Страница 11 из 27
– Конечно, будем. – сухо ответил Побилат, чётко следовавший инструкциям подполковника Лютого.
– Да ты с ума, что ли сошел? Парень, опомнись! Здесь их сотни тысяч! Мы, скорее сдохнем на этих коробках, чем их перелопатим. – не сдержавшись, взвыл до сего момента спокойный и уравновешенный прапорщик.
– По времени, нас никто не ограничивает. Если потребуется, будем считать: хоть неделю, хоть две. Вскрывать будем каждую коробку. – пробурчал Побилат, снимая со стеллажа первую попавшуюся ему под руку упаковку.
– Стой, лейтенант! Не спеши. – Михайленко предпочел зайти с иного боку. – Поставь-ка тару на место и выслушай меня. – подсев к Побилату, прапорщик вновь перешел на привычный ему разговорный тон. – Так вот, мальчик. По возрасту ты годишься мне чуть ли не в сыновья. Да, и одни мы здесь. Потому, позволь обращаться к тебе по-простецки. Считай, по-отечески. Эх, Сашка-Сашка! Скажи-ка мне, а оно тебе надо? Имею в виду, сутки напролёт копаться в чужом дерьме. Уясни, милок, главное. Командиры приходят и уходят, тогда как прапорщик Михайленко практически бессменен. Считай, вечен. Знал бы ты, сколько до тебя перебывало здесь офицеров. Сколько солдат сменилось. Из всех остался лишь я один.
Ну, ты сам посуди. Куда ж без меня, тому же Лютому? Да, и тебе самому, ещё не раз придется ко мне обращаться с той или иной просьбой. Так что, сынок… Давай-ка, мы с самого начала будем друзьями. Отложим на неопределённый срок это неблагодарное занятие, посидим за столом; выпьем и поговорим по душам. Уверяю, мы найдем массу общих и интересных тем. Уж будь уверен: человек я начитанный и разносторонний.
Саня, не уж-то ты и впрямь думаешь о том, что тебе вдруг удастся найти здесь то, чего не смогла отыскать московская комиссия, собранная из прожжённых волчар своего дела, приезжавшая к нам на объект лишь пару месяцев назад и пробывших тут без малого две недели? Мальчик, советую тебе не быть столь наивным.
– Кто знает… – лукаво подмигнул прапору Побилат. – …Быть может, вы и с ними… Взяли, да и бросили «это грязное дело» и те, отпущенные им две недели, лишь говорили с ними «по душам».
– Но-но, пацан! – огрызнулся Михайленко. – Ты смотри, не нарывайся. Ведь я могу поговорить с тобой и по-иному. Мало того, что скрипя сердцем, я терпел я тебя последние восемь дней. Как распоследний бобик выполнял любой твой каприз!.. – и тут, видимо сообразив, что понесло его вовсе не туда, прапорщик вдруг осекся. – …Хотя, ладно. Забудем. Будем считать, что последних слов ты мне не говорил и я их не слышал. Ты пойми. Терпение моё, вовсе не безгранично. Да, и негоже мне, сорокалетнему мужику, словно обезьяна, прыгать по этим чёртовым стеллажам. Устал я. Влом мне, бестолково тягать эти пудовые кубы.
Сашок, ну кто проверит: считались мы или нет? Ты только представь: что пару месяцев мы можем быть (причём бесконтрольно), предоставлены самим себе. Чуешь, на что намекаю? Отдохнем, как белые люди, а после и отчитаешься. Если хочешь, я даже подкину тебе пару-тройку компроматиков о коих, ни одна комиссия не дотямала.
Для подобного случая, у меня кое-что припасено. Пить будем настоящий дагестанский коньяк, а не приторную местную чачу, которую не то, чтобы пить, раны смазывать противно. На закуску: лимончики; икорка; московская колбаска; малосольные огурчики; сало. Всё это и многое другое превосходно скрасят наш суровый армейский быт. Бросай на хрен свои долбаные шприцы и айда в мою каптёрку. Там вентилятор, удобные кресла, японская техника, музыка, холодильник. Да, что же я тебя всё дразню? Пойдем со мной, сам всё увидишь.
Побилат равнодушно и без каких-либо видимых эмоций слушал увещевания прапорщика. Он безучастно смотрел в его перевозбужденное лицо, думая о чем-то своем. Наконец, воспользовавшись короткой паузой, лейтенант попросил Михайленко подать ему нож, дабы вскрыть, всё ещё стоявшую перед ним коробку со шприцами.
В бессилии, прапорщик матюгнулся. И тут в его голову пришла уж и вовсе неожиданная мысль.
