Страница 12 из 13
Или банальное «как дела?», а потом ступор, потому что в итоге нам окажется нечего сказать друг другу… Из потока этих мыслей меня вывел хлопок по плечу. Один наушник выпал, и я обернулся.
Она стояла позади меня и продолжала улыбаться. Совсем не фирменной улыбкой «Прованского сада».
– Привет! – радостно воскликнула она.
– Салют, – усмехнулся я.
При свете окна, у которого мы замерли, я увидел, что ее волосы отливают рыжиной, а кожа очень светлая.
– Как… как ты? – спросила она, слегка переводя дыхание.
Похоже, бежала за мной.
– Хорошо, – не переставая нервно усмехаться, ответил я. – А ты?
– Отлично, хотя работы навалом… Вчера весь день клеили новые ценники. – И она закатила глаза. – Как маме твой подарок?
– Ну, она еще не пользовалась… Сказала, что красиво упаковано.
Алина лишь посмеялась. Я не мог перестать улыбаться. В ней было что-то светлое. Мне хотелось задать глупый вопрос, что-то вроде: «Можно я буду смотреть на тебя долго-долго?» или «А можно приходить в ваш магазин, чтобы просто увидеть тебя?».
– У меня сейчас перерыв! – сказала она.
– Может, тогда перекурим? – Я не нашел ничего умнее.
Она кивнула, хотя даже само слово «перекур» не вязалось с ее обликом. По дороге она захватила в каком-то кафе кофе на вынос, и мы вышли из торгового центра через боковую дверь для персонала. На заднем дворе было неожиданно грязно. Везде стояли грузовики с открытыми пустыми кузовами.
Я закурил, а она все это время пялилась на меня.
– Как тебя зовут? – спросила она.
– Сергей.
– А я…
– Алина.
– Откуда ты знаешь?
– У тебя бейджик на рубашке.
– А, ну да, – рассмеялась она. – И сколько тебе лет?
– Шестнадцать.
– Мне тоже!
Я слегка отвел руку в сторону, чтобы дым не шел на нее. Она уже и так отчаянно моргала, но вежливость, или не знаю что, не давала ей отойти в сторону или просто поморщиться.
– Извини, ты же не куришь, – заметил я, – я сдуру предложил. Тебе, наверное, хотелось поесть…
– У меня всего пятнадцать минут, – пожала она плечами, – так что считай, я перекуриваю. Где ты учишься?
Я назвал школу, она – свою. У нее была какая-то гимназия, где половина предметов велась на английском. За двадцать минут я узнал об Алине многое: она любила поболтать.
В «Прованском саду» подрабатывает после школы в будни. Ей очень нравится вся эта косметика, парфюмерия, и в первый рабочий день она думала, что стресса в таких местах не бывает. Ошибалась. Клиенты попадались самые разные. Но Алина не собиралась бросать подработку.
«От хороших запахов хорошее настроение, понимаешь?»
Ее отец был профессором политических наук и преподавал в университете, а еще часто катался по всему миру с лекциями. Мама же – домохозяйка. Еще имелись братья-близнецы, но им было всего по два года. Недавно они завели собаку, сенбернара.
«Когда он вырастет, можно будет на нем катать близнецов!»
У нее была лучшая подруга, Вероника. Они дружили с тех пор, как она переехала в этот город. Она всегда ей обо всем рассказывала.
«Не могу иначе, я вообще открытый человек!»
Учеба давалась Алине легко, особенно английский. Она мечтала учиться в Лондоне, и с возможностями ее отца это было, в общем-то, реально.
«Он хочет, чтобы я стала экономистом, а мне нравится история искусств».
– А кем хочешь стать ты?
Я посмотрел на часы. Пятнадцать минут давно прошли.
– Мне кажется, тебя будут ругать, – заметил я.
Алина спохватилась, и мы побежали к «Прованскому саду».
– Слушай, ты что делаешь завтра? – спросила она.
– Да ничего…
– Завтра же суббота. Позавтракаем вместе во французском кафе Jour fixe, там очень вкусные завтраки! Это тут, на первом этаже.
– Да, давай. – Ситуация начинала напоминать день нашей первой встречи, когда она вовлекла меня в водоворот своих действий, а я только кивал и шел за ней вдоль банок с кремом.
