Страница 2 из 3
– Ладно, авось увижу, доедем.
Доехав до стоянки автобусов с надписью "Западный карьер", я пересела в салон, как только водитель открыл дверь. Пару минут успела понаблюдать огненный закат, который не загораживали дома. Ровная желто-оранжевая линия между белой землей и туманным небом. Будто рассеченное напополам тесто, из которого вытекает горячий металл.
Водитель автобуса окончил маршрут. С десятка полтора рабочих, все в черной одежде и с землисто-серыми лицами, выражающими усталость, толпой пошли к двухэтажному зданию. Мне надо было в гору. На улице совсем стемнело. Я вышла, включила фонарь. Водитель остановил меня:
– Не страшно? Идти ночью в гору? Давай я тебя до вокзала довезу, там переночуешь!
– чего мне бояться? Ведь в горах нет людей.
Странные люди. Они думают, что на вокзале, населенном бомжами и ворами, будет безопаснее, чем в лесу. Парадокс. В лесу спокойно. С людьми же каждая секунда – стресс. В лесу меня защищают горы.
На горе Качканар
Итак, я поднимаюсь ночью в неизвестную мне заснеженную гору по следам, освещая путь фонарем. Дорога заняла три часа. Где-то на середине пути, повернув со смотровой площадки, встретила парня с санками. Это Гриша, которого отправили мне на подмогу. С ним, коротая путь разговорами, добрались до монастыря. Несколько раз делали привал. Пили чай из термоса.
Мне спокойно в лесу. Так бы и стояла часами, наслаждаясь свежим воздухом и тишиной.
Вошли в помещение. За длинным низким столом на полу сидели несколько мужчин и две женщины.
Старший обратился ко мне:
– что привело тебя ночью в мужской монастырь?
– разве мужской?
– вообще это не мужской и не монастырь. Здесь нет монахов.
Оказалось, монах только один – старый военный, КГБшник, отслуживший 8 лет в Афгане. Русский мужик. Но теперь – Лама Докшит. Постоянно курит "Приму". Остальные – его послушники. Всего человек шесть. Они рубят дрова, варят еду, таскают воду, топят баню и так далее.
Рассказала, как сюда добралась. Лама сказал: «ты дура. Прости, не дура, а смелая и отчаянная женщина».
Когда его спрашиваешь о смысле жизни, просветлении и всём таком, он несколько раз спросит, зачем тебе это, и так и не ответит. А если ответит, ты поймешь, что тебе это не нужно. Есть у него такая насмешливая хитринка в глазах: когда в уголках глаз появляются гусиные лапки.
Отдала оладьи, которые уже спрессовались. Меня накормили гречкой и чаем. Почти сразу легли спать. Спят здесь на полу, на пенках, в спальниках. Все в одной куче: и мужчины, и девушки. Планируется отдельное помещение, плюс отдельное для туристов. По идее, монахи вообще не должны спать и сидеть за столом с туристами, но сейчас нет отопления, и везде очень холодно, кроме этого зала. Здесь стоит печь. Ночью работники договариваются, кто подкидывает дрова по часам. Я пару раз просыпалась от холода. Лежала почти без сна. Встала, когда один из рабочих громко бил во что-то металлическое. Подъём!
Начались утренние дела.
Монахи собирают спальники, делают зарядку и идут по делам.
Мне показали, где находится туалет.
Нужно выйти из комнаты в предбанник, идти через узкий коридор, выйти на улицу через снежный коридор, и на самом обрыве найдешь возведенный сортир. "Можно поссать в карьер, если ветер дует не в морду".
Сегодня поднялся сильный ветер. Меня чуть не сносило.
Репортеры с канала "Дойче Велле" снимали рассвет. Оператор заснял солнце, ритуалы, алтарную, кухню и интервью с Ламой, а журналистка честно дрыхла до одиннадцати утра. Мне тоже досталось: повели снимать обряд хождения вокруг ступы.
В восемь утра позавтракали рисом. Познакомилась с поваром-кавказцем Сашей, удивительно сочетающим в себе знания о медитациях с манерой общения гопников. Мне нравится его юмор.