«Не век же мне, куковать на этих долбаных складах. Как не крути, а рано или поздно, придется мне передать это созданное непосильным трудом хозяйство, в чьи-то чужие руки. А почему, собственно, в «чужие»? Почему бы мне, уже сегодня не задуматься о своем приемнике? Что если, прямо сейчас, я сделаю этому сопляку предложение, от которого он, уж точно не откажется? Год-другой поработаем вместе, а потом возьму, да и подарю этому никчёмному балбесу свой бесценный подарок. Как говориться: преподнесу ему на тарелочке с голубой каёмочкой, ключи от безбедной жизни и обеспеченной старости. Эх, и повезет же щенку.
А вдруг, эта неблагодарная тварь, всё же откажется? И это, после тогда, когда я раскрою перед ним все свои карты. Да нет, согласиться. Куда же он, сука, с подводной лодки денется? Сломаю, застращаю паскуду. Ведь это с виду он такой неподкупный и упрямый, а копни глубже. Как, собственно, и вся современная молодёжь, он в конце концов окажется бесхребетным слабаком и слюнтяем. В отличие от нашего поколения, у современных тинэйджеров нет ни чувства долга; ни чести; ни ответственности; ни гордости за своё Отечество, за былую Державу. Бунтуют они и лезут на рожон, пока в карманах у них пусто. Заслышав же звон золотой монеты, они тотчас превращаются в покладистых и вполне управляемых пресмыкающихся. На крайний случай, пацан испарится, пропадет без вести. Уж я-то знаю, как во время войны, прятать концы в воду.»
– Саня, скажи-ка мне. Есть ли у тебя заветная мечта? Либо некая недостижимая цель? – как ни в чем ни бывало Михайленко вдруг обратился к Побилату.
Хотел было лейтенант рассказать прапорщику о своем сокровенном. О том, ради чего он всеми правдами и неправдами пробивался в Чечню. Да, вовремя одумался. Перед этим скользким типом, совсем не обязательно было раскрывать свою душу и говорить о сугубо личном. Потому и предпочел Побилат промолчать.
– Быть может, ты желаешь сделать карьеру военного?.. – не унимался Михайленко. – …Дослужиться до генеральских погон. Может, ты грезишь себя в образе обеспеченного и независимого мужика, этакого богатого мачо? Либо мечта твоя где-то там, на уровне безответной любви? Виной тому некая бесподобно-обворожительная непреступная красавица? Так ты, Сашка, только скажи. Боюсь, но ты вовсе не предполагаешь, какими возможностями, на самом деле, я обладаю. Коль захочу, так любой командир будет портянки мои стирать. Вот я их всех, где держу! – и прапорщик продемонстрировал лейтенанту крепко сжатый кулак. – Если ты думаешь, что я с этих грёбаных складов подворовываю… Тем, дескать, и существую. То хрен-то там. Я владею тем, что может открыть любые двери. Но, об этом несколько позже. – Михайленко осекся, сообразив что сболтнул лишнее. – Эх, парень! Давай-ка, сперва сдружимся, немного поработаем вместе. И я посвящу тебя в то, о чем неизвестно ни одному смертному. А через пару лет: эти ангары, этот бездонный Клондайк – перейдёт в твое, единоличное пользование. Поверь, лишние хлебала здесь не нужны. Всем этим, должен распоряжаться только ОДИН. Ну, так как, хлопец? Сработаемся?
– Товарищ прапорщик, может, мы всё-таки продолжим? Время-то идет, а у нас ни один шприц ещё не пересчитан.
– Ну ты упертый!.. – нервно сплюнул Михайленко. – …Хорошо. Будь по-твоему. Да только заруби себе на носу, что в будущем… В очень для тебя, тяжком будущем… Я вполне адекватно отреагирую и на твои мольбы о помощи. – прапорщик швырнул на коробку свой перочинный нож. А ведь он был до последнего уверен в том, что Побилат «купится» на его щедрое предложение.
В душе заведующего военными складами неистово клокотала ненависть, замешанная на остром желании мщения. Никто, даже самые высокопоставленные чины, никогда не смели ему перечить. При этом, абсолютно каждый из них оставался доволен и удовлетворён дружбой с прапорщиком.
«Добро-добро, сосунок хренов. Отольются мышке кошкины слезы. Ты ещё узнаешь, кому сказал „нет“. Кровавыми слезами, падла, умоешься!..»
К П П
На месте нынешнего дальнего объекта, куда подполковник Лютый «сосватал» майора Князева, когда-то возвышалась старинная: ни то крепость; ни то сторожевая башня. А может, то было и некое религиозно-оборонительное сооружение, воздвигнутое пару-тройку веков назад и, очевидно, благополучно разрушенное примерно в тот же самый временной промежуток.