– В десять! – весело заявила она. – Буду ждать тебя в кафе!
– Да. До завтра!
Мы смотрели друг на друга как идиоты еще полминуты, а затем разбежались.
С Алиной все вышло безумно и быстро. Только мы увиделись, как мгновенно пересеклись сотни тысяч совпадений, превратившихся в обстоятельства нашего знакомства. Но затем она взяла дело в свои руки. Сказала напоследок приходить даже просто так. И догнала меня, пока я против воли шел мимо, пытаясь придумать достойный повод снова зайти в «Прованский сад». Она же позвала меня на завтрак в это французское кафе.
И я не пришел.
Я не проспал. Встал в восемь утра и закрылся в ванной. Теперь уже чахлый мартовский свет проливался сквозь маленькое окошко, а я смотрел на себя в зеркало, пытаясь понять, куда меня вдруг понесла жизнь.
Все было очень внезапно.
Казалось, самая естественная вещь – пойти на свидание с девушкой и просто с ней поговорить, как минимум – подружиться, узнать, что она за человек и что есть в ее жизни кроме семьи, сенбернара и школы. Вполне нормальное поведение.
Но не для меня. Я чувствовал приступ паники. Что я могу рассказать Алине? Как блуждаю в себе под Bring Me the Horizon? Грузить ее метафорами о башнях и стенах, которые никто не атакует?
Она была словно соткана из света. В ее жизни царила приятная ясность. Я уже успел понять, что она относится к такому типу людей, которые не замыкаются в себе. Наоборот, они очень открыты, и мир любит их за это. Я принадлежал другой стороне жизни. Мне она не очень нравилась, но и оставить ее так просто не получалось.
Что я расскажу?
Меня часто бьют, и я бью в ответ.
Драки случались минимум раз в два-три месяца.
Постоянно хамлю учителям, потому что ненавижу дутые авторитеты и их злоупотребление полномочиями.
Что еще я расскажу? Что не вижу грани между хамством и искренностью и поэтому меня все терпеть не могут?
Что я до чертиков боюсь попробовать стать проще? Потому что, мне кажется, я не справлюсь там, где не надо быть грубым и злым, а можно просто открыться и показать свою человечность.
Что я ей расскажу потом?
Осмыслив свой убогий психоанализ, я оделся и пошел на стройку. Бродил там до обеда как идиот в наушниках, ни о чем не думая. Хотя в голову все равно лезла картина того, как Алина сидит в том кафе и ждет меня: она же упорная. Будет ждать час с лишним. Но никто не придет.
При мысли об этом мне хотелось взять лом и вдарить себе меж глаз.
Тренировки с каждым разом проходили все лучше и лучше. Мы перестали валять дурака, пытаясь показать себя, и начали тянуться за каким-то командным духом. Один толстый паренек, как я и предсказывал, ушел сразу после первого занятия. Второй остался, заявив, что ему плевать, что мы там про него болтаем.
– Я хочу играть в баскетбол, понятно? Кому не нравится, можете валить сами.
Все заулюлюкали, но к нему больше не приставали, да и играть он стал лучше. Если кто-то показывает характер, он становится интереснее. Топтать же принято тех, кто не может оказать сопротивление.
Еще мы как-то естественно заобщались с Дэном. У меня вообще хорошо получалось случайно сходиться с людьми.
Когда никого не ищешь, все находятся вдруг сами.
Сначала я думал, что он накачанный придурок, целующий свои бицепсы. Про остальных его друзей из секции это оказалось правдой. Но Дэн был проще и дружелюбнее.
На самом деле его звали Денисом, но это имя ему не шло, и лаконичное недозападное «Дэн» отражало его суть лучше. Во время тренировок он бегал в угаре и орал на всех с озверевшим лицом: «Шевелись, мокрица!». Поэтому его сделали капитаном. Однако после каждой игры на него снисходила нирвана, и он обнимал нас с блаженной улыбкой, даже если мы проиграли. Это было наглядным примером того, что происходит после выплеска агрессии в спорте.
Мы часто возвращались вместе домой. Дэн, как и Алина, принадлежал к типу открытых, разговорчивых людей. Я же любил слушать.