Страница 22 из 84
И, оставя всех за столом, он ушёл.
Одна только Анельця, следившая из соседней комнаты, чтобы всё шло своим порядком в столовой за ужином, скользнула вслед за князем, которого камердинер проводил в спальню.
— А, ты тут! — благосклонно уронил Гагарин, услыхав за собой её лёгкие шаги и слегка повернув к ней голову. — Ну, входи... входи... Помоги мне раздеться и уложи...
С этими словами он переступил порог обширного покоя, отведённого под спальню, убранного почти так же, как его обычная опочивальня в роскошном петербургском дворце.
Камердинер, видя, что он лишний, стушевался, только Митька-казачок, шустрый мальчишка лет четырнадцати, красивый и наглый на вид, прошёл тоже в спальню и стал у дверей, ожидая приказаний. Гагарин не стеснялся перед этим балованным и испорченным мальчишкой, как не стеснялся своей любимой борзой Дианки, которой позволял спать в углу опочивальни на особом мягком коврике...
Быстро и ловко помогла Анельця своему господину снять халат, мягкие сапоги, надеть ночную рубаху, уложила, укрыла его и осторожно, но умело погладила ему вытянутые ноги, приговаривая:
— Бедны наши ножки... Они же устали... Пусть спочинут!..
Гагарин даже прищурил от удовольствия и неги свои загоревшиеся, масляные глаза и потянулся на мягкой постели. А экономка уже успела взять с дальнего стола хрустальный кувшин с квасом и бокал, поставила всё на столике у самой постели, подвинула свечи так, чтобы свет не падал на лицо князю, и стояла, глядя ему в глаза, словно ожидая последнего, призывного знака...
Медленно поднял Гагарин свои полные желания глаза на лицо Анельци и уж готов был сделать этот знак... но вдруг до обмана ясно у него в глазах зареяло другое женское лицо, бледно-матовое, с тёмными, жгучими глазами... и грубым, неприятным показалось это крупное пылающее лицо Анельци, так не сходное с личиком красавицы поповны. Исчезло у князя всякое желание приласкать эту женщину, смотрящую на него своими выпуклыми светлыми глазами, в которых столько собачьей преданности и рабской покорности.
— Устал я нынче с чего-то... — притворно зевая, кинул он экономке. — Иди себе почивать с Богом. И я авось засну...
Ещё сильнее вспыхнуло лицо Анельци от неожиданности и обиды.
«Позволил уложить себя и вдруг — отсылает... Никогда ещё так не бывало!.. Неужели совсем надоела раба своему господину и он собирается прогнать её, подыскать себе другую?..»
Эти мысли быстро пронеслись в уме Анельци, но она ни звуком, ни единым движением не посмела обнаружить своей тревоги и, низко поклонившись, сказала только:
— Спочивайте, ваша мосць!.. Добраноць!..
Ещё раз поклонилась, с Почтительной мгновенной лаской коснулась губами одеяла, окутавшего ноги господина, и быстро вышла с негромким вздохом, который словно против воли вырвался из взволнованной груди.
Гагарин, полусидя в постели, налил себе квасу, выпил, лёг и приказал казачку:
— Потуши свечи и ступай...
Митька исполнил приказание и уже направился было в соседнюю комнату, где спал всегда полуодетый, готовый явиться по первому зову, как вдруг его снова окликнул князь:
— Постой... Зажги свечи... Не спится...
Пока мальчик зажигал свечи, Гагарин вызвал в памяти образ своей лектрисы. Эта всё-таки больше напоминает лицом девушку, которая сразу овладела усталым, но вечно жадным воображением князя... И, томимый своими неясными, но тревожащими желаниями, он обратился к Митьке:
— Мамзель позови... Пусть почитает что-нибудь... Не спится мне нынче...
Быстро кинулся мальчишка за лектрисой с хитрой, порочной усмешкой на лице. Он хорошо знал, что значит данное ему распоряжение...
