Тебе, с любовью…

– Мне нужны фотографии с осеннего фестиваля для альбома выпускников, – объясняет мистер Жерарди, пропустив мое предложение мимо ушей. – Ты потратишь всего час: немного поснимаешь и будешь свободна.

– Но фестиваль уже завтра.

– Я знаю.

Нелепость какая-то – устраивать осенний фестиваль, когда на улице под тридцать градусов жары. Но со школьными традициями не поспоришь: принято проводить осенний фестиваль и футбольный матч в первый четверг октября, а на следующий день устраивать танцы.

– Я не собиралась туда идти, – говорю я.

Ни на фестиваль, ни на игру «на своем поле», ни на танцы.

Роуэн молча потягивает газировку.

Мистер Жерарди присаживается на скамейку рядом со мной.

– Это твой последний школьный год, – тихо замечает он. – Ты никогда в жизни больше не будешь выпускницей школы.

Я фыркаю.

– Думаете, я пожалею о том, что не сняла футбольных игроков с перемазанными взбитыми сливками лицами?

– Возможно. – Он умолкает на пару секунд. – Только не говори мне, что у тебя не возникало мысли снова взять в руки фотоаппарат.

Воображение рисует Деклана Мерфи. Сначала у моей машины, где с упавшей на глаза полоской света он походил на супергероя в необычной маске. Потом выражение его лица, когда я врезалась в него в школе: агрессия, ярость в глазах и… уязвимость.

– Возникала, – говорит мистер Жерарди. – Иначе и быть не могло. Ты наделена слишком большим талантом. Не зарывай его в землю, Джульетта.

Я не отвечаю.

– Думаешь, твоя мама хотела бы, чтобы ты бросила заниматься фотографией?

– Не говорите о моей маме. – Я сильно ударяю по столу ладонью, и школьники, сидящие рядом, затихают и начинают прислушиваться к нашему разговору.

Мистер Жерарди даже не вздрагивает.

– Так как ты думаешь?

Нет. Она бы этого не хотела. Ей, наверное, было бы стыдно за меня.

«Ох, Джульетта, – вздохнула бы она, покачав головой. – Неужели я вырастила тебя такой трусишкой?»

Мысль об этом не вдохновляет. Наоборот, мне хочется поглубже уйти в себя.

– Вы можете найти себе в помощники кого-то другого, – встревает Роуэн.

– Речь идет об альбоме выпускников, – не подумав, рявкаю я. – А не об «Инстаграме».

Улыбнувшись, она делает очередной глоток газировки.

– Тогда займись этим сама.

Ладони снова вспотели. Задумавшись, я катаю между ними бутылку воды. Да в чем проблема? Это же не конец света, а всего-навсего обычный фотоаппарат, час моего времени – и будет кучка дурацких снимков, на которые потом взглянут от силы раз или два.

Воображение рисует коробку с разбитой посудой, выкинутую в мусорный контейнер.

Мистер Жерарди терпеливо ждет моего ответа.

– Вы сказали, что дадите мне фотоаппарат? – смотрю я ему в глаза. – К маминому я уж точно не смогу притронуться.

Выражение его лица не меняется. Люблю это в нем.

– Конечно.

– И я поснимаю всего один час?

– Да. Никаких постановочных фото. Поснимаешь всех в непринужденной обстановке. Столько времени, сколько захочешь, и того, кого захочешь.

Делаю глубокий вдох. Такое ощущение, будто я стою на краю обрыва и все подначивают меня прыгнуть вниз – включая маму. Все убеждают, что со мной ничего не случится, в то время как я вижу лишь зияющую пропасть.

– Я подумаю об этом.

Удивительно, но мистер Жерарди решает не давить больше на меня.

– Подумай, – говорит он, поднимаясь со скамейки. – Сообщи мне о своем решении перед фестивалем.

Это я могу.

Папа приносит на ужин что-то из ресторана Kentucky Fried Chicken. Я не любитель фастфуда, но ничего не ела на обед, и желудок требует своего. Жареным цыпленком пахнет так вкусно! Папа еще не успевает поставить на стол пакет, а я уже достаю из буфета тарелки.

Я моментально разрываю пакет и начинаю вытаскивать упаковки с едой, поглощая при этом печенье. Пюре. Соус. Макароны с сыром. Все желтое. Никаких красочных вкраплений. Даже зеленого горошка нет. Ну и ладно. Я открываю коробку с картошкой и раскладываю ее по тарелкам. Папа не сводит с меня глаз.

– Что? – с набитым ртом спрашиваю я.

– Ты дома. – Он прочищает горло. – И ты ешь.

– Я всегда ем.

– Нет, Джульетта. Не всегда.

Я перевожу на него взгляд. Он такой заурядный. Я всегда поражалась: что в нем мама нашла? Она во всем выделялась. Стоило ей зайти в комнату, и ты уже не мог оторвать от нее глаз. Казалось, своим присутствием она освещает все вокруг. Папа же совершенно обычный. Каштановые волосы, карие глаза, коренастое телосложение. Наверное, его можно назвать милым. Ребенком я была с ним очень близка, но когда из-за месячных у меня начались перепады настроения, он, не зная, как себя со мной вести, предпочел отдалиться.

– Что изменилось? – спрашивает он.

– Ничего, – отвечаю я ровным голосом. – Я не обедала. Проголодалась.

– Ясно. Принести попить?

– Ага.

Папа берет себе пиво, а передо мной ставит стакан молока. Я закатываю глаза. Молоко. Мне шесть лет? Чудо, что он соломинку в стакан не опустил. Меня подмывает глотнуть пива и посмотреть на его реакцию. Однако на сегодня мой жалкий запас храбрости исчерпан. Мы некоторое время молча едим. Меня раздразнил запах жареного цыпленка, но его кожица оказалась слишком жирной, и, сняв ее, я медленно отрезаю кусочек мяса.

– Ты сделала всю домашнюю работу? – спрашивает папа.

Он не спрашивал меня о школе с самого начала учебного года. Я искоса бросаю на него взгляд.

– Еще немного осталось.

– Что-нибудь вызывает трудности?

Я отрезаю еще кусочек цыпленка.

– С учебой у меня проблем нет.

Он снова замолкает, но я чувствую на себе его взгляд. Мне хочется взять тарелку и подняться наверх, но я помню, как повела себя с ним, когда он решил отдать мамины вещи. Может быть, папе больно оттого, что они находятся в доме.

Может быть, мне самой от этого больно. В горле першит, и я откашливаюсь, уставившись в тарелку.

– Ты можешь продать ее вещи, – слабым голосом говорю я.

Папа судорожно вздыхает.

– Это совсем не обязательно делать. Джульетта…

– Все нормально. Я слишком остро отреагировала. Глупо держать здесь все оборудование.

Протянув руку через стол, он опускает свою ладонь на мою.

– Это не глупо.

Не помню, когда отец в последний раз касался меня. Глаза наполняются слезами. Мне нравится его прикосновение, тепло его ладони, наша с ним связь. Только в это мгновение я осознаю, до какой степени ощущала себя потерянной и одиноко плывущей по течению жизни. Я высвобождаю ладонь, желая вытереть едва выступившие слезы. Папа не противится, но не убирает руки.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.