не проще. Не спасает даже сознание абсурдности такого состояния.
Я ещё никогда не завтракала так нервно. Каждый мимолётно брошенный на меня взгляд Стаса чувствуется так остро, что я иногда с трудом удерживаю чашку в руках. А жевать мой любимый миндальный круассан становится дополнительным испытанием.
Молчание не спасает ситуацию. Но я не могу сказать ни слова. Так и доедаю в непонятном надломе, снова и снова мысленно призывая себя прийти в равновесие.
Когда я встаю, чтобы помыть чашку, слышу неожиданное:
— Я уладил все дела, картину тебе доставят завтра.
Я застываю на мгновение. Сердце пропускает удар.
Но это лишь секунды — я быстро беру себя в руки, и, начав мыть чашку, равнодушно бросаю:
— Хорошо.
Его слова — ещё не дело. О том, сдержит ли он обещание, можно судить только завтра.
И даже если да — это не достижение. Лишь необходимое выполнение своей части сделки, не более. Для любого нормального человека.
И то, что такой нормальный Стас сильно контрастирует с уже привычным мне беспринципным манипулятором, не повод любое его проявление человечности считать чем-то выдающимся.
Решив так, я вроде успокаиваюсь. Домываю посуду и собираюсь разворачиваться, чтобы уйти в комнату. Но меня останавливают непривычно мягкие слова:
— Ты выдержала испытание. Завтра мы распрощаемся.
— Навсегда? — неожиданно растерянно спрашиваю я.
Не понимаю, к чему вообще у меня вырвался этот ненужный вопрос, да ещё и таким странным тоном. Но Стас реагирует невозмутимо.
— Как и предполагалось.
Я не знаю, что ответить. Но почему-то не спешу уходить.
Выдержав небольшую паузу, он вдруг добавляет так же спокойно:
— Один день ничего не решит, это простая формальность. Я могу уйти сегодня.
— С чего такое великодушие? — я вдруг начинаю заводиться.
Всё прежде сдерживаемое внутри разочарование переполняет настолько, что выплёскивается в один момент. И я бессильна перед мощью этого чувства. Захлёбываюсь в непонятной горечи, задыхаюсь всё сильнее с каждым мгновением.
— Кажется, тебе это надо. Ты выглядишь несчастной.
Никакого намёка на очередное издевательство — Стас говорит так, словно искренне проявляет участие.
Но от этого я только больше злюсь.
— С каких это пор тебя волнует моё благополучие?
Я не разворачиваюсь — так и стою спиной к нему. И даже чуть затянувшаяся пауза не заставляет меня ни обернуться, ни уйти. Я просто жду ответа, чувствуя взгляд Стаса всей кожей.
Наверное, я даже не дышу. Ожидание слишком напряжённое. Он делает шаг в мою сторону — я чувствую это всем телом. Слишком остро воспринимаю любое его действие. Тем более, сейчас, когда доведена им до предела.
— Чего ты так боишься?
Неожиданный вопрос.
Я не отвечаю. Боюсь, что расплачусь, если скажу хоть слово.
Я даже перед собой не могу объяснить своё состояние. Какой-то неожиданно мощный внутренний надлом на грани истерики внешне отражается полным оцепенением. Со стороны я выгляжу скорее апатичной. По крайней мере, хотелось бы думать, что я показываю полное равнодушие ко всему, а не даю понять, насколько мне тяжело.
Но Стас с его раздражающей проницательностью, наверное, улавливает мой истинный настрой. Ну или по какой-то ещё непонятной причине он вдруг говорит так, словно пытается успокоить:
— Что бы ни было, тебе не стоит позволять слабости поглотить тебя. Ты намного сильнее, чем думаешь сейчас. И ты справишься во всём. Ты всегда справлялась. Не буду говорить набор банальностей, хотя они потому и банальны, что правдивы. Верь в себя. Знаешь, говорят, самое страшное, что может случиться с человеком — потеря веры. Я согласен с этим, — помолчав немного, Стас добавляет решительное: — Прощай.
И проходит мимо меня — в сторону входной двери.
Несмотря на то, что он идёт довольно быстро и держится поодаль, даже мельком не задев меня, я слишком остро чувствую его мимолётное приближение и стремительное удаление. В момент, когда Стас проходит мимо, моё сердце словно рухнуло вниз.
Ещё некоторое время после его ухода я неподвижно стою в том же положении. А в голове звучат последние слова Стаса. Он сказал про потерю веры так… Необычно. Даже проникновенно. И словно искренне.