А когда француженка, в ночном пеньюаре, с какой-то книжкой в руке прошла по слабо освещённому коридору и скрылась за дверьми спальни князя, Анельця, сторожившая тут всё время, вышла из-за шкапа, где она стояла, дрожа от волнения и злости, молча погрозила вслед лектрисе и бесшумно двинулась к своей комнатке, расположенной недалеко от двух комнаток, отведённых для второй, более счастливой, фаворитки.
Освежённый продолжительным, крепким сном, вышел на другое утро Гагарин в большой приёмный зал своего дворца, где уже толпился народ чуть ли не с рассвета. Судейские чины со своим вице-президентом Родионом Ушаковым во главе, обер-комендант, стольник царский Иван Фомич Бибиков, комендант тобольский, стольник и обер-инспектор провинции, Семён Прокофьевич Карпов, воеводы Верхотурья и Туринска, Траханиотов и Воронцов, енисейский комендант, стольник, Александр Семёнович Колтовский и многие другие стояли впереди остальных средних и мелких людей и людишек, пришедших по службе и на поклон новому губернатору. Были тут и городовые приказчики, потом заменённые городничими и исправниками, явились и ясачные сборщики, ямские и земские старосты, городские головы и торговые выборные, толмачи присяжные, городовые и целая кучка новокрещёных бурятских, самоедских, остяцких и других князьков, желающих ударить челом наместнику самого московского царя. Цветистой группой в своих восточных нарядах пестрели наезжие торговцы-бухарцы, калмыки, киргизы, китайцы и другие. Тут же несколько мулл от мусульманского населения Тобольска, несколько седобородых старшин стояли, как живые изваяния, а за ними в причудливых нарядах, в оленьих и лисьих мехах, разрисованные, жались в угол полудикие шаманы и темнолицые представители ясачных, кочевых племён, населяющих простор этого края Сибири. Особняком, подальше видны были пленные шведы, успевшие не только освоиться среди победителей, но и занять хорошее положение в администрации, особенно по горному ведомству. Впереди других находились Фома Блиор, бергмайстер местной коллегии.
Боярские дети, выборные от горожан, казаки, посадские, приказный мелкий люд, которому не пристало стоять впереди с дьяками и подьячими, — все они теснились на заднем плане длинной, невысокой, скудно обставленной приёмной залы.
Капитаны и другие офицеры, начальники рот и военных частей тоже построились блестящим рядом по другой стороне зала, против гражданских высших чинов, одетые в разноцветные мундиры и затянутые в свои лосины. Негромкий говор совершенно стих, едва распахнулась широко дверь и в глубине соседнего покоя показалась тучная фигура Гагарина, застучали по налощённому полу высокие красные каблуки его башмаков, украшенных бриллиантовыми пряжками.
Одет он был так же пышно, как и вчера во время богослужения, только без пудренного парика, как бы следовало по регламенту. Пропитанный многими предрассудками московской старины, Гагарин не любил надевать на голову «мёртвые волосы», считая это делом нечистым и греховным. На глазах Петра, строго требующего исполнения церемониалов, князь вынужден был часто являться в пудренном парике, но дома его не носил, подобно царю. А здесь — за тысячи вёрст от Парадиза и его сурового хозяина — новый повелитель края решил отменить совсем этот, неприятный ему, придворный обычай ношения парика.
Низким поклоном встретили вошедшего все, кто теснился в зале, желая первым попасть на вид князю. Он ответил ласковым, тройным поклоном на все стороны, придав себе настолько важный и величавый вид, насколько это было доступно человеку небольшого роста и тучному чрез меру.
— Здравствую вас всех, государи мои, гражданского и воинского сословия и торговых и прочих чинов люди! — громко заговорил Гагарин. — Благодарствую за добрый и знатный приём, вчера мне учинённый ото всех града сего жителей и властей с духовенством купно. От имени его величества, государя царя и великого князя, Петра Алексеевича, всея России самодержца, милость и привет объявляю верным слугам и подданным его, как православным россиянам, так и многим иным, на землях сибирских проживающим!
— Виват царю и государю нашему! Виват губернатору, князю Матвею Петровичу! — громко прокатилось по залу в ответ.
Инородцы, поняв, что надо принять участие в общем гуле, тоже закричали своими гортанными голосами, кто что умел, по-русски и по-своему.