Никаких принцев!

С ролёвками он после феи с колдуньей, конечно, завязал. Ударился в работу. Не женился. Вкусил жизнь отца-одиночки. Говорит, интересный опыт. У нас прекрасная семья, мне не на что жаловаться – папа у меня замечательный. Но почему-то считает, что за шестнадцать лет я ещё не привыкла к «лягушка днём, принцесса ночью», оттого страдаю, и меня нужно кровь из носу расколдовать. «Жабёнок мой, ты столько теряешь!» Мда… Иные мамаши так над своими дочерями не трясутся, пытаясь устроить их личную жизнь! Папе совершенно невдомёк: за шестнадцать лет я привыкла к тому, что люди воротят от меня нос, и даже в метро в час пик вокруг меня – пусто. Он ещё не понимает, что меня это совершенно не волнует: странно завидовать одноклассницам-красоткам, когда ты краше их в сотню раз. Правда, только ночью. Но всё же. И они бегают на свидание с парнями, которые на такую, как я днём, смотрят, точно я… ну, лягушка, а ночью (реши я показаться им на глаза) уложатся к моим ногам штабелями. Это же очевидно: их не волнует, что у меня доброе сердце или золотая душа. Или на литературе я круче всех. Главное, что у меня с лицом. Да сдались мне такие! Пустышки.

А других нет – папа это никак не поймёт.

Поэтому практически каждую пятницу я оказываюсь в каком-нибудь крутом ресторане, куда, если явишься в джинсах, даже официанты начнут странно коситься, и где меню листаешь, как учебник по иностранному языку. Там я, говоря словами папы, социализируюсь. Процесс социализации проходит так: папа вместе с кем-то из партнёров или друзей (что часто одно и то же) обсуждает какую-нибудь политическую занудность или экономику, а я с моей, хм, социализацией сидим рядышком и пытаемся смотреть куда угодно, но только не друг на друга. Как-то так получается, что у партнёров-друзей папы полно сыновей примерно моего возраста. И большинство из них хоть сейчас на обложку журнала.

- Ну улыбнись же, жабёнок! – тихо бросает мне на ухо папа спустя полчаса.

Я поднимаю голову от тарелки, ловлю взгляд моего визави и растягиваю губы в исключительно дружелюбной улыбке.

Визави отшатывается вместе с креслом.

Спустя десять минут отец бедняги тоже что-то шепчет ему на ухо, после чего следует приглашение на танец, сказанное так напряжённо и отстранённо, будто нас уже повенчали, близится первая брачная ночь, и несчастный жених пытается объяснить, почему он не хочет со мной спать.

С новой, не менее дружелюбной улыбкой я принимаю приглашение, и меня выводят (аккуратно, стараясь не касаться перепончатых пальцев) на паркет.

Танец это напоминает только при взгляде со стороны. А так – попытка меня не трогать, не смотреть и при этом вести под музыку.

- Не бойся, это не заразно, - снова улыбаюсь я.

- Это?

Киваю.

- Зелёным ты станешь потом, когда напьёшься, - подмигиваю. - Да, и вот ещё: не удивляйся, в конце этой… пытки тебя попросят меня поцеловать. В губы. У моего отца на поцелуях пунктик. Так вот, если не хочешь меня ещё раз увидеть… Не делай вид, что тебе о-о-очень неприятно, ладно?

Тяжёлый вздох. И неразборчивое:

- А я так хорошо мог провести этот вечер!

- Да, я тоже.

Эта реплика зарабатывает ещё один вздох. И неожиданное:

- А ты неплохо танцуешь.

- Спасибо, - для разнообразия не улыбаюсь. Всё-таки мне сделали комплимент, незачем пугать лишний раз. – У меня большая практика.

- Практика?

- Парень до тебя, когда пригласил, повис на мне как будто без сознания, и я тащила его весь танец, как мешок с картошкой, - я подмигиваю. – Так что да, практика.

Это заявление вызывает смешок, впрочем, сдержанный. Не пойму только, нервный или человеку действительно весело?

В конце – после танца и поцелуя – мы оставляем «предков» за их акциями, парламентскими выборами вместе с курсом доллара и расходимся каждый в своём направлении.

- Тебя подвезти?

Да, так тоже иногда бывает. Папины акции или моё обаяние?

Широко улыбаюсь – обычно это действительно производит неизгладимый эффект – и в упор интересуюсь:

- Тебе мало было моего общества? – На этом месте главное, круто разворачиваясь на каблуках, не свалиться.

- Вика, послушай. Мы можем, по крайней мере, сделать вид, что встречаемся… - да, и это иногда предлагают.

Разворот обратно.

- Я Виола, а не Вика. Можем. Зачем это тебе?

- Ну… - чаще всего не отвечают. Хотя, бывает, признаются: новая машина, месяц отдыха без контроля родителей и неограниченный кредит карманных денег. Один раз была даже лошадь.

Круто, когда с тобой встречаются из-за лошади.

- Давай поставим вопрос иначе, - улыбаясь безотказной лягушачьей улыбкой, говорю я. – Зачем это мне?

На этом месте следует удивление. Как? Такая уродина – и не хочет похвастаться парнем с внешностью голливудского актёра?