Вышла девушка. Полненькая, светлые волосы до плеч, в красном свитере. Ее зовут Света, Лама дал ей имя Сатима. Это затворница, которая десять лет тут живёт. Они разговаривали с Сашей, Сатима его журила за проскальзывающие матерные слова, а он отшучивался:
– Что греховного в букве "х"? И "хер" – это старое название буквы "Х".
Затворница взяла валик для чистки от кошачьей шерсти и попросила одного из мужчин почистить ей спину. Взяв в руки валик, послушник шлепнул ее по заднице.
Что едят монахи
– Чо приносят, то и едим! – признается Саша. Никаких запретов на мясо нет. Но кошакам мяса не дают, а манную кашу они не едят.
– Есть ли у монахов дедовщина, типа, дембеля, духи?
– как видишь, есть.
Самого молодого гоняют больше всех работать, а он обижается.
Связь у них есть: один телефон с подключенным усилителем сигнала. Но снимешь трубку – сигнал пропадает. Есть ветрогенератор, но он сломан. Есть ноутбук с автономным питанием и вай-фаем и розетки, но доступ только избранным. "Старожилы" используют комп для флэш игр, а мне не разрешили даже телефон зарядить, чтоб связаться с мамой, написать пост, сделать фото и другие важные вещи. Я осталась без связи с разряженным телефоном.
Лама хочет построить дирижабль и облететь вокруг света. Совсем не похоже на буддизм, где главная идея – отказ от всех желаний. А еще у него жена есть, которая тут живет. Молодая девушка Маша, дет двадцать, а ему шестьдесят.
Проснулась журналистка. Взяли у Ламы интервью, спрашивали по поводу конфликта с лесничеством.
– Что Вы будете делать, если вас снесут?
– Ничего. Я не буду уходить. Сопротивляться тоже. Они не знают, что можно сделать бомбу из бутылки "фейри". (бывший солдат рассказал, как при помощи химического состава моющего средства испортить электропитание всего лесничества, без которого оно быстро загнется).
Занятный мужик… и при этом глаза такие добрые.
Интервью взяли так же у молодой девушки Маши. Поставили свет и камеру, заставили всех заикнуться.
– Скажите, Вы жена ламы?
– Жена… ладно, пусть будет так. Мы говорим о буддизме, а личная жизнь – это личное дело.
– что для Вас буддизм?
– для меня это не религия. Это способ жить осознанно.
Сатима села плести браслеты из тесемок, которые привезла из Тайланда. Она вяжет растаманские шапки, носки и тапки. Говорят, так ей собрали денег на обучение в Индии. В России нигде не посвящают монахинь, только в Индии есть беженцы с Тибета, плюс там она будет изучать тибетский язык. Еще один парень уехал в Непал учиться, один в Гималаи. Так, будет четыре монаха, и они смогут посвящать других.
Приехали два парня с Екатеринбурга. Один ходил без майки постоянно, несмотря на холод. Много знал про буддизм, говорил, что в Непал едет.
15.20. Репортеры уехали, прихватив на хвост Сатиму. Лама взял свиту и спустился вниз – за бензином. Остались только Саша, Гриша, двое приезжих и я. Пошли топить баню. Меня загнали в баню первую и сказали выйти быстро. Несколько раз. Я поняла, забежала в баню, разделась, обтерлась и вышла. Возвращаюсь.
– вы чего не идёте? Вы ж сказали, быстро…
– для девочек быстро – это медленно – отвечает Саша.
Вообще, я б с мужиками сходила. Одной не в кайф, еще и торопишься, чтоб не остыла баня, да и вообще – не поговорить.
18.00-21.00. Парни с Екб, с которыми я договорилась уехать, свалили втихушку. Не позвали. Пришли два бизнесмена. В туфлях, костюмах, при параде… на гору… все были в шоке. Первый уехал быстро, второй сидел два дня. Общался с Сашей и отказывался уезжать, пока всё не узнает.
Несмотря на висящее под стеклом расписание, распорядка дня нет. Нет заявленных лекций, т.к. стройка и все дела, никаких совместных практик, никто никого не учит. Кто хочет – самостоятельно все, вот книги, вот комната для медитаций. Может, я в такое время попала…
Сходила в алтарную. Пыталась медитировать. Холодно – жуть! Изо рта пар идёт. Только на второй раз мне удалось абстрагироваться от холода и аккумулировать тепло внутри себя, не обращая внимание на остывающее тело.